Операция «Хамелеон»
Шрифт:
Лицо Роджерса оставалось бесстрастным:
— Я скажу, что такого разговора не было, сэр! Он встал:
— Если у вас разговор только на эту тему, то… извините. Я очень занят.
— Ах так… так… Профессор задыхался от ярости.
— Тогда… тогда…
С неожиданной для такого тучного тела быстротой он вскочил на ноги, толкнул дверь плечом и выбежал из кабинета.
Полковник перевел дух. Этот визит не сулил ничего хорошего. Роджерс прошелся несколько раз по комнате, чтобы успокоиться.
— Ну и черт с ним! — в конце концов решил он. — До завтра он
Подумав немного, он снял телефонную трубку, набрал номер.
— Алло! — голос его был жесток. — Сообщите в пункт Ц, чтобы человек, который вылетит частным самолетом Д-127, явился сегодня вечером в 9.30 на место встречи у парка Дикойи.
Роджерс посмотрел на часы. Был уже полдень, время ленча. Обычно полковник отправлялся на ленч не домой, а в «Тамтам», небольшой и тихий ресторанчик, расположенный поблизости, на той же улице, что и верховный комиссариат.
Ресторан содержали два брата-ливанца, и он пользовался успехом: здесь всегда было свежее пиво, доставляемое ежедневно из Англии самолетом. Пиво было дорого, да и цены на все остальное были здесь очень высоки.
Как всегда, в ресторане было полутемно и прохладно. С десяток столиков стояло между обрезков тонких пальмовых стволов, на которых висели старые рыбацкие сети.
Красные лампы, прикрытые резными чашами колебасов, бросали с потолка причудливые блики.
Полковник пожал руку хозяину, толстеющему молодому человеку, стоявшему у двери, и прошел к стойке бара, где было два-три свободных табурета. Здесь он обедал каждый день.
— Бифштекс и пиво, — бросил он, усаживаясь на высокий неудобный табурет.
— Йе, са… — выдохнул бармен в красной куртке и, обернувшись к окошечку в стене позади себя, торжественно объявил:
— Бифштекс и пиво для мистера Роджерса!
В ожидании бифштекса полковник неторопливо потягивал пиво, холодное и густое, когда вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и резко обернулся. За столиком в углу сидел Глаголев. Встретившись взглядом с Роджерсом, Глаголев неторопливо допил пиво, бросил в рот горсть соленых орешков из стоявшего перед ним блюдечка, встал и направился к нему.
Полковник Роджерс знал этого русского. Консул Глаголев частенько бывал по служебным делам у сотрудников верховного комиссариата Великобритании. Встречались они и на дипломатических приемах.
— Хэлло, мистер Роджерс! — весело произнес Глаголев. — Не возражаете?
Он кивнул на пустой табурет у стойки.
«А теперь русские, — с тревогой подумал Роджерс. — Разговор первый, но, видать, не последний». И сразу же перешел в наступление.
— Если хотите поговорить о Николаеве, к сожалению, ничем помочь не могу. Обратитесь к гвианийским властям.
Неожиданно для самого себя Роджерс почувствовал, что нервничает.
«Странно, — подумал он. — Что это со мной? Наверное, устал. Устал, и сказывается климат».
— Пива, — коротко бросил бармену Глаголев, будто не расслышав сказанного англичанином.
Он неторопливо, с наслаждением отхлебнул из высокой кружки, улыбнулся. Улыбка
«У него в крови наверняка есть что-то татаро-монгольское», — отметил про себя Роджерс. Он ждал, что русский вот-вот начнет говорить о том, о чем, надрываясь, кричали сегодняшние газеты. Но русский молча пил пиво, аккуратно сдувая пышную пену. Потом он неторопливо достал и закурил сигарету, глубоко затянулся. И вдруг насмешливо улыбнулся, прямо в бесстрастное лицо полковника:
— Итак, значит, вы ничего не знаете обо всей этой истории с Николаевым?
Он встал, сунул сигареты в карман:
— Ведь мы же с вами уже давно взрослые люди, мистер Роджерс. И отлично понимаем, откуда и какой дует ветер.
Он слегка поклонился и твердым шагом пошел к выходу.
Полковник вежливо кивнул в ответ и поднес кружку к губам. Пиво показалось ему безвкусным, неприятно теплым.
И опять он подумал, что операция идет как-то не так.
Когда он вернулся к себе, ему доложили, что полчаса назад в штаб-квартире профсоюзов хаджи Имолы окончилась срочная встреча руководителей объединенного забастовочного комитета.
В отличие от штаб-квартиры Конгресса профсоюзов Гвиании здесь было все солидно и респектабельно. Здание было трехэтажное, недавно отремонтированное. У подъезда — стоянка для машин, неоновая вывеска. Внутри — современная металлическая, оклеенная пластиком мебель, цветные телефоны. Кинозал, зал для совещаний, кабинеты.
Хаджи Имола не скрывал своих связей: на стенах его кабинета висели портреты президентов США, американских профсоюзных боссов.
Лицо хаджи Имолы, сидевшего под портретом американского президента, было, как всегда, совершенно бесстрастно. Зеленая чалма, тонкие правильные черты, пепельная кожа. Он молча смотрел перед собой холодными, выцветшими от старости глазами и, казалось, не замечал возбуждения, царившего в комнате.
Растерянно что-то говорил окружавшим его соратникам толстяк Адесанья. Он уже предчувствовал неприятные объяснения с лидерами международной католической организации профсоюзов: ничего себе — оказаться в одной компании с красными, да еще, как выясняется, под прямым руководством русского агента!
— Ох, этот Бора! — говорил Адесанья. — Недаром полиция разыскивает его по всему городу.
Старик Димоду кипел от ярости.
— Такими полумерами, как забастовка, ничего не добьешься! — потрясал он костлявым кулаком. — Восстание! Восстание и восстание! Они начали с разгрома профсоюзов Бора, потом придет очередь Рабочего союза, а потом…
Старик кивал на бесстрастного хаджи Имолу.
Шум все разрастался. Здесь были лидеры и функционеры лишь трех профсоюзных центров — из Конгресса профсоюзов Гвиании не было никого.
Хаджи Имола, решив, видимо, что дольше ждать бесполезно, встал.
— Товарищи! — еле слышным голосом начал Хаджи. Димоду демонстративно хмыкнул.
— Товарищи! — тверже повторил Имола. — Я взял на себя инициативу собрать это совещание, потому что товарищ Бора, председатель нашего комитета, судя по всему, арестован.