Операция «КЛОНдайк»
Шрифт:
– Тише, тише, любимая, – прошептал Леонид, обнимая ее. – Ревность – выше человека, это чувство, не поддающееся контролю, наверное, так же, как любовь… Ты стала еще прекраснее, расцвела такой женственной красотой, что у меня дух перехватило, когда я тебя увидел там, на трибуне вашего института. Как же я могу не ревновать тебя, когда только что опять нашел? Да я любого разорву за тебя в клочья!
– Боже ты мой, я и не подозревала в тебе такой кровожадности! – улыбнулась Есения.
– Станешь тут кровожадным, – проворчал Леонид, –
Он дернул за бретельки, и платье вдруг неожиданно упало к ногам Есении, разом открыв его взгляду ее стройное тело и полные упругие груди безо всякого бюстгальтера… Если бы он знал, что под платьем на Есении была надета только вот эта кружевная полоска, притворяющаяся трусиками, то он бы ее вообще не выпустил из каюты!
Опустив взгляд на еще пока плоский живот Есении, он заметил тонкие бледные полоски на его коже, бегущие к бедрам.
– Что это? – спросил он, осторожно проводя по ним пальцем.
– Это растяжки после беременности. Лёнечка был большим и беспокойным мальчиком… – тихо ответила Есения.
Леонид молча опустился на колени и прижался губами к ее животу – «родине» их сына, и в этом момент почувствовал, как внутри Есении что-то дрогнуло, устремляясь к нему навстречу.
Он пораженно поднял на Есению глаза, та тоже посмотрела на него сверху не менее изумленно.
– Господи, да рано же еще! – прошептала она побелевшими губами. – Он не может начать так рано шевелиться…
– Но и я почувствовал… – почему-то тоже шепотом, словно боясь кого-то спугнуть, сказал Леонид.
Возбуждение его сразу же куда-то ушло, он приложил щеку к животу Есении и почти всерьез спросил:
– Эй, на подлодке, есть кто-нибудь?
И тут же вновь почувствовал движение, словно кто-то изнутри погладил его по щеке. Леониду даже показалось, что в воздухе пронеслось едва уловимое: «Е-е-есть…»
«Господи! Мистика какая-то!» – подумал он, поднимаясь с колен.
– Пойдем, дорогая, я отведу тебя в постель, – сказал он, беря Есению за руку.
Она молча пошла за ним в спальню.
Когда она легла, Леонид окинул ее обнаженное тело долгим взглядом, но вместо того, чтобы сразу лечь рядом с ней, он неожиданно накрыл ее одеялом, и только потом опустился на постель.
Есения сначала удивленно глянула на закрывшее ее тело одеяло, а потом на Леонида, лежавшего чуть поодаль от нее. На ее лице отразились разочарование и обида.
– Не обижайся, любимая… – попросил Леонид, протянув к ней руку и бережно тронув ее за плечо. – Но он там… живой… Вдруг я ему наврежу?
Он неожиданно почувствовал не просто ответственность за этого маленького человечка, который жил в Есении, а какую-то незнакомую щемящую нежность.
«Я буду любить тебя, ты только родись!» – пообещал он, обращаясь к малышу, и услышал, как Есения тихонько ойкнула.
– Что ты? – всполошился Леонид,
– Опять… – виновато улыбнувшись, ответила Есения и откинула одеяло. – Иди ко мне, никому ты не навредишь…
Желание новой волной обрушилось на Леонида. Он даже не успел зафиксировать тот миг, когда он приблизился к Есении. Через секунду она уже была в его объятиях и, прижавшись к нему полной грудью, крепко обвила его ногами.
Глава одиннадцатая
Сидя с закрытыми глазами в шезлонге на палубе яхты, Есения наслаждалась утренним солнцем. Леонид заботливо укрыл ее пледом, а сам пошел в кают-компанию взять что-нибудь выпить. Сегодня выпал первый, более-менее спокойный с точки зрения волн день из тех трех дней, которые они провели в море по пути в Гонконг. Есения очень тяжело переживала качку и не выходила из каюты, большую часть времени проводя в пробежках между кроватью и туалетом. Сегодня же море успокоилось, и Леонид решил, что Есении просто необходимо побыть на свежем воздухе.
«Какая я счастливая!» – думала Есения, прикрыв глаза. Несмотря на то, что их страстная ночь с Леонидом завершилась тогда под утро самым неприятным образом из-за приступа жесточайшей тошноты, вызванной усилившейся качкой, Есения ощущала себя полностью удовлетворенной. Леонид не отходил от нее ни на минуту, ухаживая за ней все то время, пока ее выворачивало наизнанку.
«Он любит меня… Ну не чудо ли это? Ведь столько лет прошло!»
На лицо Есении вдруг упала тень. Она нехотя приоткрыла глаза.
Рядом с ней, загораживая солнце, стоял Кондратюк и внимательно рассматривал ее.
– Филипп, разве можно так тихо подкрадываться? Вы меня напугали, – недовольно сказала Есения, вновь закрывая глаза. – Какое чудесное утро, не правда ли?
– Да, – согласился Кондратюк, садясь в соседний шезлонг. – Есения Викторовна, вы меня простите за нетерпение, но у меня есть к вам один вопрос. Можно?
– Извольте… – согласилась та и, открыв глаза, в ожидании посмотрела на него.
– Мое руководство просило разобраться с поставкой из вашего института органов, предназначенных для трансплантации. Это ведь были не донорские органы… – он сделал паузу, испытующе глядя на Есению. – Ведь эти органы где-то выращивались, верно? И, похоже, что они выращивались не в самом институте, а где-то в другом месте…
– Ну и как же ваше руководство догадалось об этом? – усмехнувшись, поинтересовалась Есения, сделав акцент на слове «ваше».
– Просто закрались сомнения из-за качества и идеальной совместимости присылаемых из России органов, – пояснил Кондратюк. – Невозможно было постоянно находить таких близких по гистосовместимости доноров, но и работ по выращиванию органов в самом институте не велось, это я точно знаю. Потому я и затеял всю эту канитель с конференцией, надеясь, что на ней хоть что-нибудь всплывет…