Операция «Остров Крым»

Чигиринская Ольга Александровна

– Для очистки совести, – мрачно ответил он. – Все, господа. Расходимся. Благодарю за внимание.

Новак встал, точным щелчком выбросил сигару в урну и первым вышел из конференц-зала. Он не сказал ни слова за все время брифинга, но в нем Верещагин был уверен более всего.

В дверном проеме Новак на секунду застыл и откозырял всем присутствующим. Потом развернулся на каблуках и… снова откозырял.

Напротив Новака стоял командир горно-егерской бригады полковник Кронин.

– Вольно, господа, – бросил он, прежде чем все успели вытянуться. – Можете

идти. А вас, капитан Верещагин, я попрошу остаться.

Офицеры и унтер-офицеры испарились из конференц-зала.

Заложив руки за спину, полковник прошелся по комнате, пересек луч проектора. Контрфорсы Лхоцзе поползли по складкам мундира, вершина царапнула нарукавный знак.

– А теперь вы мне объясните, что здесь происходило.

– Что именно, ваше высокоблагородие?

– Вот этот… брифинг. Что вы тут обсуждали?

– Результаты разведки, господин полковник. Если вам будет угодно, я могу продемонстрировать все слайды с самого начала и объяснить…

– Tell the sailors about it, Верещагин! Трех четвертей вашей постоянной команды здесь нет, вы их даже не позвали. Но зачем-то позвали Козырева и Новака, которые сроду никуда не ездили, а по скалам лазают только во время марш-бросков.

– Ваше высокоблагородие, with all due respect, я не могу беседовать в таком тоне. Скажите, в чем, собственно, вы меня обвиняете, и тогда я смогу либо защищаться, либо признать свою вину. Мы пока еще в армии Юга России, а не в…

– Вот именно, капитан! – Полковник сел на стол. – Вот именно! Воссоединение начнется со дня на день, а вы все не расстанетесь со своими игрушками. Вам, похоже, нужно постоянно напоминать, что армия создана не для того, чтобы вы совершенствовали свое альпинистское мастерство и, красуясь перед телекамерами, делали провокационные заявления.

– Сэр, я помню, для чего существует армия.

– И для чего же?

– В Уставе сказано, что мы должны отражать или предотвращать вооруженные нападения на Крым, сэр.

– А если вам сейчас же придется отсюда отправиться на гауптвахту, как вы на это посмотрите?

– Я в отпуске, сэр. Еще сутки…

– Ну так и догуливайте свой отпуск! Оденьтесь в цивильное, катитесь на свою квартиру и не показывайте здесь носа, пока отпуск не кончится.

Полковник вздохнул и как-то странно осел на столе, как будто из него вытащили невидимый стержень. Все его пятьдесят семь лет проступили на лице.

– Честно говоря, Арт, мне было бы куда спокойней, если бы вы сидели в своем Непале. Вы – темная лошадка, Арт.

Верещагин, ничего не отвечая, выключил и зачехлил проектор.

– Как вам вообще удалось стать офицером?

– Вы же знаете, – Артем вздохнул. – Отказ в университете, возможность поступления по армейской квоте, армия, война, повышение, Карасу-Базар…

– Я помню, – перебил полковник. – Вы знаете дело. Умеете работать с людьми. Вы быстро соображаете и хорошо держите себя в руках. Но вы плохой офицер, Арт.

– Как скажете, сэр.

– Вот! – Полковник воздел палец. – Хороший офицер возмутился бы. Он бы спросил: что вас не устраивает? А вы себе на

уме. Короче, – он перешел на английский, и отчего-то вновь распрямился, разгладился, как будто незримый стержень снова держал его позвоночник. – Послезавтра вы сбриваете свою поганую чегеваровскую бороденку и появляетесь к утренней поверке. Но сегодя и завтра я не должен видеть вас здесь. Увижу – закатаю на гауптвахту в превентивном порядке, а там можете хоть подавать на меня в суд. Все, dismissed!

Верещагин сунул в карман коробку со слайдами, откозырял и вышел. Уже за дверями его нагнал голос полковника:

– И вашего Сандыбекова это тоже касается!

– Значит, встречаемся завтра у тебя? – Козырев ждал его у выхода.

– Как договорились.

– Чего Старик хотел?

– Пустое.

– Володя! – окликнул Козырева подполковник Ставраки. – Что у тебя в следующую субботу?

– Скачу в Карасу-Базаре для Волынского-Басманова. Африка.

– И как она?

– Упрямая старая коза, сэр. Губы – как подметки. Но прыгает неплохо. Рискните десяткой, если хотите. Для стоящих лошадей Басманов нанимает профессионалов.

– А какие шансы у Глагола?

– Фаворитом идет Джабраил, но Глагол себя хорошо показал во Франции. Просто он молодой еще. Попробуйте, должен же он когда-то победить.

– Спасибо, – подполковник сделал пометку в талоне предварительных ставок и «заметил» Верещагина. – С возвращением, Арт. Зайдите, пожалуйста, к Старику, он очень хотел вас видеть.

– Я уже виделся с ним.

– Вы хоть в бар вечером позовете по случаю возвращения?

– Завтра, ваше благородие.

– Ну, завтра так завтра… Ближе к людям надо быть, Верещагин. Проще, проще. Спуститесь со своих вершин. Люди на земле живут.

– Вас понял, сэр.

– Устарело, Верещагин! Теперь отвечают так: «Служу Советскому Союзу!»

– Я присягал на верность Крыму.

– России, Верещагин, России! А Россия – это СССР.

Арт почувствовал оскомину. В присяге действительно было сказано – «России». Точнее, «свободной России».

– Мое мнение по этому вопросу вам известно, Антон Петрович.

– Оно всем известно, Верещагин. Черт, я еще помню, как меня отымели за ваше телеинтервью. Знаете, за что вас не любят, Арт? За то, что вы всегда хотите казаться самым умным. Вот, у всех мнение такое, а у вас не такое… И ладно бы вы при этом помалкивали… Нет, нужно обязательно выступить. Вся армия шагает не в ногу, а капитан Верещагин – в ногу…

Артем не вспомнил ни словом, как Ставраки три года назад поносил «предателей-интеграционистов». Он просто откозырял и сказал:

– Честь имею, сэр.

– Вот таракан, – процедил Козырев, провожая Артема до ворот. – Не мог не прицепиться.

– Да шут с ним. – От Верещагина подобные придирки уже давно отскакивали, как от стенки.

Шамиль ждал капитана на полковой парковке, где хромом и черным лаком сверкал его «Харламов».

– Отчего загрустил, Шэм? – спросил Верещагин. – Лично я намерен этот вечер провести с большой пользой для себя. Или Катин телефон потерял?