Операция «Гиппократ»

Смирнов Валерий Павлович

Несмотря на устные предисловия до замечательной книги, потеющие от страха редактора отпихивали роман назад автору. В эпоху кровавого террора они явно предпочитали иметь дело с органами, чем печатать такое произведение. И делали это не потому, что стояли на защите интересов читателя и литературы.

Заставить кого-то читать книгу Сосисомиди в типографском виде можно было только по декрету Совнаркома – это редактора хорошо себе понимали. А еще они легко пришли до вывода: если роман «Моя жизнь» не увидит свет, так органы, вполне возможно, и не пошлют их в Сибирь или до стены. Но когда такое замечательное произведение будет опубликовано,

так сомневаться в собственной преждевременной кончине лишний раз не придется. Пусть даже имеется индульгенция от канонизированного Горького, кто станет обращать на нее внимание, когда прочитает пару страниц «Моей жизни»?

Редактора оказались правы в своих выводах с возможными летальными исходами. Это подтвердила жизнь на примере литсотрудника Додончо, у которого сердце оказалось неважно подготовленным до постоянных встреч с Сосисомиди, устраивающим в парадном редакции засады с рукописью и горьковским мнением.

Роман «Моя жизнь», между прочим, оказался таки да произведением, влияющим на судьбы людей даже в ненапечатанном виде. Потому что из-за него товарищу Додончо посчастливилось умереть от инфаркта за рабочим столом по собственному усмотрению, а не именем советского народа совсем в другом месте.

Если бы Янис Сосисомиди знал, стольких людей он достал своим так и не опубликованным романом, то банабак в отставке загордился бы еще больше, чем горьковским автографом, как его жизнь не прошла даром. Сын Сосисомиди наотрез отказался идти по папашиным стопам с фамильной реликвией «Моя жизнь». И потому всю почти что нерастраченную ради литературы отцовскую любовь Янис стал тратить на внука, когда у него уже не осталось сил бегать по жизни со своим романом под мышкой.

Старый Сосисомиди завещал внуку не только «Мою жизнь», но и свой литературный талант вместе с кепкой, именем и фамилией. Он ежедневно вбивал в голову маленького Яниса – наша фамилия всё равно зазвучит, и в конце концов ребенок стал не понимать: разве как-то может быть иначе?

Хотя папа Яниса номер два старался не брать в руки книжек по каким-то одному ему известным причинам, мальчик с ранних лет доказывал – он истинный внучок своего дедушки. Однако, когда Янис опубликовал свое первое стихотворение, дедушка уже не мог порадоваться тому, что семейная фамилия в конце концов украсила печатную продукцию.

Продукция была выпущена заводом имени Октябрьской революции, что в общем-то не самое главное. Основное заключалось в появлении фамилии Сосисомиди в напечатанном виде. Не на заборе возле их дома с разнообразными комплиментами в адрес Яниса, а на страницах многотиражки. К тому времени старый Сосисомиди благополучно перебрался с этого света туда, где наверняка разгоняет чертей и ангелов одним видом своего испытанного временем средства под названием «Моя жизнь».

В отличие от дедушки, Янис считал себя не прозаиком, а поэтом и пытался всех в этом убедить. Поднакопивший жизненного опыта перед тем светом автор «Моей жизни» успел поделиться с внуком, как сделать, чтобы от его рифмованной продукции не смог отбиться даже Господь, а не то, что редакторы каких-то заштатных газет. Зачем лишних слов, когда поэт Сосисомиди имел шанс печататься действительно где угодно за пределами этих самых Штатов, пускай на очень ограниченной для литературы территории. До счастья Яниса, он не понимал: литература и его творчество – это две большие разницы.

Янис Сосисомиди, подобно дедушке, полностью посвятил себя творческой

жизни, а в свободное от марания бумаги время набирался опыта в рядах инженеров, дворников, сторожей, истопников. Он трудился где попало, лишь бы его не заставляли работать. И не мешали писать стихи. Хотя главным для Сосисомиди был не сам творческий процесс, а его финал. Он был готов писать что угодно, лишь бы это публиковали, пускай и на заборе. У Яниса таки да имелся определенный талант: своими нудностями Сосисомиди мог вымотать нервы у бронзового статуя. И в конце концов его продукция появлялась на страницах газет, переполняя радостью сердце автора, видящего свою фамилию в напечатанном не на машинке способом.

Янис не зря избрал путь до славы, используя советы дедушки, роман которого газеты не могли печатать хотя бы потому, что он был толстым. Зато стихи – совсем другое дело. Они мало того, что короткие, так в неслыханно расплодившихся многотиражных и районных газетах только рады, когда до них приходит шаровая продукция. Такое там положение: пара литсотрудников потеют с утра до вечера над статьями, попутно сочиняя письма трудящихся самим себе, статьи командиров производства и рассуждения за подписями нештатных корреспондентов, которых в редакциях никто никогда в упор не видел. А тут сваливаются, как облегчение, шаровые строки, занимающие свое место в рубрике «Творчество наших читателей» и здорово срезающие объем редакционной работы. Кого волнует качество стихов, если партком понимает в этом деле не хуже, чем во всем остальном производстве? Зато, благодаря янисам, пухнет редакционный портфель вместо голов корреспондентов – чем бы еще заполнить пустоту между постановлением партийного комитета, сообщением о ремонте фермы и прогнозом погоды.

Редакции, в которые, до счастья творческих коллективов, Сосисомиди не мог прийти лично, он бомбил через почту. Каждый шедевр поэта был отпечатан на машинке через десять копирок, и многие газетчики стали задавать вопрос автору: вам не кажется, что эти стихи мы печатали год назад? Чтобы снять с себя такие подозрения, Янис делал от руки приписки даже на восьмом экземпляре произведения «Новые стихи!» и разгонял их по тем направлениям, где работала почта. При этом Янис немножко недоумевал: какого хрена редакциям задавать дурные вопросы? Можно подумать, год назад. А что, в этом году Первое мая отменили?

В таких рассуждениях легко откопать здравый смысл и понять метод работы свихнувшегося на самом себе поэта. Он гнал не просто стихотворения, а непременно привязывал их к какому-то событию, обозначенному в календаре красным цветом, и даже если эти стихи, по мнению редакции, не дотягивали до вершины поэзии аж областного уровня, их все равно печатали. А где, к примеру, еще набраться свежей стихотворной продукции, посвященной Дню железнодорожников, ведомственной многотиражке «Паровозный свисток»?

На железнодорожниках Янис не зацикливался; он давным-давно понял: главным локомотивом его творчества на страницы газет должен стать даже не бронепоезд, а образ вождя. Зато дальше всё пойдет, как по маслу, на качество которого явно повлияли стихи «Мелодия труда», опубликованные в районной газете «Червоне дышло», находящейся за двести километров от ближайшего театра.

Сосисомиди сделал точный вывод и таранил Ильичом все газеты, начиная от «Гудка пастуха» Надднипрянского района и заканчивая такими крутыми изданиями как овидиопольская городская газета «Маяк коммунизма».