Операция без выстрела
Шрифт:
После обеда его вызвал следователь. Ничего не спрашивал. Вывел на улицу, сел с ним в машину, и они поехали.
Ильчишин никак не мог сориентироваться, куда его везут. Машина свернула во двор, следователь сказал: «Пойдем», и они поднялись на второй этаж большого дома.
В комнате, куда его ввели, находились полковник Соколюк и полковник Тарасюк. Ильчишин только успел заметить на столе у Соколюка большую папку с бумагами. Несколько листков он держал в руках.
Соколюк вышел из-за стола и, обращаясь к Ильчишину, спросил:
— Чем вы объясняете, что в последнее время националисты за рубежом стараются доказать, что ничего общего не имели с оккупантами, а, наоборот, якобы даже вели с ними борьбу?
— Тут ничего странного нет, — равнодушно сказал Ильчишин, словно его это не касалось. — Я уже на следствии говорил, что еще в 1943 году, когда стало очевидно, что Германия войну проиграла, принято было решение сохранить связь националистов с фашистскими оккупантами в тайне, а окружение руководства ОУН, которое знало о сотрудничестве с абвером и гестапо, ликвидировать…
— А разве смертью десяти или сотни свидетелей можно скрыть то, что знают тысячи и миллионы? — спросил Соколюк.
Ильчишин посмотрел на Соколюка, затем перевел взгляд на Тарасюка.
— Конечно, это было трудно, а вернее, невозможно. Ведь народ знал и видел, что оуновцы с первых дней войны активно пособничали оккупантам и руками националистов делали то, что
— Например? — спросил Соколюк.
— Примеров много. Возьмем организацию полиции. В каждом селе — по десятку и больше полицаев. Разве это было нужно немцам? Националисты понимали, что люди, которым Советская власть дала и землю, и школу, и работу, да что говорить — все дала! — не поверят, что гитлеровцы принесли свободу. Значит, надо их держать под страхом смерти. Что националисты и делали. Они знали, кого следует мобилизовать на работу в Германию, знали, кто может уйти в партизаны.
— И вы это делали, Ильчишин? — спросил Соколюк.
— И я это делал, и говорил, что мы, националисты, знаем лучше немцев, что и как надо делать для, «нового порядка» на Украине.
— Но почему именно теперь националисты подняли шум, доказывая, что они вели борьбу против оккупантов? — повторил Соколюк.
— Видите ли, кое-кто думает, что время работает на них. Прошли годы, растет молодежь, она спрашивает, кто с кем был во время оккупации Украины. У националистов одна беда — еще живы многие свидетели, которые могут сказать: «Это было не так». Я, например, думаю, что националистам надо еще молчать лет двадцать — двадцать пять, не меньше.
— А как быть с этими документами? — и Соколюк передал какие-то бумаги Ильчишину.
Ильчишин посмотрел первую страничку, вторую, третью… Документов было много. Он задержался на документе от 15 июля 1944 года — докладной записке начальника гестапо о встрече с Гриньохом-Герасимовским. Ильчишин лихорадочно читал, о чем Гриньох договорился с гестапо. Еще раз глянул на первую страницу и посмотрел на Соколюка… Во взгляде его были страх и тревога.
— Там есть перевод, если вам трудно читать по-немецки, — и Соколюк подошел ближе.
— Спасибо, я знаю немецкий…
Ильчишин снова склонился над документами.
Взгляд его лихорадочно перескакивал с одной страницы на другую, выхватывал знакомые фамилии, имена, названия населенных пунктов. И везде гриф «Секретно», «Совершенно секретно»… Но на отдельных строчках взгляд его словно спотыкался, и тогда Ильчишин, чтобы полностью осознать написанное, перечитывал абзац заново.
«Лемберг, 29 марта 1944 года
Секретные дела рейха
…Назначенная на 26 марта 1944 года встреча с Герасимовским не состоялась по служебным причинам… Герасимовский был своевременно письменно извещен, и ему была назначена другая встреча, которая состоялась 27 марта 1944 года в 17.00 на ул. Еловой, 25, кв. 10.
Господин командующий приказал, чтобы… Герасимовского информировали о том, что с ним хочет лично беседовать господин командующий. Герасимовский заявил, что он сам не против встречи с начальником полиции безопасности, однако должен предварительно консультироваться с руководством своей организации. При согласии руководства организации встреча должна была состояться на личной квартире господина командующего 28 марта 1944 года в 17.00. Герасимовский получил соответствующее разрешение на упомянутую встречу и, приняв все меры предосторожности, явился в назначенное время на квартиру господина командующего, где в присутствии нижеподписавшегося состоялась беседа между господином командующим и Герасимовским.
Герасимовский подробно изложил свое мнение о точке зрения господина командующего и сделал заявление.
Он обстоятельно показал, что подпольная борьба бандеровской группы ОУН направлена только против большевизма и что нарушение немецких интересов, а также вообще антинемецкая тенденция в политике бандеровской группы ОУН никогда не велась и не ведется, потому что бандеровская группа ОУН в немецком народе видит единственного партнера, на которого она может опереться с надеждой на успех в борьбе против большевизма.
Бандеровская группа ОУН не может в открытой форме выступить против большевизма, иначе организация должна отказаться от своей конспирации.
Бандеровская группа ОУН должна непременно оставаться в подполье…
…Если сейчас последствия этой борьбы нельзя предвидеть, то будущее непременно покажет, в каком составе и какими средствами бандеровская группа ОУН станет бороться против большевизма как за линией советского фронта, так и на фронте и перед фронтом, а именно через террор и диверсии.
…Само собой разумеется, что эта подпольная борьба не бросается в глаза так, как участие в боях на фронте. Она станет такой же действенной и так же потребует таких же жертв.
Так что бандеровская группа ОУН полагает скрытой борьбой добиться внимания фюрера, чтобы заслужить для украинского народа причитающееся место в новой Европе.
…ОУН придает большое значение тому, что связь может существовать в обоюдных интересах.
В конце беседы господин командующий поставил Герасимовскому несколько конкретных вопросов:
а) Будет ли бандеровская группа ОУН оказывать постоянное содействие «Украинской добровольной стрелковой дивизии»?
На вопрос был дан положительный ответ.
б) Согласятся ли бандеровские группы ОУН оказывать влияние на украинскую полицию?
На вопрос был дан положительный ответ.
в) Будут ли бандеровские группы в случае, если с немецкой стороны будет запланировано возобновление мобилизации украинского народа на борьбу против большевизма, вести пропаганду и мешать возможной мобилизации или препятствовать ей пропагандой?
Герасимовский заявил на это, что ОУН ни в коем случае не будет мешать, по ее мнению, такие силы есть в украинском народе, и немецкие оккупационные власти могли бы провести мобилизацию для себя, а ОУН могла бы одновременно вербовать силы в охватываемых местностях еще и для УПА, и что обе партии не мешали бы друг другу…»
«Лемберг, 22 апреля 1944 года
Секретно
Группенфюреру СС и генерал-лейтенанту полиции Мюллеру
Лично
Берлин
Оберфюреру СС и генерал-майору Биеркампфу
Лично
Краков
Как уже сообщалось, сотрудничество с УПА будет в дальнейшем прямо поддерживать… вермахт, прежде всего абвер.
С целью достижения общего понимания истинного намерения абвера относительно УПА 19.04 проводилось информационное совещание с тремя абверкомандами группы армий «Юг»…
Подполковник Линдгардт ранее осуществлял свою разведывательную и контрразведывательную деятельность главным образом при помощи военнопленных. После быстрого наступления русских… для него оставалась единственная возможность — пользоваться людьми УПА… Без связи с УПА его разведывательная и контрразведывательная деятельность была бы вообще немыслима…
…Подполковник Селидер
После этого первого эксперимента должны последовать дальнейшие. Ему, подполковнику Селидеру, вполне ясно, что на этом пути вооруженные соединения при дальнейшем наступлении немецких групп, возможно, могли бы поднять борьбу против немцев. Однако в ближайшее время нужно проводить диверсии в тылу русских. Конкретных заданий он бы людям УПА не давал.
Для вермахта безразлично, каким образом имеющимися в советских военных областях соединениями проводились бы диверсионные задания.
Решающим фактором является то, что банды в тылу Красной Армии ведут борьбу. Это подтверждается сообщениями агентуры…»
«Лемберг, 26 мая 1944 года
Совершенно секретно
В Главное управление имперской безопасности
Лично штурмбанфюреру СС и амтсрату Поммерингу
Берлин
Начальнику полиции безопасности и СД в генерал-губернаторстве
Лично оберфюреру СС и полковнику полиции Биеркампфу
Краков
Начальнику полиции безопасности и СД в генерал-губернаторстве — зондеркоманда IV-№ 90/44 — Варшава — лично гауптштурмфюреру СС и криминальрату Шпилькеру
Варшава
СС — и полицейфюреру дистрикта Галиция
Лично бригаденфюреру СС и генерал-майору полиции Димгу
Лемберг
Ниже излагается доклад моего расположенного в данное время в Бржезанах филиала отдела «Тернополь» о деятельности и позиции в настоящее время группы Бандеры и УПА в районе Бржезан, где УПА сконцентрирована особенно сильно и где она проявила себя — как показывает доклад — особенно лояльно по отношению к немецким, интересам, несмотря на свою численность и силу.
Я позволю себе заметить, что эта позиция УПА в конечном итоге объясняется известной моей связью с Герасимовским.
Части УПА, которые в Галиции вряд ли смогут противостоять войскам Советов, следует передислоцировать в район боевых действий, который предоставил бы относительно слабым подразделениям УПА обещающую успех возможность отразить дальнейшее продвижение советских войск. Таким благоприятным районом могли бы стать Карпаты.
Немецким оккупационным властям следует быть убежденными в том, что стягивание УПА в Карпатах направлено исключительно против Советов и ни в коем случае против немецких интересов.
Если кто-то будет опасаться, что на своих карпатских позициях УПА захотела бы помешать или предотвратить возможный отход немецких войск, то такое предположение абсолютно нереально.
Я ссылаюсь на то, каким высокомерным и смехотворным является намерение УПА задержать Советы в отрезанном положении, если даже немецкой армии не удалось этого сделать.
Эти намерения можно расценивать как смехотворные и высокомерные».
«IV Н—90/44 ГРС
Лемберг, 15 июля 1944 года
Секретные дела рейха
…3…V.44 года состоялась следующая встреча с Герасимовским, во время которой он мне заявил, что согласно моим указаниям он связался с отрядами УПА в Галиции и узнал, что УПА Галиции имеет в своих руках 20 живых советских парашютистов. Среди этих агентов есть несколько женщин, так называемых радисток, т. е. радиоагентов.
ОУН — бандеровская группа согласна передать мне этих 20 парашютистов-агентов… ОУН желает, чтобы за передачу 20 парашютистов полиция безопасности выполнила следующую просьбу:
…Герасимовский подчеркнул, что ни парашютисты, ни УПА не должны знать, что агенты переданы полиции безопасности. Поэтому он предложил следующее: УПА получит указания перевести находящихся у них арестованных агентов в другое место. Путь следования будет мне известен, я буду находиться в засаде с надежными силами полиции безопасности и смогу остановить членов УПА, которым поручен перевод арестованных, и забрать агентов-парашютистов. Во избежание напрасного кровопролития ОУН — бандеровская группа даст указание, чтобы конвоиры были совсем без оружия или незначительно вооружены.
Лично Герасимовский будет находиться вблизи, чтобы в данном случае, при возникших недоразумениях, уладить этот вопрос».
Ильчишин просмотрел еще несколько документов и вернул их Соколюку.
— Что вы на это скажете, Ильчишин?
— Я, разумеется, не мог видеть этих документов, но со слов Бандеры, Лебедя и самого Гриньоха знал о переговорах с гестапо и абвером. Знал, что по заданию абвера мы оставили много диверсионных и террористических групп в тылу Красной Армии. То есть, как член руководства ОУН, знал обо всем…
— Я наблюдал, как вы читали эти трофейные документы, и мне показалось, что вас кое-что поразило. Так?
— Да, — признался Ильчишин. — Первым делом я подумал, что абверовцы так драпали, что вынуждены были оставить важнейшие документы. Но это не все. Обидно, что они, абверовцы, не нашли других слов для нас, как бандиты. Бандиты — и все тут… Разве нельзя было найти другого слова для тех, кто в действительности были их сообщниками?
— А вы, Ильчишин, до сего дня не знали, что и гестапо, и абвер вас, националистов, именовали только бандитами? — спросил Соколюк.
— Не знал. Хотя Гриньох мне рассказывал, что по поручению руководства он просил оружие для УПА, а гестаповский генерал Димг его высмеял и даже сказал: «Вы любезный, в другом месте можете говорить про УПА, а не здесь. То, что вы называете УПА, мы, немцы, считаем бандой. Но не это самое страшное. Смотрите, чтобы народ не подумал о вас так, как мы, немцы». Я тогда не поверил Гриньоху, а теперь убедился, что он говорил правду.
Соколюк поднялся и дал понять, что допрос окончен, но Тарасюк заметил, что Ильчишин что-то хотел сказать еще.
— Вы хотите добавить?
Ильчишин тяжело вздохнул и равнодушно махнул рукой.
— Хотел бы, да не знаю, стоит ли.
— Смотря что. Говорите.
— Выходит, что только оуновцы вели борьбу против Советской власти и больше никто?
— А если точней? — спросил Соколюк.
— Чего уж точней? А мельниковцы, или бульбовцы, или так называемый Украинский вспомогательный комитет во главе с Кубийовичем? Или гетманцы? Все из кожи лезли, а теперь только бандеровцы — и террористы, и диверсанты, и душегубы, а про тех ни словечка. Что они, не заслужили, чтобы их вспомнить?