Операция «Моджахед»
Шрифт:
— Можешь не распинаться, давай сразу к делу, — покачал головой Иванов. — По-моему, он тебя не слушает.
— Он слушает, но ему пока поровну, — уверенно заявил Костя. — Потому что он понятия не имеет, как это вообще может быть — с точки зрения цивилизованного общества... Мы, нохчи, гордые дети гор, живём по своему средневековому укладу и клали с прибором на вашу цивилизацию...
— Ты что, тоже нохчо? — неожиданно спросил по-чеченски как будто бы и в самом деле не слушавший психолога Рашид.
— Он не нохчо, — ответил я на чеченском. —
— Он что, думает, я совсем баран? — Рашид чуть оживился — обратил свой взор в мою сторону.
— Если не баран, слушай его, — предложил я. — Он только на вид вредный, а на самом деле очень умный и чуткий. Это его работа. Он спас не один десяток таких семей, как твоя. От позора, от смерти и так далее. Думаешь, ты один такой на всю Чечню?
— И о чём мы там журчим? — недовольно прищурился Костя.
— Я сказал, что ты самый отъявленный мерзавец, каких только видела чеченская земля, — перевёл я. — И не колеблясь покажешь эту запись его родным, если он тебя не будет слушать.
— Правильно сказал, — Костя с довольным видом кивнул. — Так вот, мы, нохчи, плевать хотели на вашу цивилизацию. Девчонку эту несчастную мы забросаем камнями, в сторону семьи, будем пальцем тыкать сто лет, а мерзавцы пусть себе гуляют и гнусно ухмыляются. У нас, нохчей, такой славный обычай. Нас ебут, а мы крепчаем...
— Сволочь, — отчётливо процедил сквозь зубы Рашид. — Совсем сволочь, шакал...
— Я, конечно, сволочь, — согласился Костя. — А вы все — жопошники и не мужчины. Трахнули, сделали запись, одели пояс, заставили взорваться. Куда ей деваться после такого? Кто защитит, спасёт от позора? Мужиков нет, одни жопошники кругом... Это не оскорбление, а просто констатация факта. Это уже не первый случай, и всегда всё происходит по одному и тому же сценарию. Других вариантов не было. Ну и скажи мне, кто вы после этого?
Рашид промолчал — только скрипнул зубами и покачал головой. Обидно выслушивать такие вещи из уст представителя «слабой и больной» нации. Убить его нельзя, а возразить нечего.
— Молчание — знак согласия, — продолжал развиваться Костя. — Что должен сделать мужчина в таком случае? Мне, простому горцу, плюющему на цивилизованные законы, это представляется так. Просто так видится в закономерно создавшейся ситуации... Я, горец, нахожу свою сестру, изымаю её из обстановки и прячу где-нибудь на чабанской «точке», где её никто не найдёт. Либо, вообще, вывожу в Россию, там точно не найдут. Это — первым делом. После этого что я делаю? Принимаюсь за планомерное уничтожение всех, кто хоть краем причастен к данной мерзости. Потихоньку отлавливаю и режу.
— Я их всех не знаю, — пробормотал Рашид, всё так же глядя в пол. — Как всех достать? А которые главные — к ним вообще на пушечный выстрел не подпустят...
Костя обвёл нас торжествующим взглядом. Есть контакт! Товарищ вписался в процесс. Перестал хлюпать носом, начал соображать по теме. Это уже полпобеды. Потому что имелось веское опасение, что товарищ
— Да, как достать? — подхватил Костя. — Безусловно, я не знаю их всех, но есть ведь такое понятие, как ниточка и клубок... Если я знаю хоть одного из этой банды, я его поймаю... и сразу не убью. И что я с ним сделаю?
— Их пытать — бесполезно, — покачал головой Рашид. — Это не такие люди. Они ничего не скажут.
— Не надо пытать, — небрежно махнул рукой Иванов. — Есть гораздо более эффективные способы...
Полковник, видимо, хотел упомянуть про «сыворотку правды», которая развязывает языки всем подряд независимо от убеждений и вероисповедания, но Костя остановил его жестом — сейчас он рулит, ему можно и полковника поправить — и предложил другой вариант.
— Пытать я его не буду. Ещё время тратить... Я приглашу двух своих знакомых грузин — у нас служат такие генацвале, до чужих жоп бо-ольшие охотники! Они этого товарища отжарят по полной программе, и без вазелина вовсе. А я сниму это дело на камеру...
Рашид перестал смотреть в пол и поднял на психолога удивлённый взгляд. Не ожидал абрек такого оборота. Видимо, ему показалось, что он ослышался.
— Он сделает, — сказал я по-чеченски. — Он, конечно, чуткий и добрый, но к людям, которые такие вещи делают, относится беспощадно. И плевать ему на закон — уж я-то знаю...
— Чего журчим? — недовольно скривился Костя.
— Язык учить надо, — буркнул я. — Ты не обращай внимания, это не в контры тебе, а в качестве дополнения. Развивайся, развивайся...
— За кадром я сообщу, что таким вот образом развлекается весёлый затейник, как бишь его... ну, допустим, Арби такой-то. А для того, чтобы грузины хорошенько возбудились, мы его, разумеется, перед этим делом нарядим в короткую юбочку, женские чулочки и кружевное бельишко...
Рашид вдруг хмыкнул. Видимо, представил себе, как это безобразие будет выглядеть. Крепкий мужик. Быстро вывалился из прострации. Помнится, пять минут назад кто-то тут хотел немедленно взорваться...
— А потом я его... отпущу.
— Зачем отпускать? — возмутился Рашид. — Ты думай, что говоришь, да!
— Затем отпущу, что к самым большим, как ты верно заметил, меня на пушечный выстрел не подпустят. А этот трахнутый моджахед будет моим информатором. И за неделю сдаст мне всех остальных. Укажет маршруты, места проживания и так далее, в общем, сдаст их всех. Они ведь не сидят безвылазно в горах, перемещаются, какие-то вопросы решают. Вкалывать он будет как папа Карло, и сачковать ни в коем случае не станет. Потому что я определю ему конкретный срок, по истечении которого, коль скоро я не получу результат, эта мерзкая плёнка будет опубликована самым широким тиражом. Нет, я понимаю: он в любой момент готов умереть с оружием в руках во благо Великого джихада... Но умереть солдатом — это одно. А умереть педерастом в кружевном бельишке, это, извини...