Операция "Рагнарёк"

Журавлёв Андрей Юрьевич

Зато Тео, уловивший в интонациях своего революционно настроенного друга скрытую иронию, насторожился. Крис явно что-то знал. Но, то ли не торопился поделиться сведениями, то ли не мог этого сделать, по причине большого количества любопытных ушей.

Пробило полночь. Гулявшие по дворикам и галереям Сородичи быстрыми шагами собирались в капеллу, чтобы принять участие в самом знаменательном событии в жизни города – первых демократических выборах Принца за всю историю его существования.

Кадир Ал-Асмай, взявшийся открыть Конклав вместо категорически отказавшегося от этой почетной миссии Калеброса, был краток и говорил по существу. Решение перенести Конклав на начало мая было стратегически

правильным, но короткие ночи не оставляли времени на цветистые фразы и длинные дебаты.

О чем собравшиеся и напомнили Хелен Панхард, которая пыталась не столько убедить их в том, что она сама может претендовать на кресло Принца, сколько горячо доказывала, что Иветт в этом кресле не место. Очевидно, принадлежность к Вентру, традиционно занимающим большую часть престолов в городах, где правила Камарилья, Хелен считала достаточно убедительной причиной голосовать за нее, и о предвыборной программе не позаботилась. В списке прегрешений Иветт значились потакание массовой культуре, несерьезное отношение к политике и безнравственность в личной жизни, сказавшаяся в регулярной смене смертных любовников. Сообществу, к удивлению Панхард, оказалось совершенно наплевать на то, кто с кем спит и какую музыку слушает. Зато совершенно не понравилась идея дать над собой власть ханже и нечистоплотной бизнес-суке. Последнее с цифрами и фактами в руках доказала неожиданно для Панхард проявившая хорошую деловую хватку и незаурядную политическую интуицию Иветт. Примоген Тореадор произвела на собрание самое благоприятное впечатление, поэтому ее решение снять свою кандидатуру с голосования было встречено легким гулом неодобрения.

Вандервейден, сосредоточенно обсуждавший что-то с Шеметом, со своим выступлением медлил, и Марлена, вопреки совету Екатерины, решила не дожидаться последней очереди и взяла инициативу в свои руки.

Выступлением будущего Принца Тео остался разочарован. Марлена горячо и страстно говорила о грядущих переменах, о «свежей крови», о времени молодых. Но ничего конкретного за этой полной лозунгов и бедной фактами речью не стояло. Любой, кому хватило ума, догадался бы, что речь идет всего лишь о переделе охотничьих территорий. Бруха, самый многочисленный в городе клан и, к тому же, яростные бойцы, уже давно точили клыки на Манхэттен. Но, к сожалению Белла, далеко не все оказались достаточно прозорливы, чтобы понять намеки Примогена Бруха. Зато ей удалось слегка запугать сообщество напоминанием о недобитых стаях Шабаша, о том, что на Восточном Побережье Нью-Йорк является лишь островком, принадлежащим Камарилье, среди архипелага, пребывающего под властью Черной руки. Марлена обещала защиту и безопасность, и многие ценили эти блага значительно больше мифических перемен.

Разочарование Тео оказалось не настолько сильным, чтобы он изменил свое решение. По его мнению, из оставшихся в городе фигур никто все равно не мог бы ничего противопоставить доводам Марлены. Да и опасность, о которой она напоминала, архонт призрачной не считал – ему намного чаще других приходилось бывать на линии огня. Собрание зашумело, раздались аплодисменты. Тео взглянул на все еще колеблющегося Вандервейдена и почувствовал желание сократить список выступающих, объявив переход к голосованию.

Остановил его, как ни странно, Калеброс. Тео радостно улыбнулся, на мгновение у него мелькнула мысль, что Носферату, ведомый чувством долга, решил, все-таки, вернуться к исполнению сброшенных с себя обязанностей. Но Калеброс всего лишь в очень вежливой форме попросил десять минут на некоторую, как он выразился, «наглядную демонстрацию нашей точки зрения на сообщенные госпожой Примогеном факты об опасности со стороны Шабаша». Несколько удивленный Тео согласился, и Шарк, словно

фокусник кролика из шляпы, выудивший из кармана мешковатых штанов пульт, опустил с потолка неприметный до сих пор стеклянный куб, четыре больших экрана, направленных для удобства экскурсантов, пришедших в музей на серьезную лекцию, во все четыре стороны капеллы.

Экран мелькнул, темнота и тихий неразборчивый шепот заполнили притихший зал. Свет вдруг ударил в стоящую у стены старинную скамью и через мгновение на ней появились две фигуры – девушка в джинсах и свитере и мужчина в белом летнем костюме.

— Сколько времени тебе понадобится? – спросил мужчина густым низким басом.

— Полгода со дня избрания Марлены, — ответила девушка, — подожди полгода, Полонья, и город вновь будет под властью Черной Руки…

Раздался приглушенный крик. Крис и Моника, ожидавшие подобного поворота событий, рванулись к Екатерине, но она двумя взмахами руки, в которой неожиданно появился кинжал, полоснула по горлу стоявших с ней рядом молодых Бруха. Падающие тела на пару секунд задержали Криса, но этого оказалось достаточно, чтобы взвившаяся к потолку летучая мышь со звоном выбила витражное стекло под самым потолком капеллы и унеслась прочь.

Тео сделал несколько шагов по направлению к сжавшейся от ужаса Марлене.

— Ты под арестом, — спокойно сообщил он, — мы разберемся, как случилось, что Примоген Бруха стала кандидатом от Шабаша. Если всему виной только твоя глупость и слабость – тебя отпустят. И, возможно, даже позволят остаться в городе. Если же нет…

Его слова повисли в воздухе.

До рассвета оставалось еще два часа, но Тео уже готов был объявить собрание закрытым, когда Вандервейден неожиданно взял слово.

— Уважаемые Сородичи, — хорошо поставленным ораторским голосом начал Картер, — каждый из нас, в душе, наверняка признавался себе, что времена изменились. Позвольте же мне быть первым, кто решится, как и положено Безумцу, признать это вслух…

Тео слушал спокойную речь Вандервейдена в полной уверенности, что все предыдущие события Малкавиан просто пропустил, а Шемет всего лишь благополучно помог Примогену это скрыть. Но обаяние и ум Картера сделали свое дело, и архонт с интересом и вниманием прислушивался к сжатой, по-деловому точной, хотя и украшенной в нужных местах изюминками тонкого юмора речи Вандервейдена. И, когда прозвучали долгожданные слова «Легализация гражданских прав», Тео уже не сомневался – это тронная речь будущего Принца Нью-Йорка.

51. Клуб «Лилит», Губернаторский Остров, Нью-Йорк. Делия

— Паучий потрох! – фыркнула Делия, разглядывая себя в зеркале. — Всего-то и дел – подписать бумажку под присмотром Вандервейдена и принять пару томных поз для прессы. А боюсь так, слово и впрямь замуж собралась.

— Не понравится — разведешься, — буркнула Моника, нервно одергивая оборки короткого розового платья.

— Повтори это при Фьяларе, и до самого развода в этом платье проходишь, — Маша, одетая в точно такие же розовые оборки, но получающая от этого искреннее удовольствие, показала Монике язык.

— Вечность – это очень долго, — томным голосом проворковала Мелисента, поправляя на Делии венок из огромных махровых хризантем, — я бы столько не выдержала.

— Передать это Войцеху? – ехидно осведомилась Моника.

— Я вообще-то про платье, — смутилась Мелисента, — и оставь Войцеха в покое. Он…

Мелисента не договорила и выскочила из комнаты.

— Что это с ней? – удивленно спросила Моника, — я думала, там все в порядке.

— Князь отказал Шемету, — покачала головой Делия, — я не слишком поняла, в чем там дело.