Операция "Бешеные лошади"
Шрифт:
Практически весь будущий табун был уже на месте. Но!
Начало перегона не задалось. По крайней мере, так совершенно оределённо для себя решил Сидор, в отличие от Корнея, с первого же дня появления там на месте, непонятно с чего пребывавшего в состоянии самой настоящей эйфории и так до сих пор от этого не избавившийся.
И даже то, что Сидор с первого же момента по прибытию в лагерь перегона вошёл со своими работниками в жёсткий конфликт, его нимало не озаботило. Зная не по наслышке об обязательности левобережцев раз данному слову, он ничуть не озаботился
Ну на самом деле, если с экипажами доставивших их сюда лодий обещают расплатиться лошадьми, да ещё по столь низкой оптовой закупочной цене, то почему бы не попытаться выторговать у руководства перегоном и себе подобных льгот.
Зачем же было орать на них матом, да ещё и бросаться с саблей.
Корней откровенно лукавил. Причину, по которой у Сидора снесло башку он знал прекрасно. И называлась она просто — растрата.
— 'Хорошо что с саблей, — вынужденно признался сам себе Корей. — С саблей Сидор вояка никакой, полный пшик. Вот её у него и отобрали быстренько, чтоб сам не поранился.
— Хуже было бы если б тот схватился за арбалет. Хорошо что его под рукой у 'обезумевшего' Сидора не оказалось. Вот тогда бы трупы среди курсантов были бы точно. При всём своём умении, за зиму буквально с потом и кровью вбитом Корнеем в своих учеников, до уровня Сидора по скорости и точности стрельбы они ещё далеко не дотягивали. Не говоря уж об увёртывании от болта.
— А учитывая душевное состояние Сидора в тот момент'…
Уж в этом Корней себя ничуть не обманывал. Дрессировка, устроенная им как-то прошлым летом на лодье для всей их компании и последующие длительные, регулярные тренировки, дали в сумме поразительный результат, им самим не ожидаемый. И то, чего Сидор с Димоном за прошедший год добились, до сих пор повторить не мог никто. Даже он сам. Что до сих пор являлось предметом его тайной, непреходящей зависти.
Он снова мыслями вернулся к конфликту с курсантами, внутренне про себя поморщивщись, потому как улаживать его пришлось персонально ему, что не доставило Корнею внутреннего конфорта.
По его мнению, отказывать в такой резкой форме, как это сделал Сидор, вообще было недопустимо. Что бы ни произошло, а надо было себя блюсти и вежество соблюдать следовало. Приличий и общепринятых норм поведения, ещё никто не отменял. А уж матом орать и посылать куда-то в даль светлую собственных фактических работников, работающих на тебя чуть ли не задаром, по мнению Корнея вообще было недопустимо.
Однако сам то он, едва узнав что с прибывщими в лагерь перегона лодьями с курсантами прибыл и Сидор, на целый день куда-то исчез, пережидая накатившую бурю. Поэтому неконтролиремый гнев Сидора, обнаружившего пропажу всех своих денег на закупку оборудования, оставленных Корнею на сохранность, миновал его, вылившись на головы подвернувшихся под руку ни в чём не повинных курсантов.
К его обратному появлению в лагере Сидор уже поутих и
Саблю у него отобрали курсанты, навалившись всей толпой, когда Сидор, не найдя в лагере Корея, в бешенстве бросился к табунам вместо Корнея рубить уже лошадей. И теперь здоровущая шишка, зримое свидетельство того как и чем остановили взбесившегося Сидора, наливалось здоровой багровой синевой у того справа на лбу, симметрично скомпенсированная уже от него не менее здоровущим фиолетовым фингалом под левым глазом.
— Зря ты так, — осудил не сдержавшегося Сидора Корней. — Зря ты так грубо говорил с людьми, — поправился он.
Корней незаметно покосился на ножны, до сих пор удобно лежащие у Сидора под рукой. Следовало всё же посматривать, а то Сидора опять могло переклинить, и получать даже пустыми ножнами по башке — не хотелось. Это было как-то не по рангу.
— Не такие уж они плохие ребята. Да чтоб матом с ними разговаривать, да ещё и драться.
— Ну да, — устало откликнулся Сидор.
Он осторожно потрогал фингал. Глаз быстро и уверенно заплывал. Так что уже через несколько ближайших минут Сидору грозило продолжительное одноглазие.
Разговор этот его откровенно тяготил. После прошедшей встречи с выборными от курсантов и того что он там на встрече устроил, он чувствовал полное опустошение и смертельную усталость. Да и было откровенно стыдно за собственную несдержанность. Прям, трепетная лань какая-то, а не взрослый мужик. Курсистка, блин.
Хотелось лечь и вытянуть гудящие от усталости ноги и постараться успокоить ноющую до ломоты в висках голову. Но вместо всего этого приходилось ещё бъясняться с этим гадом Корнеем, как будто всё было и так не очевидно.
— Конечно они не такие, и конечно они не плохие. Тут я с тобой согласен, — покладисто согласился он с ним.
— Только вот хотят чужого, — Сидор криво поморщился. — Хотят на ёлку голым задом сесть, и ж… хотят не ободрать. Всё хотят. И практику хотят пройти, и опыт хотят получить, и оружие хотят иметь новейшее, и бронь непробиваемую, стеклянную. И платить из своего кармана за всё это и многое другое, естественно не желают. И по лошадушке на брата тоже хотят слупить по дешёвке. Нахаляву! — угрюмо буркнул он.
— Чего уж мелочиться. Тем более за такие малые деньги, всего то по золотому за голову.
— Они как услышали закупочную цену, так от жадности прям крышу снесло, — зло проворчал он. — Халявщики!
— Хотите по такой низкой цене покупать — так идите и сами ищите того дурака, что вам так дёшево продаст. Пол года покорячьтесь, организовывая это дело. Потратьте кучу бабок на подкуп и на обеспечение перегона. А потом говорите, что это по золотому за голову.
— Нечего к другим на шею садиться. Ишь! Халявы захотелось. Две тысячи лошадей по золотому захотели у меня купить, — вскинулся снова Сидор.