Операция "ГОРБИ"
Шрифт:
Молодежь, вдохновленная властителем дум, Д. Писаревым, сквозь эти эзоповы строки понимает, что мир людской жесток и еще суровее, чем мир живой природы. Выживает тот, кто проявляет… супержестокость. Именно так зарождается русский террор. Это всего лишь революционная «версия» естественного отбора по Дарвину. В высшем обществе разыграются ожесточенные споры между западниками и славянофилами. Одни ратуют за традиционный путь России, другие — за то, чтобы Россия стала либеральной и такой же цивилизованной, как Англия. «Мы хотим, чтобы у новорожденного (имеется в виду общество, освобожденное от крепостного права) в первый же день прорезались зубы и
Так говорилось в МАНИФЕСТЕ РУССКИХ ЛИБЕРАЛОВ эпохи императора Александра Николаевича Романова, автора первой РУССКОЙ «ПЕРЕСТРОЙКИ».
Почти теми же словами будут говорить с политической трибуны «продолжатели перестройки» Михаила Горбачева — «мла-дореформаторы», в первую очередь, Е. Гайдар, а также А.Чубайс, Б. Немцов, И. Хакамада.
Чтобы одним рывком «вытащить Россию из тьмы» (это где 80 % крестьянства безграмотно!), политическая элита Александровской России обращается к опыту Запада. А там — все восторгаются Ч. Дарвином и его книгой, опубликованной в 1859 году «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь». Выживает сильнейший. Борьба за существование в природе аналогична борьбе за существование в человеческом обществе! Конкуренция — в основе прогресса. Все, что устарело, должно безжалостно отмереть. Всего за несколько лет СОЦИАЛ-ДАРВИНИЗМ захватит всю Европу.
Самым ярким выразителем идей социал-дарвинизма стал Герберт Спенсер, автор лозунга survival of the fittest (выживает сильнейший!). В своих работах «Прогресс: его законы и причины» и «Основные начала» (1860) он вводит понятие социального прогресса: «Универсальный закон природы: существо, недостаточно энергичное, чтобы бороться за свое существование, должно погибнуть». Социальный конфликт, с его точки зрения, является вечным и неустранимым, хотя, в итоге, и должен привести к становлению идеального общества.
Другим представителем социал-дарвинизма принято считать Уильяма Самнера (он отстаивал необходимость социального неравенства и был противником государственного вмешательства в экономику). На тех же позициях стояли американские социологи Албион Смолл и Густав Ратценхофер. Американский писатель Джек Лондон был сторонником СОЦИАЛ-ДАРВИНИЗМА вплоть до идейного перелома, отраженного в романах «Железная пята» и «Мартин Идеи».
Постулаты социал-дарвинизма схожи с постулатами капиталистической экономики, ставя человека перед выбором: «либо плыви, либо тони», признавая всех, кто не смог приспособиться к условиям «рынка» и «общества потребления»… «людьми низшего сорта». После поражения нацистов во Второй мировой войне, социал-дарвинизм был табуирован во всем мире. Однако, в завуалированном виде социал-дарвинизм продолжает играть огромную роль в современном обществе США. При этом, в своих крайних вариантах социал-дарвинизм близок к евгенике и расизму и служит обоснованием для господства над всем населением планеты «ЗОЛОТОГО МИЛЛИАРДА», милитаризма и неограниченной ЭКСПАНСИИ «ГОСУДАРСТВА ИЗБРАННЫХ» ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ.
По рядам дельфинария понесли программки, и Роберт замахал рукой, чтоб одну из них ему продали.
— Не знаю, как вы, Ирис, а я лично животных люблю больше, чем людей. Они куда разумнее устроены. И порой меня мучает вопрос, а имеет ли в
— Роберт, прекратите вашу философию, а иначе я встану и уйду, — Ирис недовольно надула губки. — Я от вас устала. К тому же, сиденье жесткое, и от воды несет хлоркой.
Прозвучали фанфары, и на середину бассейна верхом на великолепном морском красавце выплыл дрессировщик в гидрокостюме. Держась левой рукой за спинной плавник черного, с белыми боками дельфина, отважный парень правой рукой Йриветствовал зрителей. Трибуны встречали его овацией. Черная кожа гидрокостюма подчеркивала его спортивное телосложение, и дрессировщик дельфинов казался неземным человеком-амфибией.
— Косатка, — буркнул Роберт. — Кит-косатка. В роли морского коня — страшный хищник. Черноморская косатка. [2]
2
Косатка — именно так принято у биологов, с написанием гласной «о» в корне слова, вопреки правилам русской орфографии именовать морского хищника. Возможно, это произошло для своеобразной дифференциации видов, потому что в животном мире есть и грамматически правильная «касатка» — деревенская ласточка. — Прим. автора.
— Вы шутите, Роберт. Это симпатичный дельфинчик.
— Как же! — Роберт рассмеялся. — Этот хищник только маскируется под дельфинчика. Он будет пострашнее акулы. Никто не знает, почему киты-косатки охотятся на своих же родичей, китов-горбачей. Ни одна акула не тронет горбача, исполина северных широт. Зато косатки набрасываются на него целой стаей, и горбач за считаные минуты отдает концы. Когда зазевавшийся горбач понимает, что его окружили не безобидные дельфины, а киты-косатки, обычно уже слишком поздно.
— Какой ужас!
— О, да. Косатка — уникальное морское создание.
По лесенкам, спускающимся к бассейну, понесли сладкий миндаль. Роберт протянул пакетик крымского лакомства Ирис.
— Спасибо. Попробуем.
Едва прозвучали финальные фанфары, Ирис и Роберт, не дожидаясь, когда дрессировщик под овации трибун завершит «круг почета» верхом на своем хищном морском коне, помчались к выходу. Перескочив разбитый временем каменный бордюр, они перебежали с солнечной стороны улицы на тенистую аллею мощных платанов. Зеленовато-желтые колючие шишки щедро усыпали тротуар, и они пошли медленнее, боясь случайно наступить на колючий шар.
В цветастых пляжных костюмчиках мимо проходили загорелые мамаши с детьми. Шалопаи бодро топали по горячему асфальту, лопая на ходу шоколадные столбики мороженого. Ребятня постарше носилась по аллеям, забавляясь тем, что выхватывала друг у друга кепки и панамки. Мальчишки в ярких шортах и футболках с шумом и смехом карабкались, как обезьянки, на многовековой кряжистый бук. Молодые мамы в коротких платьицах везли малышей в прогулочных колясках. Улыбающиеся карапузы что-то радостно изображали пухлыми пальчиками, и верещали на своем младенческом языке.
Автобус свернул с тенистой ялтинской аллеи на дикий горный серпантин. Вдали показались темные очертания Аю-Дага. Старенькие сиденья видавшей виды машины полопались. Из-под нагретого солнцем черного кожезаменителя лезли куски желтого поролона. Автобус натруженно скрипел колесами, преодолевая бесконечные повороты пыльной и разбитой дороги. Слева возвышались высохшие на солнце скалы, окрашенные крымской зеленовато-бурой охрой, а справа пылали огненные цветы иудина дерева, благоухали нежно-розовые олеандры и колыхалось зеленое море виноградников. За виноградниками показалось и настоящее море — живое, дышащее и тоже зеленоватое. И вот, наконец, вдали замаячила табличка «Артек».