Операция «Форт»
Шрифт:
Люди, повешенные на балконах одесских улиц, на ветвях платанов, на переплетах портальных кранов в морском порту, произвели гнетущее впечатление на Федоровича. Впрочем, теперь он стал Петром Ивановичем Бойко. Это еще хуже! Ведь каждый встречный, каждый прохожий — на Дерибасовской, Нежинской, Ярославской мог опознать в хозяине слесарной мастерской бывшего управляющего конторой укркультторга, главпарфюмера и толкнуть его в петлю. Нет, это очень жутко — ходить и ждать!
Вот тогда, терзаемый страхом, Антон Брониславович и решил — надо идти в полицию и заявить — да, работал на Советы, заведовал магазином. Своим, если они вернутся,
С таким настроением Антон Брониславович шел в полицейский участок, нащупывая в кармане газету с приказом румынского генерала. Командующий гарнизоном обещал прощение всем советским офицерам, которые добровольно явятся на регистрацию.
Выполнить задуманное не удалось — потребовали заявление. Ну и что ж — первый шаг все-таки сделан. Заявление он напишет, ничего страшного.
Выйдя из участка, Антон Брониславович встретил на улице младшего Гордиенко. Встреча не из приятных. Этот парень просто раздражает его. Признаться, Федорович его даже побаивается — Яков сломает шею и себе и другим. Просто бешеный! То связался с Фрибтой, и неизвестно теперь, чем это кончится, то задумал минировать дом на Красноармейской. Федорович был уверен, что Гордиенко рассказывает ему далеко не все, что делает он со своими дружками. Лучше от него как-нибудь избавиться.
Яков вышел из-за угла, когда Федорович уже далеко отошел от полицейского участка. Значит, Гордиенко не мог видеть, как он выходил из полиции. Это хорошо, лучше Антон Брониславович сам при случае расскажет обо всем, чтобы снять подозрения.
Столкнувшись с Яшей нос к носу, Бойко — Федорович недовольно сказал:
— Нечего днем болтаться по улицам, шел бы в мастерскую работать. Могут прийти посетители, а тебя нет на месте.
Под «посетителями» Федорович подразумевал связных от Бадаева.
Поздний визит агента сигуранцы встревожил и напугал Федоровича. Хорошо, что дома были только он и жена. Ребята опять бродили где-то по городу.
Друмеш спросил — здесь ли живет Петр Иванович Бойко, и, убедившись, что перед ним именно тот человек, который ему нужен, предложил Бойко пройти с ним. Когда они вышли, он не произнес больше ни единого слова, только указывал: прошу направо, теперь сюда, идите прямо…
Было темно, и редкие синие фонари горели только в центре. На улице Бебеля стало немного светлее, ветер раскачивал синие лампы над мостовой. Комендантский час еще не наступил, но прохожих было совсем мало. Ни Бойко, ни Друмеш не заметили, как один из прохожих остановился, удивленно поглядел им вслед и пошел сзади на таком расстоянии, чтобы только не потерять их из виду.
В сигуранце поднялись на второй этаж, прошли по коридору и очутились в маленькой комнате с двумя дверьми — одна та, через которую Друмеш ввел Бойко, а другая, полуприкрытая, вела в соседнее помещение. Там тоже горел свет, и слышались мужские голоса.
— Посидите, — сказал Друмеш и оставил Антона Брониславовича одного.
Комната была почти пустая, стоял здесь только стол, покрытый листом прозрачного плексигласа, без единой бумажки, даже без чернильницы, кресло, табурет и маленький запертый шкаф в углу, рядом с входной дверью.
Бойко сидел долго, может быть, с полчаса, начиная все больше томиться тревожным ожиданием. Когда стало совсем невмоготу, вошел наконец невысокий чернявый румынский
— Я локатинент Харитон, следователь бюро жюридик. Вы знаете, что это такое?
Нет, Федорович ничего не слышал об этом бюро. Харитон разъяснил: бюро жюридик — военно-следственная полиция, которая занимается расследованием преступлений и передает дела в военно-полевой суд.
Харитон снова помолчал, снова пристально взглянул на Антона Брониславовича и также негромко спросил:
— Вы знаете, кто убил Фрибту?
Федорович почувствовал, будто пол уходит из-под его ног. Но он нашел в себе силы сказать:
— Я не знаю, кто такой Фрибта.
— С кем вы говорили сегодня на улице, когда вышли из полицейского участка?
— Я ни с кем не говорил, господин Харитон, здесь какая-то ошибка, — упавшим голосом ответил Федорович. В его голове молнией пронеслось — неужели они все знают?
— Советую вам не допускать ошибок. — Харитон сделал ударение на последнем слове. — Господин Жоржеску! — позвал он кого-то из соседней комнаты. Затем без всякого перехода резко и громко закричал: — Встать!.. Кому я говорю, встать!..
Антон Брониславович встал. Из двери вышел приземистый человек с тяжелой челюстью и перебитым носом. Он шел словно боксер на ринге — втянув голову в плечи и согнув руки в локтях.
— Господин Жоржеску, посоветуйте господину Бойко быть разговорчивей…
Жоржеску пошел мимо Федоровича, словно направляясь к шкафу, стоящему в углу, и вдруг левой рукой нанес ему сильный, короткий удар. Антон Брониславович охнул, но не упал. Он отлетел к стене и будто переломился надвое. Удар пришелся в солнечное сплетение. Федорович не мог ни вздохнуть, ни распрямиться. Ему казалось, что он задыхается, умирает. Прошло несколько минут, Жоржеску, так и не издав ни звука, исчез за дверью. Харитон невозмутимо сидел за столом, положив маленькие руки на плексиглас. Лампочка, горевшая под потолком, отражалась на гладко зачесанных, будто полированных волосах. Наконец Федорович смог разогнуться. Дыхание стало возвращаться к нему.
— Садитесь, — сказал ему Харитон. — Так с кем вы говорили сегодня на улице?
— С Яковом Гордиенко, слесарем из моей мастерской…
Из сигуранцы Федорович вышел поздней ночью. На углу Пушкинской, недалеко от гестапо, его остановил патруль. Бойко предъявил разовый пропуск. Проверили и пропустили. Он зашагал по направлению к Нежинской.
Дома все спали. Жена проснулась, тревожно приподнялась.
— Все в порядке, — сказал он ей. — Не болтай только, куда меня вызывали…
В сигуранце ему посоветовали: пусть ведет себя так, будто ничего не случилось. Но не так-то легко было это сделать. Уже следующий день вызвал новые треволнения.
Еще в прошлый четверг Федорович обещал Продышко зайти к нему на Французский бульвар и поговорить о работе. Петр Иванович Продышко, оставшийся на пивоваренном заводе, все больше входил в доверие к оккупантам. После прихода румын он передал им сырье, оставшееся на складах, передал оборудование завода, якобы сохранив его от уничтожения. Нашлись люди, которые подтвердили, что бывший начальник планового отдела самолично обезвредил заряд, предназначенный для взрыва завода. Теперь Продышко работал коммерческим директором — новые власти оценили его заслуги.