Операция «Моджахед»
Шрифт:
В процессе поисков отсеяли троих из списка: двоих февральских, одного январского. Уже ближе к сумеркам добрались до январской «точки» под номером семнадцать.
«Точка» располагалась в неглубокой обширной балке — за двести метров не разглядишь — и была обнесена по периметру двухметровым кирпичным забором. Вот новость! На предыдущих «точках» заборов не было вообще. Разве что кошары метровой сеткой обнесены, чтобы ягнята не блукали.
— Ага! — Иванов возбуждённо потёр руки. — Приготовились. Боюсь ошибиться, но что-то мне подсказывает...
Подъехали поближе, вышли,
За забором басовито брехали собачки, судя по тембру, как минимум, откормленные «кавказцы», не менее двух единиц. Машины мы оставили метрах в пятнадцати, все встали полукругом, отчасти прикрываясь капотами, а Иванов подошёл к калитке в металлических двухстворчатых воротах, выкрашенных в зелень, и негромко постучал.
Тут же, как по команде, калитка чуть приоткрылась, и из щели показалась двустволка. Над забором с трёхсекундным опозданием возникла ещё одна, и тоже направленная в нашу сторону. Однако до чего же тут неприветливые товарищи!
— Русские военные, — Иванов показал руки, зачем-то покрутился на месте. — Никаких операций, обысков, «зачисток» — просто поговорить надо.
Калитка приоткрылась чуть шире, в дополнение к двустволке возникло лицо.
— Он, — буркнул стоявший рядом со мной Вася. — Только в бороде.
Точно, это был Рашид Музаев, собственной персоной. Вот ты какой, северный олень! Не зря прокатились...
То, что мы, не озабоченные его поисками соплеменники, а всего лишь русские военные, Рашида немного успокоило, но к немедленному дружелюбию не подвигло. Какое дружелюбие, товарищи? Этот могучий красавец воевал с нами и в первую, и во вторую, наверняка немало нашего брата положил.
В общем, двустволку он чуть опустил, но смотрел настороженно и оценивающе. А вторая двустволка на заборе так и осталась в статичном положении. Хорошие воины, настоящие нохчи. Братцу младшему едва тринадцать минуло, а вот поди ж ты, прикрывает старшего по всем правилам военного искусства. И плевать ему, что нас больше и вооружены мы не в пример лучше...
— Насчёт забора — это ты зря, — буркнул Глебыч, приближаясь к калитке вслед за Ивановым.
— Не понял? — Рашид нахмурился. — При чём тут забор?
— На других «точках» нет, — пояснил Глебыч. — А у тебя есть. Приметно.
— Да, сразу в глаза бросается, — поддержал Иванов. — Ты бы ещё плакат написал: «Рашид Музаев. Кровникам строиться в очередь».
Рашид заметно вздрогнул, в глазах что-то такое полыхнуло... А может, показалось, и то был всего лишь отблеск багряного заката. Но факт, во взгляде абрека за считаные секунды пронёсся целый шквал чувств. Костя у нас мастер читать взгляды, он бы вам тут с три короба наплёл, чего там ему удалось в этом взгляде рассмотреть.
А я скажу проще: Рашид мгновенно обшарил нас взглядом с ног до головы, и его попросившаяся было на волю боевая ярость тут же сменилась отчаянием. Семь бойцов, стоят с хорошим
— Нас не интересуют твои дела с администрацией, — верно отреагировал на эмоции хозяина Иванов. — Нам абсолютно поровну, что ты живёшь здесь под другой фамилией. Вообще, лично к тебе у нас нет никаких претензий.
— Зачем тогда приехали? — угрюмо поинтересовался Рашид.
— Есть разговор насчёт сестры, — сообщил Иванов.
— Не знаю, — с готовностью замотал головой Рашид. — Она... гхм-кхм... отдельно с мужем живёт, давно не видел...
Есть целая категория нохчей, которые совершенно не приспособлены врать, — не те, что в городе воспитывались, а именно коренные горские селяне. Их, селян, в своё время учили: мужчина должен идти по жизни с гордо поднятой головой и всегда говорить правду. Хочешь что-то в тайне сохранить — например, что угнал у соседа отару или зарезал кого-то неправильно, просто не говори про это никому, и всё тут. А врать негоже. То есть они, конечно, врут, жизнь заставляет... но это сразу заметно. Тут же краснеют или запинаются, а то и просто глаза опускают, не хотят встречаться со взглядом обманутого человека.
Рашид запнулся, покраснел и опустил взгляд. Попался, голубчик. Даже и без эмоций, просто по логике. Тебе кто, вообще, сказал, какой именно сестрой интересуются? У тебя ведь их две! И чего ты так сразу отвечать бросился, почему не встал на дыбы — типа, какое дело вам до моей сестры?
— Может, во двор пустишь, сядем, поговорим с глазу на глаз? — предложил Иванов. — В твоих интересах, между прочим. Мы ж не разбойники какие, не ломимся силой, бумажками перед носом не машем, по-человечьи хотим...
— Не знаю, — Рашид так и не поднял взгляд на Иванова, смотрел куда-то в сторону. — Ничего не знаю, понятия не имею...
— Сестру любишь? — неожиданно кинул вопрос со средней дистанции Костя.
— Тебе какая разница? — Рашид повернул голову в сторону психолога, полоснул враждебным взглядом и запоздало проявил мужской норов: — Это моя сестра, тебя вообще не касается! Зачем приехали? Я вас не звал, уезжайте!
— Ну, как знаешь, — покладисто кивнул Иванов, разворачиваясь и направляясь к машинам. — Если тебе плевать, пусть она умрёт. По коням, хлопцы, нам тут делать нечего...
— Э, э! — Рашид весь вылез за калитку и даже сделал два шага вслед за Ивановым. — Ты зачем так сказал? На что намёки бросаешь?!
Иванов остановился и оценивающе посмотрел на Рашида, как будто решая, стоит с ним разговаривать или нет. Затем жёстко выдал:
— Твоя сестра в любой момент может умереть. Если тебе небезразлична её судьба, нам стоит пообщаться. Наедине. Без лишних ушей.
— Заходи, — Рашид широко распахнул калитку. — Давай, заходите, чего встали?
Вот так быстро меняется настроение у абрека Рашида. Только что прочь гнал, теперь в гости зовёт. А ничего необычного, просто Иванов сказал волшебное слово.