Шрифт:
ЧАСТЬ I.
Никишов ушел со службы поздно. Свернул с Литейного, неспешно прошелся по Кирочной, а там уже и дома достиг. Пешие походы со службы, он в своем пятидесятисемилетнем возрасте находил для здоровья чрезвычайно полезными, и старался поблажки себе не давать. Утром ведь не то, утром в присутствие торопиться следует. Да и какой по утру, после пробуждения, завтрака да сборов, моцион? Совершенно невозможная вещь. Нет, вечером, когда уже и галстук ослабить можно, или, ежели по форме когда, то ремень, пройтись, минут не считая, прошедший день обдумать неторопливо. Да и успокоиться по пути иной раз не мешало, работа в Охранном департаменте душевного равновесия не прибавляла, а появляться в раздражительности дома он не любил. Дома тихо должно быть, покойно. Вот и сегодня, весь день пробегав, да так работу не закончив, вышел он со службы в настроении преотвратнейшем. - Эй, дядя! Закурить не найдется?
– типчик, окликнувший пожилого, представительно одетого мужчину, входящего в арку дома, выглядел типичной лиговской шпаной. Брюки клеш, круглая шапка-финка, со свисающими развязанными тесемками надвинута до бровей, в углу кривящихся губ свисает тлеющая папироса. - Не курю - обронил подполковник, все еще переживающий за пропащий рабочий день. - А чо эт ты так, дядя?
– развязно поинтересовался молодчик, сплюнув окурок и выуживая из-под полы финку. Объект он выбрал неудачный. Ветеран Жандармского корпуса, пусть и перешедший год назад на сугубо кабинетную должность, оружие носил неизменно, даже в штатском обличии. - Брось нож, мерзавец - презрительно процедил Никишов, привычно обхватывая рукоятку "Вальтера" в кармане пальто. О хулиганских шайках в окрестностях Лиговки он был наслышан, но бояться городской шпаны человеку, лично повязавшему не один десяток бомбистов? Смешно, господа. Право, смешно. Тихих шагов сзади подполковник не услышал, и удара по голове не почувствовал, сразу провалившись в беспамятство. А потом стало поздно.
Телефонный звонок оторвал начальника Охранного департамента от завтрака. Через сорок минут он уже вылезал, опираясь на трость, из служебного автомобиля в Дегтярном переулке. Выехать на место убийства заместителя начальника делопроизводства, занимающегося секретной агентурой, Коттен посчитал для себя необходимым. В подворотне уже наблюдалась привычная для подобных случаев суета. Над лежащим у стены телом склонился врач, рядом, с папкой и пером умостился судебный следователь в мундире, чуть поодаль пытался приспособить штангу с камерой полицейский фотограф. Все как обычно, как много раз видел генерал прежде. К машине быстро подошел высокий, худощавый парень в цивильном, представился: - Начальник отделения Сыскной полиции, коллежский асессор Шатунов. - Фон Коттен - кивнул шеф Охранки, пожал сыщику руку, спросил: - Что там? - Труп обнаружил дворник, два часа назад. Побежал в околоток, оттуда вызвали нас. Личность установили со слов дворника, сразу связались с Корпусом. Ваш дежурный офицер... - Это потом - отмахнулся Михаил Фридрихович. Что выяснили? - Пострадавший, похоже, возвращался домой, в подворотне нарвался на грабителей. Вероятно, ударили по голове железным прутом, прут мы нашли. Потом, оглушенного уже, зарезали. Возможно, он видел нападавших, мог опознать, и когда грабители нашли удостоверение... - Понятно - снова оборвал генерал. Дальше. - Пропали бумажник, часы, запонки, заколка для галстука, может статься еще что-то - не реагируя на резкость шефа Охранки, терпеливо продолжил доклад полицейский. Вероятно, оружие. Ваш офицер сказал, что Никишов носил при себе пистолет? - Да - сухо подтвердил генерал, посмотрел на сыскного и поймал себя на мысли, что разговаривает с этим Шатуновым, похоже, опытным и умелым сыщиком, совершенно неправильно, срывая злость от убийства сослуживца на человеке, занятом розыском убийц и по-видимому выполняющим свое дело как полагается. Впрочем, раздражение не уходило. Отдавая себе отчет, что задает вопрос совершенно банальный и явно преждевременный, Коттен все так же холодно поинтересовался: - Подозреваемые уже есть? Против ожидания, коллежский асессор кивнул: - Приметы есть. В соседнем доме живет инженер-путеец, с Финляндского. Он вчера, примерно в двадцать три часа, видел в окно двоих убегающих из арки. По описанию, лиговские, из хулиганья. Уже ищем, ваше превосходительство. В принципе, многие из них нам известны, по приметам постараемся установить. "Вот так - грустно подумал Коттен. Служил Паша, к пенсиону готовился, два ранения от боевиков имел, а погиб в родном дворе, от шпаны какой-то". Подполковника он знал давно, приятельствовали. Никишов состоял в его подчинении еще до войны, особо не выделялся и высоких постов не занимал, но контрразведчиком был цепким и офицером надежным. Последние годы он занимался учетом агентов, курировал работу с секретными сотрудниками Охранного. И вот... "И ведь теперь даже вспомоществование-то семье мизерное выйдет. Не на службе, чай, не за государя и отчество... Кто там у него?
– профессиональная память услужливо откликнулась: жена, две дочери. Поздние дети, в гимназии, поди, еще. Жил на жалованье. Теперь семья без средств останется, что там пенсия за умершего? Если б при исполнении еще..." Он нахмурился, и спросил полицейского: - Уверены, что это обычный грабеж?
– спросил генерал, поздоровавшись. - Так точно, Михаил Фридрихович. Вместе работать начинали. - Что скажете? - Грабеж - не задумываясь, ответил Гриднин. Сыскные молодцы, хорошо отработали. Еще бы шайку эту взяли, и вообще цены им не будет. - Грабеж...
– вяло протянул начальник, потыкал зачем-то тростью в лужу, и задумался. - Вот что - приняв решение, обратился он к Шатунову, - у погибшего нашли какие-нибудь бумаги? - Бумаги? - Да. Сообщаю для сведения: подполковник Никишов вчера выполнял особую задачу, поэтому был в партикулярном и возвращался поздно. На службу не ворочался, значит, документы имел при себе. - Нет - Шатунов прищурился, вспоминая, и с уверенностью закончил - бумаг не было. Из документов только служебное удостоверение рядом с трупом лежало. И спросил сам: - Есть основания предположить связь убийства с его службой? - Есть - вздохнув, заверил Коттен. Значит так - и снова переменив тон, начал выдавать чеканные фразы распоряжений: То, что я вам сообщил, строго секретно. Расследованием займется полковник Гриднин, коль он уже в курсе. Вы будете работать с ним, с вашим начальством я договорюсь немедля. В суть сказанного мною никого из полиции не посвящать, о любых шагах сообщать Гриднину. Организовать широкую облаву... Николай Ильич - обратился он к полковнику - обязательно задерживать и отрабатывать подозрительных политических, по нашей картотеке. Впрочем, мы сейчас еще поговорим. Найдете лиговских - снова повернулся генерал к сыщику - сообщите нам. Задерживать будет Корпус. Вопросы? - Не имею - четко отрапортовал коллежский асессор. Опытом совместных с жандармами расследований Александр Дмитриевич располагал, и ничего необычного в указаниях начальника Охранки, о котором его прошлые жандармские компаньоны по сыску отзывались исключительно в превосходных тонах, не видел. Что ж странного в том, что зарезанный в подворотне жандармский подполковник, похоже, убит террористами, а не налетчиками? Необычным выглядело скорее, обратное. Но искать убийц все равно надо, а раз замешаны уголовные - нужна и Сыскная. Шатунову ход мыслей генерала представлялся логичным. Коттен развернулся, отвел в сторону Гриднина и быстро спросил: - Николай Ильич, на дежурстве сильно устали? - Никак нет, готов к службе - отозвался полковник. Но я не совсем... - Я пока и сам не совсем - перебил его начальник. Но мысли появились.
"Его превосходительству Начальнику ОД ОКЖ Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену.
Рапорт
Доношу, что в ходе проведения розыска по факту убийства Никишова П.П. мною, совместно с чинами Сыскной полиции были установлены лица, совершившие настоящее преступление..." Биографические сведения обоих грабителей, начальник Охранного пробежал мельком. Не было там ничего интересного, шпана как шпана. А вот дальше: "...вина Плаксина и Молочкова полностью установлена собранными доказательствами, как то:– - Опознанием указанных лиц, как пребывавших на месте преступления. (протокол опознания г-ном Федорчуком А.У. прилагаю)– - Изъятием у скупщицы краденного Дрексер принадлежавших Никишову запонок, заколки для галстука, часов "Брегет", и допросом Дрексер, показавшей, что указанные предметы она приобрела у Плаксина днем 22.10. с.г. (протоколы выемки и допроса Дрексер С.И. прилагаю)". Эту часть Коттен читал внимательно. Добравшись до последнего пункта: "10. Изъятием при осмотре трупа Плаксина пистолета системы "Вальтер ППК", принадлежавшего Никишову. (протокол осмотра места происшествия прилагаю)" – генерал недобро усмехнулся, и остаток перечня пробежал мельком. А вот конец рапорта зачитал вслух: – При аресте Плаксин и Молочков оказали вооруженное сопротивление жандармам Отдельной команды Санкт-Петербургского ГЖУ. В ходе завязавшейся перестрелки, задерживаемые убиты... Свое оружие у них было?
– спросил Михаил Фридрихович, откладывая документ. - Да, конечно - отозвался Гриднин. Кроме "Вальтера" Павла Полуэктовича, у обоих финские ножи. - В таком случае, действия команды будут признаны верными без обсуждений - удовлетворенно улыбнулся генерал. Вооруженные душегубы, опасность бесспорная.
"Его превосходительству Начальнику ОД ОКЖ Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену Доношу, что 5.11. с.г. сотрудником 2 отделения 1 делопроизводстваОД ОКЖ штабс-ротмистром Наседкиным В.Г. получено сообщение от секретного агента "Каток" о том, что в кругах, близких к подполью "Объединенной революционной социал-демократической партии" циркулируют упорные слухи о совершении успешного теракта в отношении подполковника ОКЖ Никишова П.П. членом подпольной организации российского центра "Объединенной РСДП" по прозвищу "Юзик". По мнению "Катка", теракт совершен в качестве мести за участие Никишова в прошлом году в ликвидации подпольной молодежной организации "Утренняя Заря", близкой к "Объединенной РСДП", в Вильне. Вышеупомянутый "Юзик" являлся активным членом "Утренней Зари", арестовывался по данному делу и лично знал Никишова. Агентурную записку N 001018 прилагаю. Заведующий 1 делопроизводствомОД ОКЖ подполковник Сиволапов В.А. Виза: Сиволапову. Установить Юзика, проверить причастность к убийству. В случае подтверждения сведений - задержать. М.Ф. фон Коттен".
"Заведующему 1 делопроизводством ОД ОКЖ подполковнику Сиволапову В.А. По учетам Центрального справочного алфавита проходит только одно лицо по прозвищу"Юзик": ГРИГУЛЯВИЧУС Юозас Ромуальдович, 5.05.1913 года рождения, уроженец г. Вильна, из мещан, караим, член молодежной организации "Утренняя Заря", вероятно член "Объединенной РСДП". Привлекался: 9.11.1931 г. Задержан ОД Виленского ГЖУ, на основании Указа "О беспощадной борьбе с бомбистами и их соумышленниками от 7.08.1916 в редакции 27.02.1928 г.", по подозрению в причастности к террористической организации - "Объединенной РСДП". Привлечен к переписке в порядке охраны на основании Положения "О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия". 3.06.1932 г. Особым Совещанием при МВД на основании установленных перепискою фактов антиправительственной агитации определен административный надзор на два года по месту проживания. 8.06.1932 г. Освобожден из под стражи с передачей под административный надзор полиции г. Вильно. По данным именной картотеки, после освобождения из под стражи имел встречи с членами подполья "Объединенной РСДП" в Виленской губернии Модзелевским (контрольные дела 2.7.В, 2.7.344), Лацисом (контрольные дела 2.7.В, 2.7.271). Подозревается в причастности к контрабандному ввозу оружия и запрещенной литературы через порты Прибалтийских губерний. за Начальника ЦСА ОКЖ поручик Трутков".
"Его превосходительству Начальнику ОД ОКЖ Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену Произведенной по вашему указанию проверкой установлено, что об ответственности за убийство подполковника ОКЖ Никишова П.П. заявила Боевая группа "Объединенной РСДП" (Савинков). По распространяемой через газету "Объединенной РСДП" "Правда" (Швейцария) версии, теракт совершен в качестве мести за участие Никишова осенью 1931 года в ликвидации подпольной молодежной организации "Утренняя Заря", близкой к "Объединенной РСДП", в Вильне. Личность исполнителя теракта не называется. По данным агентов внутреннего наблюдения установлен подозреваемый в организации теракта:Григулявичус Ю.Р. по прозвищу "Юзик" (справку ЦСА о личности прилагаю). Указанный Григулявичус находился в Санкт-Петербурге с 15.10. с.г., выехав с разрешения исправляющего административный надзор полицмейстера г. Вильно в столицу для подыскания места учебы. Обнаружено, что во время нахождения в Санкт-Петербурге Григулявичус проживал по ул. Кемская 8 - 3, хозяин квартиры - Смирнов А.П. подозревается в причастности к подпольной организации "Объединенной РСДП". О деятельности Григулявичуса во время нахождения в Санкт-Петербурге сведений не имеется. Григулявичус был задержан 21.10. с.г. в ходе общей разработки лиц, склонных к антиправительственной деятельности на предмет причастности к убийству Никишова. Опрос произведен поручиком Бахметьевым (3 делопроизводство ОД ОКЖ), Григулявичус причастность к преступлению отрицал, отпущен 22.10. с.г. с предписанием покинуть Санкт-Петербург в течение суток. По месту временного проживания более не появлялся, в г. Вильна не прибыл, местонахождение его неизвестно. 7.11. с.г. Григулявичус объявлен мною во всероссийский розыск. Обращаю ваше внимание, что доказательствами участия Григулявичуса в убийстве Никишова следствие не располагает, данные о его причастности состоят лишь из сообщений сотрудниковвнутреннего наблюдения, базирующихся, вероятно, на сообщении самого Григулявичуса Боевой группе "Объединенной РСДП". Заведующий 1 делопроизводствомОД ОКЖ подполковник Сиволапов В.А". Прочитав рапорт, генерал потер рукой лоб, и уточнил у сидящего напротив офицера: - Владимир Александрович, как прикажете понимать последнее замечание? - Для суда на Григулявичуса у нас ничего пока нет. То есть, если он, конечно, сам не признается. Но это же его поймать сперва надо - развел широкие ладони в стороны жандарм. Разговоры их боевки ничего не стоят, они, бывало, приписывали себе совершенно случайные происшествия, помните? А донесения агентов в суд не предъявишь. Да и нет там ничего конкретного, слухи единственно. - Очень интересно. Считаете, Юзик этот, мог приписать себе теракт? Для престижа?
– насторожился Коттен. - Да нет, не похоже. По данным Гриднина там действительно был третий. Плаксин, которого пристрелили при задержании, успел, умирая, Николаю Ильичу наболтать. Но это тоже не доказательство. Так, основание для розыска. Тем более, тут могут возникнуть вопросы к Отдельной команде...
– подполковник взглянул на начальство, убедился, что слова его раздражения не вызвали, и закончил: Могут начать спрашивать, что мол, как это? Убитый при сопротивлении, еще и поговорить успел? - Мало ли как - буркнул, поморщившись, начальник. Ранили смертельно, до врача не дожил, а шепнуть успел. Бывает! - Несомненно - тут же согласился подполковник, приняв немедленно вид сугубо формальный, разногласий с официальной версией никоим образом не выражающий. Но я ведь про суд. А сейчас даже по Указу... - Я понял. В целом, с вашими выводами согласен, что предполагаете делать? - Григулявичус нужен - вздохнул жандарм. А он, по непроверенным сведениям, сразу как от нас вышел, ушел на нелегалку и потом за кордон. Сейчас возможно, уже за границей. - Разведку озадачили? - Так точно, и Разведчасть и наших, по эмигрантам. - Ну что ж. Будем ждать, где-нибудь все равно проявится.
Агенты Корпуса не ошиблись. Юзик к тому времени действительно был далеко за пределами Российской империи, в Париже. Тремя неделями раньше, вернувшись в Вильну, он не заходя домой бросился к Модзелевскому, руководителю виленской "Объединенки". Услышав о том, что молодой подпольщик, будучи в столице расправился с руководителем прошлогоднего погрома виленского подполья, глава нелегальной литовской и польской "Объединенки", маленький, сухой, но при этом очень подвижный поляк сначала долго молчал, а потом, посмотрев пронзительными, умными глазами на Юозаса, приказал уезжать из России. - Зыгмунт, но куда?
– с отчаяньем в голосе, спросил его тогда Григулявичус. - Во Францию. Там сейчас литовцев и поляков много. Французский ты в гимназии учил, польский знаешь. Ты и английский немного знаешь, но там устроится трудно. А в России тебе оставаться нельзя. Убьют. И ладно, если сразу убьют - хладнокровно произнес подпольщик. А то ведь, сначала расспросят. И допытают до донышка, чего им со смертником церемонится? Не только себя подведешь. В общем, уматывай и как можно скорее. А до отъезда на нелегальное положение. С прямо этой вот минуты. Франция его устроила. Так случилось, что у него было к кому обратиться в этой стране, а опасность, грозящую на родине, он осознавал и сам. Добрался до Варшавы, получил от польских товарищей из левых националистов паспорт на имя Мартина Антуана, и через три дня вышел из вагона на Северном вокзале Парижа. На пятый день пребывания в столице Франции, когда изнывая от безызвестности дальнейшего своего существования но природной любознательности от того не утратив, он успел посмотреть Версаль и Лувр, Елисейские поля и Булонский лес, подняться на Эйфелеву башню и побродить по Монматру, Юзика наконец вызвали на встречу. В небольшом бистро на тихой, узкой улочке неподалеку от авеню Франциска, его ждал невысокий, худощавый господин, одетый солидно, но неброско. Не узнать его молодой марксист не мог, слишком часто публиковали в российских газетах еще лет пять назад фотопортреты легендарного террориста. Сначала вождя эсеровской боевки, потом командующего отрядами "Союза защиты революции и свободы", потом, после разгрома второй революции, вдохновителя партизанских отрядов (газеты, безусловно, именовали их не иначе как банды) в приграничье западных губерний империи. Последние годы в России официальная пресса вспоминать о нем не любила. Но Григулявичус знал, все знали, что улыбающийся сейчас ему из полумрака залы человек оружия не сложил, как не складывал его после предыдущих поражений. Последние пять лет Савинков, которого беглецу из России настрого приказано было называть по партийному псевдониму: "Павел Иванович", хоть и смешно это выглядело по отношению к столь знаменитой личности, вновь возглавлял Боевую группу. Крыло объединившейся красной эмиграции, которое единственное занималось на сегодняшний день реальной боевой работой. Для Юозаса сама встреча с таким человеком была, пожалуй, высочайшей честью. Больше его восхитило бы, наверное, только приглашение поговорить с самим Бухариным, председателем ЦК Объединенной РСДП, соратником покойных великих вождей Ленина, Чернова и Троцкого. Савинков командовал теми, для кого революция не кончилась. После беспощадного усмирения восстаний в России, многие из успевших убраться за границу эмигрантов были готовы и дальше проливать свою и чужую кровь во имя светлого будущего. Их и принял под свою руку "Павел Иванович". Из бежавших с родины бойцов повстанческих отрядов и рабочих дружин, красногвардейцев, боевиков подпольных социалистических партий, он сформировал новую команду. Именно на савинковцев лидеры всех тогда еще существовавших нелегальных левых партий возложили задачи поддержания связи красной эмиграции с Россией и проведение "военных акций". Боевое крыло не подчинялось никому. Савинков, вошедший в созданную семь лет назад в Цюрихе "Объединенную революционную социал-демократическую партию", "Объединенку", выговорил для своих ребят право действовать, не отчитываясь в ЦК новоиспеченной коалиции. Об этих перипетиях в левых кругах знали все. "Павел Иванович" вновь стал самым ярким героем околореволюционной публики. Операции его посланцев взрывали спокойствие победившей монархии, нападения на представителей власти не давали империи забыть о мятежном времени и... приносили нелегальным социалистам покровительство лиц заинтересованных в нестабильной России. Отчасти именно действия непримиримых, побудили Николая II объявить в двадцать восьмом году амнистию готовым отойти от вооруженной борьбы красным. Смягчение положений указа о борьбе с терроризмом, дозволение умеренных левых партий, прощение явившихся с повинной и готовых отказаться от насильственных методов подпольщиков, принесли свои плоды. Многие действительно прекратили войну с самодержавием, вернулась даже часть помилованных эмигрантов. Влияние нелегальных ячеек "соци" пошло на убыль, но через три года, 7 ноября 1931 года, в годовщину начала второй революции, Савинков эту идиллию сокрушил. Боевики группы перехватили на дороге в Царское Село автомобиль Великого князя Бориса Владимировича, зятя императора, занимавшего после сына Николая, второе место в очереди на трон. Савинков громко напомнил о себе всему миру, но сам он, как и другие деятели красного подполья понимал - акция стала проигрышем. Общий шок от убийства члена династии, позволил жандармам забыть о законе, и власть ответила лютыми репрессиями, при пусть сдержанном, но одобрении начавшего привыкать к внутрироссийскому миру общества. Подогрев ненадолго интерес к "Объединенке" и ее Боевой группе, теракт привел к истреблению левого подполья в России, которое последовавшие за убийством облавы и высылки смели почти полностью. Впрочем, левая молодежь, такая, как повествующий сейчас Савинкову о своих петербургских похождениях паренек, в разгроме нелегальных социалистов винила, разумеется, исключительно самодержавие. Пришедшие "в революцию" во время недолгой "оттепели", вчерашние (а порой еще и сегодняшние) гимназисты и студенты не были готовы к тому, что на них обрушилось. Павел Иванович точно знал, что периодически печатаемое в иностранных газетах "Высочайшее дозволение на применение жандармским корпусом России пыток", запугивающее сытых буржуа благополучной Европы "кровавой охранкой кровавого Николая", не более чем фальшивка, состряпанная пресс-бюро "Объединенки". Но, как и любой причастный к российскому подполью, он знал и другое. Несмотря на отсутствие официального разрешения, жандармы, вышедшие из тех же беспощадных схваток начала двадцатых годов, что и их противники, получив сколь-нибудь весомый повод, работали отнюдь не в белых перчатках. Многих сочувствующих безжалостные акции охранки навсегда от социализма отпугнули, кого-то сломали. А кое-кого, как, похоже, сидящего напротив, наоборот ожесточили. Неудивительно. Еще за день до убийства Великого князя, социалистическая деятельность сулила при задержании не более чем сутки в участке и штраф, делая "подпольную" работу, заключающуюся обычно в веселых вечеринках со спорами о политике, расклеивании листовок и редких митингах, развлечением, приличествующим прогрессивному человеку. Принять за совершенно то же самое месяцы в камере, не прекращающиеся даже ночью допросы и вязкий, постоянно поддерживаемый следователями ужас надвигающейся виселицы, положенной за одну принадлежность к террористической организации - а кто мог поручиться узнику, что его кружок таковой не признают?
– было испытанием не из легких. Прошедшие этот экзамен имели веские основания для ненависти и, как правило, свой, личный, счет к Российской империи. Именно из таких Савинков старался подбирать боевиков в Группу. Рассказ Григулявичуса за рамки обычного не выходил. Ну узнал парень в Питере на улице допрашивавшего его год назад жандарма... Резоны для мщения у него уж верно водились. Что такое царская тюрьма и допросы охранки Борис представлял прекрасно, а потому ничего удивительного в поведении молодого подпольщика не видел. Поступок бесспорно смелый, личность этот латыш, по всему видать, радикальная, но... сколько их таких было? И будет... Порасспросить поподробнее, однако ж, несомненно, следовало: - Ты в полицию потом попал, так? - В охранку, на Литейный - кивнул Юзик. Но знаете, товарищ... простите, Павел Николаевич... мне тогда все равно было. Грохну, думаю этого гада, а там хоть в петлю. Ну уж больно сволочь такая, вредная. Упусти я его, а вдруг ему завтра еще кто из наших попадет, понимаете? - Это правильно. Но ты братец, однако, анархист - улыбнулся легендарный революционер молодому коллеге. Индивидуальным террором занялся? Слова вождя привели Григулявичуса в замешательство. Он помялся, но ответил твердо, хотя и сбивчиво: - Да он гад, Никишов этот. Понимаете, Павел Иванович, гад! Он в тридцать первом, ну когда нас всех забрали, в Вильне, он же там заправлял всем. Местные, ну, виленские жандармы, они все ему подчинялись. Там наших ребят пытали, в тюрьме. И девушек, всех! Понимаете, я как его узнал тогда, в Питере, на улице, я не мог его упустить. Просто такое бешенство нахлынуло, что никак невозможно. - А я понимаю - негромко, проникновенным тоном заметил получивший подтверждение своим предположениям Савинков. Превосходно понимаю, мне, знаешь ли, тоже терять товарищей доводилось. Он помолчал, давая собеседнику время вспомнить кто перед ним и проникнуться словами старшего товарища, затем продолжил: И претензий не предъявлю. Но если ты захочешь продолжить борьбу, знай - акция хороша тогда, когда она грамотно спланирована и идет на пользу не твоему чувству мести, но делу революции. Личные чувства должно подчинять линии партии, товарищ Юзик. И только партии! Савинков бросил взгляд на сконфуженного мальчишку. Мальчишка и есть, ничего больше. Девятнадцать лет, в этом возрасте все экстремисты, в собственную смерть не верят, стремятся переделать мир, в кумирах еще не сомневаются, верят истово, замечательный материал... - Я к тому - пояснил Борис Викторович, что террор это не месть. Это только способ. Метод борьбы, соображаешь? Цель не убить одного - двух мерзавцев, царь себе других найдет, дело не хитрое. Цель разбудить народ, расшатать устои закосневшего самодержавия. А не по подворотням с уголовными жандармов бить. Откуда, кстати, эта шпана взялась?
– резко сменил он тему, внимательно изучая реакцию собеседника. - Так...
– парнишка вновь ощутимо смутился. Я ведь там жил, ну на квартире. В Питере... - Ты курьером приехал, литературу возил?
– перебил его вождь боевиков. - Да, "Правду", она контрабандой через порт пришла - подтвердил Юозас. Но я все передал, просто не мог сразу уехать - надо было выждать, чтоб правдоподобно было. Я же поднадзорный, отпросился, как бы место учебы присмотреть. Ну вот, а если сразу назад вернуться - подозрительно. - Верно. - Ну вот...
– он замолчал, убедился, что человек напротив ждет продолжения и сворачивать тему не намерен, и нехотя продолжил: Ну, я с соседями познакомился, с местными. С Лиговки, то есть. Случайно, в общем-то, гулял когда. Вот. Они действительно... хулиганят иной раз. - Угу - согласился Савинков. И прохожим карманы иной раз чистят. Ты что, подзаработать решил? - Да нет, как вы могли подумать?
– возмутился Юзик. Я просто с ними бродил, за компанию. Город смотрел, даже агитировать немного начал. Они хорошие ребята, из рабочих. Шебутные только. Вот... А в тот вечер, мы по улице шли, недалеко от Лиговского. Смотрю - идет. Я его сразу узнал, он меня три раза в Стефановской тюрьме допрашивал. Ну, думаю, все. Не уйдешь. Ребятам говорю - гад, мол. Не сказал, что жандарм, они б струхнули, наверное. Собеседник при этом поощрительно улыбнулся, подумав доброжелательно: "А молодец, быстро соображает. Без шпаны, небось, и не завалил бы такого зверя. Подполковник, из старых, наверняка стреляный. И в рассуждении своем парнишка прав, блатные на жандарма едва ли б полезли. Нет, умница - ловко организовал. Что там дальше?" - Они мне - мол, подожди - продолжал Григулявичус, - сейчас высмотрим, в какой он дом пойдет, в подворотне и встретим. Так и вышло. Никишов, когда к арке повернул, Васька туда вперед него - шасть! И выходит навстречу - прикурить, говорит, позвольте, или как-то так, я плохо расслышал. Никишов ему: "Мерзавец!" И в карман, за стволом. Ну, мы как раз с Гришкой подскочили со спины, железячиной его по башке отоварили, повалился. Дорезали потом. Борис отметил, что в рассказе литовец употребляет все время исключительно "мы", и переспросил: - Резал-то кто? - Я - чуть опустив глаза, почти шепотом ответил Юзик. Дождался, пока Борис Викторович снова кивнет, и закончил: - Ребята его обшарили потом, часы взяли, бумажник. Удостоверение нашли когда - струсили, начали на меня волну гнать, мол - в эдакое дело втравил. Васька даже за нож схватился было. Я тогда и говорю: "сейчас дорежу его, и все - свидетелей нет, а виноватый, если что, я буду". Тем и успокоил. "Правдоподобно - отметил для себя Савинков. Он знал, что первый раз убить вот так, ножом, непосредственно своими руками, грязно и кроваво - тяжело. Упоминание о подтолкнувшей к действию стычке с бандитами, придавало рассказу законченность. Привирает, впрочем, наверняка. Небось, не сам вызвался, дружки-грабители и заставили, убивай мол, и бери на себя. Но это ничего, это ладно. Тут его на откровенность вытягивать и не след, пусть уверенней себя чувствует". И мысли потекли в другую сторону: "А неплохой боец может выйти. Держится неплохо, кровь попробовал, назад пути ему нет". Что-то все же немного смущало. Молодых боевиков, восторженных, с горящими глазами и гремучей смесью левых идей в голове, он повидал немало. Эсеров до войны, бойцов Красной гвардии после... Но этот, только что приехавший из России, несмотря на складный, непохожий на выдумку пересказ событий, от привычного юнца-подпольщика чем-то неуловимо отличался. Присевший на край стула Юзик был одет хоть и в недорогой, но аккуратный и со вкусом подобранный явно французского производства костюм, вел себя почтительно, но спокойно. Не совсем правильно он себя вел, не так, как должен бы первый раз оказавшийся в чужой стране паренек из российской провинции. Об этом Борис, закончив с расспросами о теракте, и спросил: - Ты первый раз в Париже? - Да, впервые. - Ты, друг мой - широко улыбнулся легендарный террорист, - не шепчи. Иначе невесть что о нас французы подумают. Сядь поудобнее, не жмись на краю. И брось церемонии разводить, я тебе не генерал. У нас товарищеский тон принят, вместе под пули ходим, чего уж тут... А вообще за границей раньше бывал? - Нет, я даже в России в Петербурге только несколько раз был, да у себя - в Вильне, в Трокае. - А в Париже где устроился? - У Лопато. Это братья, они тут торговлю держат. Дела идут, даже дом в Париже купили. Старший -
– понял Савинков. А они знают, почему ты из дома уехал? - Я сказал, что неприятности с полицией из-за левого кружка. Они понимают, что в России быть марксистом опасно, десять лет назад уехали. Но про акцию - теперь, приободрившись после сделанного отчета, Григулявичус предпочел назвать это так - я им не рассказывал. - А про то, что в Париже у тебя товарищи есть? - Ни в коем случае. Я с конспирацией знаком. - Молодец - Савинков поощрительно улыбнулся, и пристально взглянув в глаза собеседнику, спросил: - Чем дальше заняться думаешь? - Хотел бы приносить пользу партии - ожидаемо отозвался Юзик. - А где? - Где партия распорядится. Но хотелось бы живого дела. - А в терроре не хотел бы работать? Парень задумался. И этим снова произвел на Бориса впечатление скорее положительное. Время восторженных юношей, умеющих только броситься, обложившись динамитом, под колеса автомобиля объекта, прошли. Сейчас группе требовались боевики, умеющие не только жертвовать собой, но и думать. А таких у него имелось немного. - Я сейчас в розыскных листах значусь - неуверенно произнес Григулявичус. Вы не подумайте, я не трус, я на любой риск готов. Но не хотелось бы подвести товарищей, понимаете? - Понимаю. - Ну вот - Юзик пожал плечами. А так хотел бы, конечно. Все же, пропаганда - это неосновательно. Чтобы это зажравшееся стадо разбудить, надо пулей. Газетой их не тронуть, они газет не читают. Дома мы неплохо через границу "посылки" таскать наладились, и литературу перевозили, и оружие. И у военных оружие покупали, дружины готовили. Я стрелять умею, из револьвера, из ружья, даже из автомата стрелял. Связи среди пограничников есть, могу и с этой стороны заняться. - Автомат?
– удивился Борис. - Ага, ППД. Новейшее оружие, меньше винтовки, а стреляет как пулемет. Такое пока только у погранстражи есть. - Интересно. Но у нас такого покуда нет. А вот дело для тебя найдется. В Россию действительно рано, но для революции можно и за границей потрудиться. Готов? - Готов, Павел Иванович. Конечно, готов!
Дело у Савинкова действительно имелось. Два дня назад к нему обратился человек из компании Shell. Бывший капитан британской разведки, Хилл, знакомый еще по двадцатым годам. Связями с англичанами Борис Викторович не гнушался и до войны, во время восстаний люди из Intelligence Service помогали "борцам за демократию", и после разгрома контакты не потерялись. Именно из Лондона шла основная поддержка красной эмиграции, именно туда в первую очередь уходили полученные из России сведения. Но сейчас жандармы успешно вычистили подполье, и серьезных источников на родине Савинков не имел, отчего интерес английской разведки к нему стремительно падал. Второй любимой страной у нынешних красных стала Германия. Там после проигрыша мировой войны и оккупации, российскую монархию не любили, и борцов с самодержавием привечали. Вот только средствами Веймарская республика располагала невеликими, да и Петербурга немцы до недавнего времени побаивались. Год назад ситуация начала меняться. К власти уверенно шел сделавший ставку на реванш фон Шлейхер, и старый революционер понимал - противостояние России и новой, шлейхеровской Германии неминуемо. А неизбежность появления у Российской империи нового врага, сулила красной эмиграции возобновление старого союза. Немцев поддерживал и Лондон, причем не только официальный. Собственно, как раз с неофициальным последнее время Боевая группа преимущественно и соприкасалась. Всплеск террора двухлетней давности оплатила именно Shell. Покушение на Великого князя затевалось в расчете на то, что в автомобиле будет его жена, княгиня Ольга, "серый кардинал" российской политики, люто ненавидимая господами из расположенного на лондонской улице Стрэнд, что неподалеку от отеля "Савой", Шелл-Мекс-Хауса, штаб-квартиры нефтяных королей Европы. И покушение предполагалось лишь одной из серии акций. Удалась, правда, лишь еще одна - в Мемеле савинковцы вместе с местными, литовскими подпольщиками, устроили поджог складов российско-немецкого нефтяного общества "Дероп", мешающего Shell в Германии. Никакой политики, чистый коммерческий расчет. И самое непосредственное участие в диверсии принимали члены выросшей, как и многие, ей подобные, из марксистского гимназического кружка, нелегальной молодежной организации "Утренняя Заря". Той самой, из которой вышел Григулявичус. Связь от Shell с Савинковым поддерживал Хилл, и вот он снова возник на горизонте, предлагая новую работу. Прислушаться к его словам рекомендовали и чины из немецкого рейхсвера, близкие к Шлейхеру. Борис Викторович вовсе не был беспринципным наемником, в исполнении заказных терактов он видел возможности для собственной игры. Выполнение просьбы предвещало пополнение бюджета Боевой группы и благосклонность германских властей. А в случае успешного проведения операции и еще один удар по престижу России. Савинков отчетливо понимал, что играет не он, стоящие за отставным капитаном джентльмены имеют свои предпочтения, смысл которых уловить нелегко. Это не пугало, тем более, лично он в операции участвовать не собирался, лишь подбирал людей для операции. И недавний беглец из России, смотрелся прекрасным кандидатом. О том, что эмиграция переполнена агентами Жандармского корпуса, шеф боевиков прекрасно знал, знали и британцы, требующие выделения для их операций только самых надежных, не раскрывая суть акций не то что "Объединенке", но даже и Савинкову. В прошлый раз, в тридцать первом, такой подход принес плоды, группа Салныня работала в полном отрыве от подполья, и жандармам не удалось взять никого из исполнителей. В отличие от других групп, опиравшихся на, казалось бы, незасвеченные контакты в России. Но от убийцы высокого жандармского чина, предательства можно было не опасаться. В России Юзика действительно искали, на проверку этого факта возможностей "Объединенки" хватило. Подробностей предстоящего дела Борис не знал, с Хиллом напрямую работал его тезка, Борис Мельников, командир ячейки Группы. Самый опытный и удачливый из многих взращенных Савинковым боевиков. Его настоящее имя было известно немногим, верхушке Объединенки и некоторым спецслужбам разве что. Остальные знали его в разное время под разными фамилиями, партийный псевдоним "Инженер", полученный в память о прослушанном курсе Петербургского политехнического, стал за последний десяток лет кошмаром для многих сыщиков полиции и контрразведки Европы и Азии. . К нему Савинков и решил направить Григулявичуса. "Будет этому Юзику "живое дело", глядишь, еще одного жандарма завалит. Если обратились к нам - значит, в любом случае, Петербургу неприятности предполагаются" - рассудил бывший эсер.
В этот раз встречались в Нейи-Сюр-Сен, в пригороде. Прогуливающегося Юзика, из подворотни окликнул жилистый дядька лет тридцати с виду, одетый в серый недорогой пиджак, кивком позвал за собой. После обмена паролями, представился коротко: - Инженер. В суть готовящейся акции посвящать не стал, быстро расспросил о прошлом, чувствовалось, что с подробностями уже знаком, объявил, что берет в группу. - Акция непростая - предупредил теперешний командир Юзика. Тут, во Франции работать будем, но в Питере аукнется, ох как аукнется. И не дожидаясь ответа, сменил тему: - Ты в одном разговоре, упомянул автоматы? - Было дело - тут же вспомнил Григулявичус встречу с Савинковым. ППД, пистолет-пулемет Дегтярева. - Да - собеседник внимательно оглядел кандидата в бомбисты. А сможешь их достать? - Как это?
– растерялся подпольщик. Они ж не продаются, товарищ Инженер. Новая штука, их вообще нигде нет. - Где-то же вы их пострелять брали?
– резонно заметил Борис. Да и не такая уж и новая, в Америке автоматы есть, в Италии. Боевик Юозасу не нравился. Неприятный был тип, над породистым, дворянским лицом выбритый лоб и до неприличности коротко остриженные волосы, разговаривал свысока, да еще сквозь зубы. Нет, молодой партиец понимал, что его мнение тут последнее, и раз Павел Иванович поручил этому типу теракт, значит, товарищ доверенный. И решать - брать в дело новичка, или отправить подальше, будет именно он. А потому неприязнь скрывал, отвечал рассудительно, боялся показаться негодным в террор: - Это в Америке с Италией. А в России новая, даже в армии нету. Мы брали у погранстражи. Там рядовые чины до денег слабы - жалованье невелико, а соблазнов-то хватает. Ладно подполье, у нас денег не так и много, но через границу контрабандисты ходят. Деньги немалые крутятся, а стражники ж сами местные, всех там знают. Ну и их знают, мы с контрабандистами иногда пересекаемся. - Вот через них если и прикупить?
– настаивал стриженный. Денег выделим, не пожалеем для дела. - Не знаю - решил ответить честно Григулявичус. Не буду вилять, сложно это. Если только через ячейку попробовать. - Через ячейку нельзя - раздраженно отмел предложение новый командир Юзика. Мельников, беседующий сейчас с Григулявичусом, родился в Забайкалье, в РСДРП вступил в 1916, студентом Политехнического института в российской столице. Потом был призыв в армию, Михайловское артиллерийское училище, запасной полк в Петрограде. А после революция, "Вторая русская", как ее называли в эмиграции. Бои с жандармами в отряде красногвардейцев, мятеж на юге, савинковские отряды "Союза защиты революции и свободы", за кордон уходил одним из последних, через Персию. В эмиграции создал отдельный отряд боевиков, ходил через границу в Россию, организовывал теракты не в одной стране мира, по заданию партии приводил в действие приговоры провокаторам и разоблаченным агентам охранки, потом влился в Боевую группу. Последнее время тренировался со своей ячейкой в Венгрии, под эгидой британцев. Заказчику готовящейся акции его передал Савинков, и заказчик - британец, раньше работавший в Intelligence Service, настаивал на полной конспирации даже от самого шефа Боевки. Инженера такой подход устраивал, удачное дело сулило выход на прямой контакт с представителями солидных европейских кругов, да и на расходы англичанин не скупился, причем деньги тоже шли напрямую. Бойцов у Мельникова сейчас оставалось трое, надежные, проверенные в деле, но и целей предполагалось три, пусть и в одном месте. Пришлось брать людей со стороны, от того же Павла Ивановича. Хоть и против желания, да куда денешься? Не вчетвером этакую работу делать. Этот кандидат Инженера устраивал. Предполагать в нем агента Корпуса было бы чересчур, убийства своих офицеров жандармы не прощали, а склонность к террору парень доказал на деле. Посвящать его в суть задуманного он, тем не менее, до последнего не собирался, а вот новое российское оружие, о котором он вскользь упомянул в разговоре Савинков, заинтриговало. Ответ Юзика его не устроил, связываться с российским подпольем Борис считал опасным, о его насыщенности жандармскими осведомителями знал не понаслышке. - А если ты сам со стражниками свяжешься?
– подумав, предложил он новичку. Допустим, матросом тебя на корабль подсадим, до Риги? - Так я ж в розыске - не согласился тот. И ладно б за политику или контрабанду, то дело обычное, а тут... Не рискнут они связываться, истинно не рискнут. Ну вот сами посудите, это ж стражнику верный Указ. Петля, то есть. А через ячейку я и впрямь сам могу, на границе курьера встречу и все. Юзик опасения нового командира понимал, тоже не первый день на свет народился. Но и выполнить приказ тоже хотелось, доказать этому бритому эмигранту, что в подполье не по кафешкам парижским сидят, работать умеют: В Вильне есть надежный человек, в нем сомнений быть не может - он меня сюда переправил. Вот через него и попробовать. - Что за человек?
– рассеянно, прокручивая в голове вариант, спросил Мельников. Ответ, однако, получил неожиданно сдержанный: - Товарищ Леопольд. Это кличка, можно в ЦК по ней справится. "Ишь ты!
– восхищенно подумал Инженер. От горшка два вершка - а как держится? Конспиратор, а? Прав был Савинков, обстоятельный персонаж. Ежели в этот раз не убьют - отличный боевик выйдет, с головой". И ответил в тон: - Правильно говоришь, товарищ Юзик. Но справляться я не стану, нечего внимание привлекать. Не выйдет - и черт с ним, так обойдемся. Британец-заказчик намекал о желательности в теракте "российского следа", да и разумно это выглядело, чем больше у полиции версий, тем бомбистам уходить легче. А что тут придумать лучше найденного на месте преступления новейшего русского изобретения? Но нет так нет, лучшее враг хорошего, эту поговорку он помнил всегда, осторожность выручала не раз. Обсудив детали и оговорив следующую встречу, подпольщики разошлись. Юзик уходил в настроении приподнятом, он чувствовал себя в деле. В серьезном деле, которое, надеялся молодой революционер, даст шанс утереть нос... да всем утереть. Мельников же, уходя, прикидывал, как будет излагать придуманный план операции британцу. И сколько денег под этакое предприятие нужно будет с того содрать, о своих интересах он забывать не собирался. Нелегальная жизнь недешева, тем более в эмиграции. А ведь ему требовалось еще содержать и постоянно поддерживать в форме группу тертых жизнью боевиков. Инженер гордился тем, что его люди не знают провалов, достигалась такая репутация скрупулезным отбором, постоянными тренировками и жесткой конспирацией. При этом жить бывший марксист, как и его патрон, Савинков, предпочитал на широкую ногу. Полунищенские посиделки в дешевых бистро - это пусть теоретики, это не для бойцов террора, ежедневно... ну, пусть не совсем, но все одно часто, рискующих жизнью. Зачем же себе и бойцам не позволить приличный ресторан, квартиру и отдых с девочками? Да и нелегальной жизни полезно, полиция в фешенебельные заведения редко суется, не про ее честь, самое место для бомбиста, отчего же пренебрегать? Расходы выходили немалые, но операция ведь на пользу временным союзникам революции? Так от них не убудет, английские эксплуататоры ничем не лучше российских фабрикантов, разве что, денег сейчас дают. Инженер помнил слова покойного вождя большевиков, Ленина сказанные по схожему поводу: "Сегодня капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их повесим после революции". Он, Мельников, сейчас и есть революция. В России по эмигрантским слухам начинало подниматься село. Помещичьи и кулацкие экономии, оснащенные тракторами и комбайнами, сбивали цены на зерно, одновременно, за счет механизации, выкидывая на улицу батраков и скупая землю у разоряющейся бедноты. Найти работу в городе стало редкой удачей, вчерашние крестьяне, не обладающие никакой квалификацией, оказались никому не нужны. И становилось этого горючего материала в Российской империи все больше. А значит, скоро там понадобятся люди, умеющие не просто стрелять, но организовать и повести за собой отряды новой Красной гвардии. Надежда на близость новой революции не давала сложить оружие, да и само действие все еще привлекало. Впрочем, умыть очередной раз жандармов, пусть и не российских, это в любом случае славно. Ничего другого он все равно не умел.
Шеф Отдельного корпуса жандармов дочитал меморандум, подчеркнул в нем толстым, граненым карандашом пару строк и откинулся на спинку кресла. Вместе с другими, известными генералу сведениями, информация из документа, принесенного сидящим сейчас напротив начальником Разведчасти, могла представлять собой часть куда более обширного замысла. Касающегося как безопасности Российской империи, так и... частных интересов некоторых влиятельнейших членов императорской фамилии. О существовании подобных интересов Глобачев не забывал никогда, положение не позволяло. Он взглянул на молча ждущего начальника Разведчасти, и еще раз пробежал глазами лист бумаги: "...по сведениям, полученным от "Тореадора" незадолго до ареста, группа российских эмигрантов, предположительно принадлежащая к организации левого направления, планирует террористическую акцию во время приезда шаха Ирана в Париж. Акция предположительно заключается в убийстве шаха Ирана, представителей Франции и Великобритании, для переговоров с которыми прибудет шах. О планирующейся акции известно немецкой разведке. В связи с арестом французской полицией агента "Тореадор" источник получения данных не установлен. Данное сообщение подтверждений из иных источников не имеет, проводится дополнительная проверка".– "Предположительно" да "предположительно" - пробурчал генерал. Насколько можно верить агенту? - До сих пор ее данные были точными - спокойно ответил начальник разведки. Но следует учитывать, что в силу специфики ее занятий, информация добывалась обрывочная. Получить подробный отчет мы не успели, Тореадор арестована. Отчего произошел провал, сейчас выясняем. - Отчего? Да от того, что ваша дамочка заигралась!
– генерал раздраженно бросил карандаш на стол, наклонился вперед, сощурился и начал разнос: - Вы свою агентуру вообще контролируете? Ваша Чекалова, она, черт возьми, кому только информацию не продавала! Японцам, итальянцам, даже немцам, у которых и разведки-то официально нет! А сейчас что? А сейчас - он попытался взять карандаш, не удержал, снова уронил на стол, тихо чертыхнулся, и продолжил уже спокойнее: - Вот сейчас она небось, поет во Втором бюро как Шаляпин, во весь голос! Кто еще арестован по ее делу? - Один, профессор Мартен, из отдела шифров морского министерства. Под угрозой двое: полковник Дюмулен и Обри, инженер из военного министерства, но пока они на свободе. Сигнал опасности им подан, контакты прерваны. Идет речь о высылке нашего резидента, полковника Шмырко. - Скандал, выходит, разгорается? - Точно так - вздохнул разведчик, помолчал пару секунд, и твердо добавил: Но я, ваше превосходительство, считаю основополагающей причиной провала Тореадора работу английского агента внутри Корпуса. Того самого, которого Охранный департамент обозначил как "Мышь" и ищет уже полгода. - При чем тут Мышь?
– не понял Глобачев. Не перекладывайте свои провалы на контрразведку! Ведь взяли вашу даму французы, верно? А Мышь по вашим же сведениям, работает на Лондон? - По всей вероятности, да. Но Тореадор в связях с разведками других стран вела себя чрезвычайно осторожно, пользовалась услугами посредников, ни на одного из коих Сюрте не вышла. Кроме того, точных данных о том, что она дает показания - нет. Есть предположение, что французам ее группу сдали со стороны, во Второе бюро поступил донос. - Поступил от британцев? Знаменский заколебался, но ответил ровно: - Нет. От мадьяр. - От ко-го?
– медленно, по слогам, выговорил вопрос, вновь рассвирепевший шеф жандармов. - В Париже ходит слух, что данные по баронессе Сталь поступили от венгерской разведки - вздохнул Дмитрий Иванович. Якобы те посчитали, что она продает сведения чехам. Вы же помните, у них там территориальный спор... - Ваши источники в своем уме?
– перебил его Глобачев. Какие еще венгры? Откуда они вообще взялись? И при чем тут чехи? Чушь какая-то! - Я и говорю чушь - миролюбиво согласился собеседник. О том, что Сталь наш агент узнать было непросто. Нет, ваше высокопревосходительство, мы уверены, что мадьяры только посредники. Наш резидент в Вене, Базаров... - Он, кстати, - вновь прервал подчиненного начальник Корпуса - до того знал про Тореадора? - Нет - покачал головой собеседник. Работа с ней шла через Шмырко. И вернулся к докладу: - Так вот, Борис Яковлевич сообщил, что по косвенным данным, к инциденту причастен известный нам Джордж Хилл. - Хилл, кажется, сейчас не на службе?
– фамилию шеф жандармов вспомнил мгновенно. Бывший офицер британской разведки в середине двадцатых нелегально работал в России, действовал активно и жестко, взять его тогда так и не удалось, ушел. - Он сейчас работает на фирму Royal Dutch/Shell. Не секрет, что Shell имеет тесные связи с британским правительством. Хилла могли использовать в операции, в Англии для выезжающего за границу джентльмена пошпионить для короля считается вполне приличным. Возможно так же, что вся затея идет не от официального Лондона, а есть частная акция самой Shell, но это представляется маловероятным. Связи в Intelligence Service у конечно, Хилла остались, да и нефтяной синдикат имеет немалый вес в Англии, но раскрытие перед частной фирмой агента такого уровня - это уж чересчур. А Мышь... мы проанализировали работу Тореадора и действия французов. Получается, что Сюрте непомерно много знала, и слишком быстро работала. Хотя исключить провал по вине агента, бесспорно, пока нельзя. - А зачем британцам сдавать нашего агента?
– спросил Константин Иванович. Им ведь тоже не мешает иметь источник в Париже, почему не попробовали перевербовать Тореадора? - Никаких соображений - честно признался генерал. О вербовочных подходах она не докладывала. Может, цель именно скандал и ухудшение русско-французских отношений? В связи с недавним приходом к власти в Германии Шлейхера, которого в Лондоне многие поддерживают, похолодание между Парижем и Петербургом, уменьшит давление на немцев. - Несерьезно - буркнул Глобачев. - Других соображений пока нет. Знаменский знал не все. Кроме Разведчасти, у шефа жандармского корпуса был еще один источник информации из-за границы. Охранный департамент, занимающийся антиправительственными организациями. В том числе эмигрантскими. Главной целью красных, естественно являлась подготовка революции в России. Боевые акции в России теперь Объединенке удавались редко, большую опасность представляли теракты националистов на окраинах империи. Но подполье не унималось, жандармы знали, что его эмиссары проникают в империю, по его каналам идет контрабанда оружия и агитационной литературы. И недавние данные охранки, в сопоставлении с сообщениями разведки заставляли насторожиться. Хотя сведения департамента тоже полнотой не отличались. Глава Корпуса еще раз перебрал в уме цепь рассуждений, и поднял взгляд на разведчика: - Думаю, нам следует пригласить Коттена. У него тоже есть информация, Охранное на днях сообщало, что боевики РСДП зашевелились. И именно упоминался Париж, там сейчас сам Савинков. - Михаил Фридрихович человек осведомленный - согласился Знаменский, и тут же, уязвленный тем, что соседний департамент знает о происходящем за границей больше разведки, добавил: правда, делится сведениями, как правило, неохотно. О конкуренции между службами Глобачев знал прекрасно, и соперничество это негласно поддерживал, считая его одним из залогов успешной работы. Но вслух благосклонности к внутренним дрязгам никогда не высказывал, понимая, что второй составляющей систему сыска являются действия совместные. Не поддержал и сейчас: - Делится, когда есть чем. В этот раз у него сведения тоже этакие... фрагментарные. Не сведения, а так, упоминание. Сами по себе малопонятные, но вкупе с вашим сегодняшним сообщением, настораживающие. Генерал снял трубку и набрал номер внутреннего телефона: - Михаил Фридрихович? У меня сейчас на докладе Знаменский, его сведения, кажется, проясняют имеющиеся у вас. Те, которые по Савинкову. Похоже, мы вышли на прелюбопытнейший комплот, подойдите, поразмыслим вместе. - А что до предателя - вновь повернулся он к Знаменскому, положив трубку - ищем, Дмитрий Иванович. Ищем. Но вы же прекрасно понимаете, это не просто. Что у вас еще? - Тоже Лондон - глава жандармской разведки перебрал лежавшие в принесенной им папке бумаги, положил нужную сверху, и продолжил: Английская контрразведка, похоже, заинтересовалась шифровальным отделом Foreign Office. - Арно?
– тут же насторожился Глобачев. Или? - Полагаю, ищут Арно. И вот это уж точно Мышь, этот источник мы берегли особо. Британцы не остановят поиски, пока не найдут нашего человека. Арно сейчас отходит от дел, на него подозрения могут и не упасть. Но что если они вместо него выйдут на Мага? - Кто работает с Арно и Магом? - Обоих ведет ротмистр Толстой. - Это не... гм, сын Александра Николаевича? Бывшего губернатора столицы? - Он самый. - Припоминаю, как же - расплылся в ехидной улыбке Константин Иванович. Граф усыновил незаконнорожденного в семнадцатом? - Точно так - официальным тоном отозвался подчиненный. Имелось разрешение государя, все как подобает. - Помню, как же - кивнул шеф жандармов, вспоминая события пятнадцатилетней давности. Мать ротмистра была... э-э... интересная дама была. Премилая казачка, умная, живая ... прогрессивных взглядов, разумеется, как положено в те годы. Проходила под негласным надзором за участие в помощи политическим ссыльным, если не ошибаюсь. Он прищурив левый глаз посмотрел на Знаменского, и язвительно поинтересовался: - Кажется, перед войной, по поводу матушки господина Толстого-младшего, был случай соперничества между генералом Баратовым и неким жандармским подполковником? - В Пятигорске - Дмитрий Иванович в памяти начальника и не сомневался, а уж удивляться тому, что шеф жандармов знал подробности личной жизни одного из губернаторов Петербурга и собственного подчиненного, было бы и вовсе странно. Да и скрывать нечего, история давняя и вполне безобидная: Князь тогда одержал победу. Кстати - хмыкнул разведчик - одною из причин послужило преимущество зеленого мундира над голубым в глазах либеральной общественности. - Толстой давно служит?
– вернулся к делу Глобачев. - В конце войны недолго служил во флоте, после слушал курс социологии в Сорбонне. В двадцать первом году парижской резидентурой привлечен к сотрудничеству для работы по Северной Африке, с двадцать третьего в штате Разведчасти - доложил ожидавший вопроса Знаменский. За время службы провел несколько ценных вербовок. В двадцать седьмом успешно осуществил разработку секретарши-француженки, которая имела доступ к переписке и шифрам своего МИД. Спустя год от нее были получены доклады и шифры французского посла в Праге. Потом работал нелегалом, как раз тогда завербовал "Арно", специалиста по разработке шифров и дешифрованию Foreign Office. За это время мы получили от англичанина шифры и коды, еженедельные сборники шифртелеграмм дипломатического ведомства Великобритании, еще кое-какие документы. - Прошлым сентябрем за "Арно" получил георгиевское оружие - припомнил начальник жандармов. Что ж, офицер достойный, опытный. Что у него сейчас с Арно и Магом? - Мы теряем интерес к Арно - напомнил разведчик. Он начал слишком много пить, в связи с чем в Лондоне планируют его перевод на должность статистика и доступ к шифрам он потеряет. Летом Толстой начал вербовочную разработку другого шифровальщика Foreign Office, "Мага". Как вам известно, месяц назад вербовка Мага успешно завершена. Ответить Глобачев не успел, в кабинет вошел начальник Охранного департамента. - Разрешите, ваше превосходительство? - Да. Нате, почитайте, что разведка пишет... Совещание затянулось на два часа. В кабинет начальника российских жандармов дважды вызывали для пояснений офицеров разведки, следом - генерал-майора Анисимова, отвечавшего в Охранном отделении за заграничную агентуру, и только после обсуждения Глобачев позволил себе подвести итог: - Итак, господа, что у нас получается? Шестого октября сего года, шах Персии к всеобщему удивлению объявил, что в одностороннем порядке прекращает действие концессии "Англо-Персиан Ойль". С нами он этот шаг не обсуждал, хотя отношения с шахом у России на вид неплохие. Все верно? - Слухи ходили - кивнул Знаменский. Но никто не думал, что шах отважится на такой шаг. Англо-персидская нефтяная компания, фактически является британским казенным обществом, и в Лондоне весьма озабочены действиями персов. Впрочем, мы считаем, что шах не пойдет на окончательный разрыв. Он будет пытаться выторговать себе более выгодные условия, но, в конце концов, уступит. - Вот для того, чтобы поторговаться, он и едет в Париж, правильно? - Несомненно. Французы получают нефть из Ирака, у них там есть доля в добыче. И они не слишком заинтересованы в конфликте на Среднем Востоке. Но заступиться за шаха в споре с англичанами Барту не преминет. Так что, Париж для переговоров самое привлекательное место. - А почему Реза не обратился к нам?
– осведомился фон Коттен. - Пехлеви националист - пожал плечами начальник разведки. А Персия де-факто, поделена между нами и Лондоном. Шах пытается найти управу на нас обоих, начать вот решил с "Англо-Персиан", следующий удар видимо следует ждать по нашим интересам. Если Пехлеви найдет поддержку во Франции и сможет надавить на британцев, для России ничего хорошего тоже не выйдет. Он же не остановится, немедля возомнит, что в силах меж державами лавировать. Тут еще вопрос тонкий, может, срыв переговоров и не самый плохой вариант... - Это потом - прервал его Глобачев. Можно ли считать установленным фактом, что в Европе на шаха и Барту готовится покушение, вот в чем вопрос? - Нет - отрезал начальник Охранки. Фактом полагаю, следует считать, что люди Савинкова готовят некую акцию. Непосредственный исполнитель нами установлен - небезызвестный Мельников, кличка "Инженер", сейчас он набирает исполнителей. Сам Савинков в акции может и не участвовать, но о подготовке бесспорно знает. С учетом сказанного Дмитрием Ивановичем и имеющихся у нас сведений, следует ожидать какой-то провокации - коль срыв переговоров можно представить как выгодный России, боевики могут попробовать устроить нечто компрометирующее именно нас. А более пока предполагать нечего. Эмиграция, несомненно, освещалась агентурой и разведки, и охранки. Но если создана группа, действующая без связи с партийными центрами - отследить ее будет нелегко, собравшиеся в кабинете начальника Корпуса это понимали. Выход нашел Коттен. Генерал-лейтенант был мастером провокаций, и в создавшейся ситуации предложил именно этот метод... - ...если наши гончие не могут взять след, значит, надлежит подкинуть приманку, на которую зверь сам придет - закончил он свою мысль. Операция получается довольно опасной, но нам ведь нужно убить минимум трех зайцев, тут уж стоит и рискнуть. - Дозволяю - после некоторого раздумья, коротко бросил Глобачев. Кого введем в качестве лакмусовой бумаги? - Полковника Гумилева. - Согласен. Действуйте.