Операция «Остров Крым»

Чигиринская Ольга Александровна

Он взял радио, включил рычажок в режим передачи.

– Ему скажи. Человеку своему, который там сидит.

– Я тебе скажу, лейтенант Палишко. И твоим быкам. Шок отличается от других… сосудистых состояний… тем, что его запускает центральная нервная система. Мозг, – беляк запрокинул голову для длинного, какого-то мучительного вдоха, – или то, что вам его заменяет… получает болевой сигнал предельной мощности…

Остапчук взял его этой блескучей хреновиной за ухо и сначала проколол, а потом рванул на себя.

Звук

получился такой, что Палишко чуть не вытошнило – но крик тут же заглушил его. И видно было, что беляк старается сдержаться – а ничего не выходит, само из горла рвется, все тело вопит. Палишко хотел ему под самый нос радио сунуть, но он головой мотал, пришлось за волосы придержать.

– Нет, – простонал гад. – Нет… нет…

Ага, сломался, паскуда.

– Давай, проси, – сказал лейтенант. – Проси теперь!

– Нет, – беляк выдохнул. – Не такая. Эта вызовет максимум коллапс… а шок… шок – это сигнал о массированной кровопотере. Ты понимаешь… что значит «массированной»… лейтенант?

Палишко мигнул Остапчуку: продолжай. Тот поддел зубчиками тонкую кожу над ключицей, щелкнул, рванул…

Анисимова вывернуло.

На этот раз беляк орал громче и дольше, но, когда выорался, снова уставился Палишке в лицо щелочками подбитых глаз:

– Мозг… выбрасывает в кровь… а-адреналин и эн-ндорфины. Пери… ферийные… сосуды резко сжимаются. Человек бледный, как простыня. Но он может двигаться… бежать… даже драться… какое-то время. Это – эректильная фаза…

Остапчук снова поддел, сжал, рванул… На этот раз эректильная фаза у беляка продолжалась недолго: повыл чуть-чуть, подергался, сник и тут же заблевал себя какой-то коричневой жижей. Кофе, наверное.

– Воды, – скомандовал Остапчук. Старослужащие понеслись выполнять команду.

Беляка трясло, у него стучали зубы.

– Вторая фаза, – проговорил он, еле ворочая языком, – называется… торпидной. Теперь… организм бросает все ресурсы… на самое главное. Сердце. Легкие. Мозг. При шоке… человек не теряет сознания… Мозг работает до конца. Остальные органы… как получится. Запускается порочный круг…

Какой именно – он так и не договорил: Остапчук снова взялся за дело.

* * *

– Красные покинули Евпаторию и проследовали на северо-запад! – доложил, откозыряв, командир разведвзвода.

– Слава Богу! – Главнокомандующий перекрестился. Шеин неодобрительно покосился на него. Это, конечно, хорошо, что красные, сами того не зная, выбрали худший для себя вариант отступления. Повезло. Но командир не должен играть в такую орлянку. Командир должен уметь принимать соответствующие решения быстро. Князю Басманову, с сожалением отметил он, не хватает быстроты и жесткости, он слишком подвержен колебаниям.

Шеин одернул себя. От таких мыслей очень близко до реального мятежа, которым его пугает Басманов.

Положение действительно скользкое, и, может быть, даже хорошо, что князь мыслит стратегически, в конце-концов, он – главком… Но по-главкомовски правильно было бы оставить евпаторийские дела на него, Шеина, а самому заняться установлением связи с другими дивизиями и превращением отдельных очагов сопротивления в единый Крымский фронт…

– Итак, Дэвидсон, – сказал князь. – Что мы решаем с Дэвидсоном?

– Что мы решаем с Кымыл-Муруном, разберемся для начала.

– По-моему, с Кымыл-Муруном все ясно. Предупредим Денисова и отправим за ними в погоню батальон «Воевод», усиленный эскадроном «Витязей».

– Почему не «Святогоров»? – возразил командир бронемобильного батальона капитан Папагос. – Танки и «Воеводы» не смогут их нагнать.

– Они их нагонят, потому что им просто некуда будет деться, – сказал князь. – Кымыл-Мурун наш, казаки их встретят. Преимущество в скорости не так важно, как преимущество в броне и вооружении. Почему я должен объяснять вам такие элементарные вещи? Так что там с Дэвидсоном?

– Пока что они держатся, – сказал Шеин. – Я совсем недавно выходил на связь. Силы равны, система обороны на авиабазе поставлена разумно, и им удается отбивать все атаки. Хреново будет, если к красным придет подкрепление или у Дэвидсона кончатся боеприпасы. И то и другое вполне реально.

Князь понимал, что полк Беляева был не единственным советским формированием в Крыму.

– Передайте Дэвидсону, что в течение двух часов помощь к ним выйдет, – сказал он. – В самом крайнем случае, если кончатся боеприпасы – пускай сдаются, чтобы выиграть время.

– Они не сдадутся, – подал голос Лобанов.

– Почему это?

– А вы не знаете? – спросил Шеин. – Красные пытают пленных.

– Бросьте! – отмахнулся князь. – Какой-то любитель золотишка разорвал Гусарову ухо, Денисову подбили глаз – и уже вся дивизия в панике.

Брови Шеина поползли вверх.

– Гусаров ни при чем, – сказал полковник. – Красные пытали кого-то из наших и передавали это по радио.

– Что?

– Это так, сэр, – подтвердил Лобанов. – Один из радистов случайно услышал на общеармейской частоте… Скоро узнали все, не только радисты…

– Когда это было?

– Почему «было»? – мрачно усмехнулся Шеин. – Хотя, возможно, уже и «было». Штабс-капитан, включите радио…

Лобанов включил, повертел тумблер настройки. Нашел.

С минуту они слушали молча…

– Он, наверное, медик… – Лобанов говорил так, словно в горле внезапно пересохло.

– Выключите! – Князь подскочил к радио и выдернул вилку из розетки. – Что, радистам нечего больше делать, кроме как следить за этим… гиньолем?

– Теперь вам понятно, почему Дэвидсон не сдастся? – спросил полковник.