Операция «Перфект»
Шрифт:
Глава 10
Пустошь
Джим звонит Айлин из телефонной будки и объясняет, что ее номер ему дала одна девушка на кухне. Не могут ли они увидеться после работы, спрашивает он. Случай поистине экстренный. Он обещает, что не отнимет у нее много времени, просто ему необходимо сообщить ей нечто очень важное. Слышно плоховато. Сперва Айлин, похоже, попросту не понимает, кто ей звонит и зачем, и говорит, что если это страховой агент или торговец кухонным оборудованием, то он может сразу идти куда подальше.
– Айлин, эт-то я, – заикаясь, говорит Джим.
– Это ты, Джим? – переспрашивает она и так радостно
Джим снова спрашивает, не может ли она с ним встретиться, и она отвечает, что готова приехать в любое время, когда ему удобно. Ей тоже необходимо с ним увидеться, говорит она.
Остаток дня Джим пребывает в страхе. Он то и дело забывает улыбаться посетителям. Забывает даже вручать им листовки. Может, снова позвонить Айлин и отменить встречу? – думает он. Сказать, например, что у него есть еще кое-какие дела, о которых он совсем позабыл? К тому же он до сих пор толком не знает, о чем хочет с ней поговорить. А уяснить это совершенно необходимо, потому что к тому времени, как она приедет, он и вовсе не будет знать, с чего начать разговор. Да и сможет ли он выразить словами все то, что у него на душе? А там столько разных картин и воспоминаний – всего того, что промелькнет и исчезнет, прежде чем отыщутся нужные слова. За все годы, что он провел в «Бесли Хилл», несмотря на подбадривания сиделок, соцработников и врачей, Джим так никогда не нашел возможности ни с кем по-настоящему объясниться. Его прошлое похоже на звуки, что долетают с холмов и как бы состоят из воздуха. Разве можно выразить такое с помощью слов?
Во время последних групповых занятий в «Бесли Хилл» женщина-соцработник пообещала пациентам, что это начало новой жизни, а не конец старой. И заодно со смехом сообщила, что кое-кто из обслуживающего персонала уже лишился работы, и судя по тому, что она все продолжала смеяться, было ясно, что и она сама из их числа. Она сказала, что наступает новый, незнакомый период в жизни каждого из них, а потому она просит всех хорошенько подумать, кем бы им хотелось стать в этой новой жизни. Кто-то сказал – Шерил Коул, кто-то заплакал, а кто-то заявил, что хочет стать космонавтом, и тут все засмеялись. А после занятий эта женщина сообщила Джиму, что мистер Мид согласился взять его на работу на испытательный срок, и объяснила, что это такое. Она сказала, что он наверняка справится, она в этом уверена. Джим хотел объяснить ей, что больше всего он хотел бы стать кому-то другом, только она его уже не слушала: разговаривала с кем-то по мобильному и одновременно копалась в своих бумагах.
Это Айлин предложила поехать на пустошь. Почувствовав его беспокойство, она сказала, что им будет проще побеседовать где-нибудь на открытом пространстве. И потом, прибавила она, ей всегда казалось, что разговаривать легче в темноте.
Она ведет машину ровно, на скорости сорок миль в час. Джим сидит рядом с ней на пассажирском сиденье, крепко стиснув лежащие на коленях руки. Ремень безопасности застегнут так туго, что врезается ему в шею. Он едва может дышать.
Они едут в сторону пустоши по новому шоссе мимо шеренги продуктовых ларьков, мимо стройплощадки, где вскоре будет большой торговый центр, мимо залитых светом рекламных щитов, обещающих 1430 парковочных мест, двадцать закусочных и самые лучшие товары в самом замечательном трехуровневом магазине, где можно будет без спешки и суеты сделать любые покупки. Айлин замечает, что так и от пустоши скоро ничего не останется. Джим не отвечает. Он вспоминает, как однажды стоял у ограждения, за которым сносили их дом, и
Когда они доезжают до знакомой решетки, отгораживающей пастбище от дороги, начинается подъем, и машину с обеих сторон окутывает тьма. Свет виден лишь в окнах домов, перчинками рассыпанных по склонам холмов, а впереди только ночь. Когда Айлин останавливает машину и спрашивает, не лучше ли им побеседовать прямо в машине, Джим говорит, что предпочел бы немного прогуляться. Он уже больше недели не был на пустоши и тосковал по ней так, как, должно быть, другие тоскуют по своей семье.
– Ладно, можно и прогуляться, если ты хочешь, – соглашается Айлин.
Если не считать налетающего порывами ветра, здесь так тихо, что это вызывает оторопь. Некоторое время они молчат и просто медленно идут вперед, с трудом сопротивляясь ветру, который то и дело яростно их атакует и так свирепо свистит и шумит в высокой траве, что кажется, будто вокруг бушует море. Небо над головой точно обрызгано мелкими крапинками звезд, похожих на тлеющие угольки, но луны что-то не видно. На западе над вершинами холмов виднеется яркая оранжевая полоска. Это свет уличных фонарей, но отсюда кажется, что где-то там, далеко, пожар. И Джим думает: вот так порой и попадаешь впросак. Смотришь на вещь и не знаешь, что стоит лишь изменить угол зрения, и она обретет совсем иной облик и смысл. Истина порой неточна и даже ошибочна, вспоминает он вдруг. И тут же, тряхнув головой, гонит от себя эти мысли и воспоминания о том, кто это сказал.
– Замерз? – спрашивает Айлин.
– Немножко.
– Хочешь опереться на мою руку?
– Нет, спасибо, я не устал.
– И нога не болит?
– Нет, не болит, Айлин.
– Ты уверен, что тебе можно столько ходить?
Джим действительно старается идти маленькими шажками – на всякий случай. Он настолько взбудоражен, что ему трудно сглотнуть. Он старается дышать так, как учили его в «Бесли Хилл»: выдыхая воздух понемножку, крошечными порциями, и стараясь полностью освободить голову от любых мыслей. А также зрительно представлять себе цифры «2» и «1». У него даже мелькает мысль, что неплохо было бы вновь ощутить то «падение в никуда» – это ощущение возникало у него после укола обезболивающим перед «процедурой», хотя в «Бесли Хилл» давно уже перестали применять к пациентам подобные «процедуры».
Похоже, не только у Джима проблемы с дыханием. У Айлин оно тоже какое-то неестественное, слишком быстрое и хриплое, она словно с трудом выталкивает воздух из легких. Они довольно долго идут молча, потом она все же спрашивает, зачем Джим ей звонил и о каких непредвиденных обстоятельствах шла речь. Но он лишь качает головой.
Какая-то ночная птица, подталкиваемая ветром, летит так быстро и неровно, что кажется, будто это какой-то оторвавшийся сгусток тьмы, которым пустошь играет, точно футбольным мячом.
– Если тебе не хочется разговаривать, Джим, ничего страшного, не беспокойся: я сама буду говорить. И тогда попробуй-ка меня остановить. Так что можешь молчать сколько угодно, я это запросто выдержу. – Она смеется, потом спрашивает: – А почему ты на мои звонки не отвечал? Я столько раз звонила в супермаркет и просила передать тебе, чтобы ты непременно перезвонил. Разве тебе ничего не передавали?
И он снова молча качает головой. Айлин, сильно волнуясь, спрашивает:
– Так, значит, это моих рук дело? – Она останавливается, указывает на загипсованную ногу Джима и вопросительно, не моргая, смотрит ему прямо в глаза.