Операция «Перфект»
Шрифт:
– Беверли, право, не стоит так расстраиваться, – уговаривала ее Дайана.
– А может, я бы тоже хотела на море поехать! Может, и я бы хотела шоу посмотреть! Мы с Джини здесь чуть с голоду не померли. Весь день коту под хвост! Да еще и артрит мой разыгрался. Между прочим, я просто обожаю орган! Это мой любимый музыкальный инструмент.
Дайана тут же ринулась на кухню, принесла Беверли один из ее любимых желтых напитков и принялась резать хлеб для сэндвичей, но Беверли на нее не смотрела, а все рылась в своей сумочке, вытаскивая оттуда все подряд – кошелек, ежедневник, носовой платок – и снова засовывая вещи обратно. Казалось, она никак
– Я же говорила тебе, что именно так и будет, – приговаривала она, и вид у нее был такой, словно она вот-вот расплачется. – Я же говорила, что скоро тебе надоем.
Джини сползла с шезлонга и проскользнула в кухонную дверь.
– Но ты мне совсем не надоела, Беверли.
– Ты считаешь, что можно пригласить меня к чаю, а потом об этом забыть и попросту уехать из дома? – Больше ей сказать ничего не удалось – она совсем расплакалась и захлюпала носом.
Дайана сунула ей носовой платок. Потом коснулась ее руки. Потом крепко ее обняла.
– Пожалуйста, Беверли, не плачь. Конечно же, ты – мой друг, но ведь не могу же я все время быть только с тобой. У меня еще и дети есть…
Услышав это, Беверли вырвалась из ее объятий и даже руку подняла, словно собираясь ее ударить, но тут из кухни раздался какой-то невообразимый визг и смех, и в дверях возникла Джини, радостно подскакивавшая на «прыгунчиках» Люси. Стремясь перебраться через порог, она слишком высоко подскочила, зацепилась за него, ее перебросило через резиновые поручни, и она с грохотом рухнула прямо на каменные плиты террасы. Она лежала совершенно неподвижно, одна нога вывернута наружу, руки крепко прижаты к вискам.
Беверли с диким криком ринулась к ней.
– Ну же, ну! – заверещала она. – Довольно, вставай! – Ее вопли звучали отнюдь не успокаивающе. Она грубо тряхнула дочь, словно та притворялась, что спит. Потом потянула ее за обе руки. – Ну же, вставай! Ты идти-то можешь? У тебя что, швы разошлись?
– Ну, швов-то у нее никаких нет, – сказала Дайана, но Байрон заметил, что и она напугана случившимся. – И зачем только она эту дурацкую штуковину схватила, если у нее нога так болит?
Ох, зря она это сказала, подумал Байрон, хотя это чистая правда. Беверли тут же подхватила дочку на руки и, спотыкаясь, двинулась через кухню к входным дверям. Дайана с ее сумочкой бросилась вдогонку, но Беверли неслась вперед, словно забыла, как останавливаться.
– Мне очень жаль, правда! – причитала мать Байрона. – Я не хотела тебя обидеть.
Но Беверли кричала в ответ:
– Поздно, Дайана, поздно!
– Давай я хотя бы вас отвезу! Давай я тебе помогу! – Дайана пустила в ход все свои покорно-умоляющие «сеймурские» интонации, и на какое-то мгновение Байрону даже показалось, что где-то рядом с ними стоит отец.
Беверли вдруг остановилась и резко повернулась к Дайане. Ее лицо приобрело какой-то красно-коричневый оттенок. Джини лежала у нее на руках, легкая и безвольная, как тряпка, но пальцы Беверли при этом были судорожно вытянуты, словно ей больно и она не может их сомкнуть, чтобы поудобней взять ребенка. Никакой крови на ногах у Джини Байрон не заметил, та коленка тоже была совершенно чистая, он очень внимательно ее осмотрел. Но девочка была бледна, и глаза у нее были как-то странно полуоткрыты, на это он сразу обратил внимание.
– Ты что, думаешь, я сюда хожу ради твоей благотворительности? – сказала Беверли, точно плюнула. – Да я ничем не хуже тебя, Дайана!
Дайана споткнулась, словно налетев на какое-то препятствие. Байрон видел, что она с трудом заставляет себя шевелить губами, но все же беспомощно лепечет что-то насчет машины и автобусной остановки.
И тут, к удивлению Байрона, Беверли громко расхохоталась и воскликнула:
– Да зачем мне это надо? Чтобы посмотреть, как ты на своей машине виляешь туда-сюда? Ты из-за своего драгоценного «Ягуара» так нервничаешь, что с тобой и ездить-то опасно. Да тебе и права-то выдавать не следовало!
И она решительно двинулась к подъездной дорожке, по-прежнему неся на руках Джини. Дайана, стоя на крыльце, молча смотрела ей вслед, потом закрыла лицо руками, пробормотала: «Ох, не к добру это», – и пошла на кухню.
Байрону было слышно, как она моет посуду и вытряхивает песок из пляжных полотенец. Он все стоял на крыльце, глядя, как профиль Беверли все уменьшается, становится все бледнее в вечернем свете. Наконец она совсем исчезла где-то в стороне шоссе, и теперь перед глазами у Байрона были только сад, пустошь и синее, как эмаль, летнее небо над холмами.
Джеймс проявил куда больший интерес к тому, что они смотрели шоу на побережье, чем к истории с Беверли. Возможно, он был просто немного разочарован столь внезапным завершением операции «Перфект», а потому все свое внимание перенес на устроенный Дайаной сюрприз – поездку на море и поход в театр. Он дотошно расспрашивал Байрона о каждом номере, о том, как были одеты актеры, долго ли продолжалось выступление каждого и что именно он делал. Джеймс также попросил подробно описать все сценические задники, оркестровую яму и занавес, скрывавший сцену после каждого номера. А уж история про органиста и танцовщиц в белом привела его просто в экстаз. «Неужели твоя мама действительно плакала?» – шепотом спросил он.
Целых четыре дня от обитателей Дигби-роуд не было ни слуху ни духу. И все эти дни Дайана с детьми почти не разговаривала и все время проводила в саду, подрезая отцветшие розы или собирая стручки созревшего сладкого горошка. Без Беверли время словно опять стало каким-то растянутым. Люси и Байрон старались играть поближе к матери, они даже перекусывали, сидя под яблонями. Байрон научил сестренку делать «духи» из раздавленных цветочных лепестков. На уик-энд, когда снова приехал отец, Дайана надела одну из своих узких юбок-карандашей, а волосы тщательно уложила феном. Отец говорил исключительно о своей неизменной поездке в Шотландию, а мать составляла список того, что ему потребуется в этой поездке. Затем они съели пирог, испеченный в честь дня рождения Люси, и рано утром в воскресенье отец уехал.
А в полдень позвонила Беверли. Разговор был коротким, Дайана вообще почти ничего не говорила, но, когда она отошла от телефона, лицо у нее было белым как полотно. Она прямо-таки рухнула на кухонную табуретку, закрыла лицо руками и долгое время ничего не могла объяснить встревоженному Байрону.
«События разворачиваются самым кошмарным образом, – тем же вечером писал он Джеймсу. – Оказывается, теперь эта девочка, Джини, СОВСЕМ НЕ МОЖЕТ ХОДИТЬ! Ответь, пожалуйста, немедленно. Ситуация ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНАЯ. ОПЕРАЦИЯ «ПЕРФЕКТ» НЕ ЗАКОНЧЕНА. Это самый что ни на есть ЭКСТРЕННЫЙ СЛУЧАЙ».