Операция «андраши»
Шрифт:
— Печку я подлатал, — говорил Юрица. — Эта старушка еще как будет топиться. Сейчас сами увидите.
Он наломал кукурузных стеблей, со вкусом уложил их в железное устье, взял у Корнуэлла спички и поджег. В комнату неторопливо повалили густые клубы дыма.
— Черт побери, Юрица, мы так все задохнемся.
— Да погодите минутку, дайте ей разойтись. Вот сейчас, вот сейчас!
Постепенно тяга наладилась, и дым рассеялся. Они сели у стены напротив, смотрели слезящимися глазами, как накаляется устье, и предвкушали возможность согреться.
—
— А у пушек звук всегда такой? Словно далекая-далекая гроза, которой можно не бояться.
— Да, совсем как море.
— Мы летом ездили отдыхать в Триест. Там море очень спокойное.
— Ну, скоро вы услышите Атлантический океан. Вот тогда вы вспомните эти пушки.
— Она вспомнит вас, милый юноша. А знаете, становится тепло.
— Я был бы рад, но к тому времени мы с Томом будем для вас просто людьми, которых вы встретили…
— А ведь еды у нас нет никакой, черт побери.
— Ерунда, Марко. Все это ерунда. Нам и так вполне хорошо. Ведь нам же хорошо, верно?
— Милый юноша, нам очень хорошо.
— Это вы меня забудете, капитан. Подумаете: а, та глупая венгерская девчонка! И забудете меня.
— Он у вас того и гляди покраснеет.
— Заткнитесь, Том!
Они спали на полу, на соломе, и она лежала совсем рядом. Глубокой ночью, убаюканный жаром, которым веяло от накаленной печки, он сквозь дремоту почувствовал, как она повернулась на спину, а потом на другой бок и уютно прижалась к нему. Ее спутанные волосы щекотали его щеку, он ощущал тепло ее тела. Осторожно и бережно, стараясь не разбудить, он положил руку ей на плечо.
Он проснулся на ранней заре. Затекшее тело ныло, голову ломило от духоты. Марта, Андраши и Том все еще спали — Андраши и Том мирно похрапывали, — но Марко и Юрицы не было. Он тихонько встал, укрыл Марту плащом и вышел в промозглый утренний холод. Небо над деревьями светлело. Его подошвы скользили по глине, серой от инея. Он глубоко вдохнул сырой, какой-то безжизненный, замутненный мраком воздух и пошел к развалинам сарая помочиться.
Возвращаясь, он увидел, что по тропке из рощицы идут Марко с Юрицей и девушка в длинной темной кофте. Ее голова была обмотана желтым шарфом. Он вспомнил, что видел ее, когда в первый раз переправлялся через Дунай. Она была из Паланки — что-то вроде политического работника, напарница Кары в том смысле, что она держала связь на этом берегу, как он на том. Добродушная полная девушка с круглым лицом и розовыми щеками. Ее партизанская кличка была Бабуся.
Обрадованный, он поспешил к ним навстречу: еще одно доказательство того, что все идет по плану с точностью часового механизма.
Они подошли совсем близко и остановились, не глядя на него.
— А, Бабуся! Надеюсь, вы принесли нам чего-нибудь поесть.
В угрюмой полутьме он плохо видел их лица и попробовал еще раз:
— Ну, ничего, перекусим завтра! — Обычная формула, означающая готовность голодать и дальше.
Но они молчали. Казалось, они были встревожены. И не просто встревожены.
Они
Марко сказал ровным голосом:
— Они сожгли Нешковац.
Он слушал, и волны катастрофы сомкнулись над его готовой.
— Пламя было видно даже у нас в Паланке. — Когда, Бабуся? — еле выговорил он.
— Десять дней назад. На прошлой неделе. И с тех пор мы каждую ночь ждали на берегу Бору и Кару. Но их не было.
— И вчера тоже? — спросил Юрица.
Она покачала головой, глядя на них широко раскрытыми глазами.
— Все посты здесь усилены. У пограничников теперь новые командиры. Одни фашисты. Не знаю, что бы я делала, если бы вы и сегодня не пришли на условленное место.
И вновь он почувствовал жуткую уверенность, постыдную в ее ясности, что на самом деле все это его не трогает. И тем не менее это была петля, в которой он задыхался.
Кое-как он пробормотал:
— Это ужасное известие.
Марко схватил его за лацканы, впился в него горящими глазами.
— Но это еще не все.
Он парализованно ждал.
— Эти две женщины, помните? Вы слишком долго жили у них, мой друг. Их забрали. На другой день после того, как мы ушли.
Голос Марко был беспощаден:
— Вот во что обошелся этот ваш человек. Ну, надеюсь, вы потом убедитесь, что он этого стоил.
В тисках холода и ясности, уже задыхаясь от отчаяния, он все-таки успел сказать:
— Ради бога, Марко, не говорите Тому. И, ничего не видя, отвернулся от них.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
— Если лечь на живот, — терпеливо советовал Митя, — меньше чувствуешь голод. Мы так делали в лагере. Ну, вон как Касим и Халиф.
Казахи расположились под нефритово-зелеными соснами на сухом мыске, который вдавался в Дунай с этой стороны крошечного острова. Халиф за спиной Касима лениво бросал шишки в серый стремительный поток, который закручивал быстрые воронки между островком и скалистым обрывом Плавы Горы.
Том перевернулся со спины на живот, но лучше ему от этого не стало. Он решил и дальше допекать Митю, лениво его подзадоривая, только чтобы Митя что-нибудь говорил. Смолистый запах сосновой хвои располагал к философствованию — ну, если не самому рассуждать, так хотя бы послушать. С тех пор как вчера, двенадцать, а то и шестнадцать часов назад, Марко отправился на Плаву Гору, чтобы отыскать Бору, Кару «или, черт побери, еще какого-нибудь слободановского связного, который там уцелел», они все погрузились в молчание. Из Корнуэлла невозможно было вытянуть ни слова — его не удавалось даже завести на очередную «речь офицера, воодушевляющего своих солдат». Андраши же говорил только по-венгерски со своей бойкой дочкой. «Эта своего не упустит, хоть и смотрит эдакой птичкой, — подумал он холодно. — Мне такие не по нутру. Другое дело капитану — то есть ей так кажется».