Операция "Берег"
Шрифт:
Митрич набил полный рот тушенки, постелил фрицевские шмотки, кусок обгорелого брезента, слетевшего с кормы «154»-го — от лохмотьев остро пахло гарью:
— Вбваггг.
— А?
— Переползай, говорю. Померзнешь, и так трясет, как тот заячий хвост.
Олег не без труда переполз на тряпье. Утепление, конечно, обманчивое, но все же. Митрич торопливо упихал в себя еще ком мяса, жевал, прислушивался. Ближние немцы молчали, далее — за усадьбой — шла пулеметная перестрелка. Совсем уж дальше работала артиллерия и минометы.
—
— Не, я не буду. Стошнит.
— Всё разом не вытошнит, что-то задержится в организме, — боец сунул лейтенанту нож, отполз к носу танка. — Что-то с той стороны замышляют, так оно мне чуется. Ты ешь, я же особо уговаривать не умею, не нянька.
Олег ковырнул обломком клинка холодное жирное месиво, к горлу немедля подступило. Нет, нужно попробовать. Калории нужны, это ж топливо, иначе вконец заглохнет организм.
Кое-как жевалось, ползло в горло. Лейтенант Терсков подцепил еще комок, орудовать изуродованным складным ножом с треснутыми костяными накладками было не очень удобно, но где потерял ложку, вспомнить не получалось.
— Слышь, Митрич, твоя правда — лаврового не положили.
— А чего же… у меня чувство вкуса… даже повара завидовали, — прокряхтел боец. Просунув винтовку между катков, он пытался что-то зацепить.
А, еще одного дохлого немца подсекает.
— На что тебе покойник? — с некоторым любопытством поинтересовался Олег, вылавливая в банке желе — оно шло в горло легче.
— Бруствер нарастим, — пояснил, отдуваясь, деятельный дед. — С кормы прикроемся, а с той — носовой стороны бугорчик, оттуда гранаты швырять неудобно, так что выкатятся германцы прямо под твою пулеметку. Точно говорю — с той стороны и сунутся.
— Ну, может быть, — лейтенант Терсков посмотрел по курсу умершего танка — там на неочевидном «бугорчике» лежал мехвод — один валенок слетел, ватные штаны, пропитанные маслом, лоснились даже в темноте. — Митрич, а когда по нам попали, мы горели или нет? Ты видел?
— А как же! Прям как на картинке. Едете, жопа дымится, брезент горит, а тут по вам, бах! — встали, и разом еще — бах! Кажется, с дороги танк по вам влупил. А может, самоходка. Механик выскочил, его застрелили. Потом корма у вас еще чуток погорела, но погасла. Всё.
— Да чего вдруг «всё»? — не согласился Олег, скребя дно банки куцым ножом. — Практически цела машина. Брезент и иное барахло — мелочи, наживем еще. Ленивец — тоже ерунда, отремонтируем в два счета. Ну, если жив буду.
— Если чо, без тебя отремонтируют, — заверил дед.
— Или так. Стой, ты что с пулеметом делаешь?! — испугался Олег.
— Диск ставлю. Тот пустой был. Не ставить, сэкономить? — ехидно уточнил Митрич.
Лейтенант Терсков с опозданием осознал,
— Ты как его снял-то? — поразился Олег.
— С божьей помощью. Вознес сердечную молитву святому Иоанну, он мне зажимное кольцо послюнил[8]. Товарищ лейтенант, я хоть деревня-деревней, офицерских училищ и академий не кончал, но на заводе вдоволь поработал, не совсем руки кривые.
— Так это хорошо. Только у него — у пулемета есть специфика. Ты на стрелковом «дегтяреве» первым номером был или вторым?
— Старший помощник подносчика патронов, — Митрич по-стальному ухмыльнулся.
— Ты лыбься. А я все равно объясню, оно не помешает, — сказал Олег, придвигая «свой» ДТ.
— Так я разве возражаю? Я вообще ученые лекции люблю, помнится, специально в клуб ходил, умных людей-лекторов послушать.
— А у тебя вообще какое образование? — с некоторым подозрением уточнил лейтенант Терсков.
— Все четыре класса. Потом еще чуток, — несколько туманно пояснил дед.
Провели краткое техническое занятие. Странным образом в голове лейтенанта Терскова прояснилось — наверное, пересказ заученных в училище знаний помог. Вот только холод донимал — Митрич накрыл лектора своей шинелью, поскольку слушая и комментируя, проводил земляные и иные работы и порядком разогрелся. В корме танка теперь возвышался бруствер из двух немецких тел, боец рыл землю крышкой помятого диска, углублял естественную ложбинку, превращая в окопчик. И о наблюдении не забывал ни на секунду — вертел головой, слушал.
— Здоров ты работать, — с уважением прошептал Олег. — Слушай, если не убьют, пойдешь ко мне в экипаж? Ты хоть и в возрасте, но башнером[9] вполне зачислим. Там наука простая — слушай команду, да заряжай побыстрее.
— Прям внезапно лестное предложение, — прокряхтел дед, работая «лопаткой». — В танке я еще не горел, чего не было, того не было. Могу и попробовать. Но тогда, товарищ лейтенант бронетанковых войск, твоему танку придется свершить славный подвиг. Возможно, погибельный.
— Чего это непременно погибельный? Просто победный никак нельзя?
— Нет, я не в смысле упадничества духа. Просто мне так цыганка нагадала. «Покинешь ты эту жизнь небывало, геройски и доблестно. Редкой судьбы ты мужчина» — и смотрит этак пристально, прям в очах черно-жгучих расплавиться можно.
— Гм, это же суеверие. Не то что вредное, но.… Неужели поверил?
— Как не поверить? Не могла она в тот момент врать, никак не могла. Правда, я тогда не особо вдумывался, сгреб ее, стиснул, и это… Мы в тот момент, стыдно сказать, товарищ лейтенант, в кровати были. Уже как бы повторно. Закрепляюще. Это давно случилось, я еще молодым тогда гулял. С тех пор и ищу повод для «геройской и доблестной судьбы». Но всё ерунда какая-то подворачивается.