Операция начнется в подень
Шрифт:
– Давай, открывай ворота! – приказал он Калине, садясь за руль.
Они выехали на дорогу и двинулись через поселок, узкими, не асфальтированными дорогами…
Поздним вечером, когда густая темнота уже окутала город, Беспалый вернулся один, без Калины. Он никому не сказал, куда делся его кореш. Мало ли куда! Погнал машину на юг.
Потом Беспалый позвал бойцов бригады, и они вновь принялись избивать Цыганкова, уже отвязав его от балки и бросив на пол.
На теле Александра не осталось живого места. Он как сквозь вату слышал какие-то голоса, смутно,
Время суток спуталось у него в сознании, и он перестал отличать ночь ото дня.
С каждым ударом тело Александра слабело. И как бы он ни пытался найти выход, прокручивал в мозгу возможные способы побега – выхода не было. Веревки, связавшие его, больно впились в руки и он уже не чувствовал пальцев, веки слиплись от залившей их крови, текшей со лба.
Но он верил, точно знал, что пока лежит на деревянном полу, пачкая его своей кровью, всё Управление, не переставая, ищет его. Что бы ни произошло, его поиски не прекратятся.
Ближе к полуночи истязатели бросили свою грязную работу, крепко привязали его руки к батарее отопления и ушли спать. Утром с небольшими перерывами они снова били его, но не убивали. Видимо, ждали окончательного решения Матвея.
Впрочем, Цыганкову уже было все равно. Тело практически превратилось в один большой отек, лицо и глаза заплыли от ударов.
Но чем больше тело теряло чувствительность, чем больше оно становилось неуправляемым, легким, тем больше на Цыганкова опускалось какое-то неземное спокойствие. Мысли о приближающейся смерти, словно белые барашковые облака, лениво и неспешно плывущие по небу, так же медленно и тихо проплывали в голове, не цепляя сознание, не тревожа душу.
Он чувствовал себя посторонним и думал о себе, как о постороннем.
И он думал о том, что хорошо умирать сейчас, летом, когда тепло, когда земля мягкая и пористая, дышащая, словно человек. Ему припомнилось, как у кого-то из коллег зимой умер родственник, а гробокопатели запросили слишком высокую цену за копку ямы. Тогда они всем отделом вызвались помочь.
На улице температура около двадцати пяти градусов мороза – настоящая уральская зима, ребята взяли ломики и принялись долбить стылую, неподдающуюся землю. Было ощущение, что долбили они каменную гранитную глыбу, что земля промерзла глубоко насквозь, почти до центра земли.
Прошел час, два, а они углубились лишь на несколько сантиметров. Пот заливал глаза, пальцы болели, и руки в перчатках не могли удержать железо – ломики вырывались и падали на землю с глухим звоном. Лишь когда кто-то догадался и пошел за старыми автомобильными покрышками, и они их разожгли по периметру ямы, только тогда эта каменная земля начала оттаивать и понемногу пускать их вглубь.
Эти мучения вспомнились ему сейчас и они, как ни странно, казались ему тяжелее и страшнее, тех мучений, которым он подвергался. Именно тогда он подумал, что если и придется умирать, то лучше всего это делать летом, а не зимой.
После полудня на базу приехал Матвей. Он был раздражен и молчалив.
В сопровождении Беспалого Матвей зашел в гараж и, посмотрев на лежащего без сознания оперативника, сказал:
– От него пора избавиться. Вывези в лес, только позднее, ближе к ночи. Дороги сейчас перекрыты, гаишники чуть ли не каждую тачку смотрят. К вечеру, думаю, немного остынут! Сегодня утром трясли "Эльдорадо". Приезжали псы из его Конторы – всё перевернули. Наверное, будут пасти меня по полной программе, но хвоста пока за собой не видел. Может, прицепят позднее. Ты мне по телефону не звони, если что, сам приезжай.
– Ништяк, Матвей – кивнул Беспалый – сделаем!
– Тут еще такая тема – продолжил Матвей, – эти дни нас не только ментура может доставать. Не нравится мне, как себя Сильвестр ведет – похоже, озлобился он, не принял смерти своего человека. Со мной не разговаривает, его люди тоже нос воротят. Я прикинул хрен к носу и думаю, что его пацаны реально могут сюда подскочить на разборки. Поэтому, ты нашу братву держи наготове – пусть сидят эти дни в хатах и по первому свистку будут готовы на стрелку.
Они вышли из гаража. Матвей забрался в свой джип и поехал назад в казино, а Беспалый отправил одного из бойцов в город, на другую хату, чтобы тот к вечеру пригнал машину. Избитого опера, валявшегося у них на полу в гараже, надо было скрытно отвезти в лесной массив по другую сторону города.
За прошедшее время Рита не оставила своего желания переговорить с Сергеем. Поначалу, предложение Бондаренко показалось ей смешным, даже абсурдным. Она подумала, что не сможет поставить на одну доску работу Сергея и свой бизнес – это две ничем не связанных друг с другом сферы. Предложение Сергею изменить интересам службы звучало для Виккерс дико и нелепо.
Но потом её неотрывно начали мучить мысли о возможности с помощью денег Бондаренко решить свои проблемы. Она думала об этом и в офисе, и даже дома.
Застывшая стройка в торговом Центре все время была у нее перед глазами. Она иногда заезжала туда на своем джипе, и каждый раз покидала территорию Центра с горьким чувством личной утраты. Словно у нее отбирают родного ребенка, а за беспробудное пьянство лишают родительских прав.
Вечером, переодевшись в свободную домашнюю одежду, она брала бокал "Мартини" с соком и льдом, сидела на кухне, размышляла. И после нескольких выпитых бокалов, предложение Геннадия ей уже не казалось настолько невозможным, что его не следовало даже обсуждать. Наоборот, чем дольше она сидела за кухонным столом, тем больше ей начинало казаться, возможным и исполнимым это его предложение.