Операция «Степь»
Шрифт:
Вряд ли господин Шафрот, проплывая мимо перрона и помахивая из чистенького тамбура шляпой, заметил среди множества провожающих две невысокие фигурки у вокзальной стены. Они тоже помахали ему немного – Мишка фуражкой, а Шура просто так, рукой.
– Бедный Билли, он так недоспал, – вздохнула Шурочка с сочувствием, и настолько искренним, что Мишку укололо. Он нахмурился и подозрительно заглянул ей в глаза…
Бедный Билли… Бедный Мишка… Ну, разве поймешь, когда эти переливчатые черные глазища смеются, а когда плачут?
– Миш,
– Чай? – Мишка подумал. – А может, тебе привычней шампанское?
– Идем! Маме позвонили, что я жива-здорова. Но увидеться-то нам с ней надо! Вот и попьем чайку вместе.
– Чай так чай, – солидно решил Ягунин. – Только знай, пайка у меня с собой нет.
– Перебьемся, – уверенно сказала Шура и дернула Мишку за рукав извозчичьей поддевки.
И они весело зашагали. Они пошли от вокзала к дому Ильинских совсем не тем путем, каким полгода назад вел их от Ильинских к вокзалу бандит Коптев: не переулками, не проходными дворами. Напротив, они выбирали самые оживленные улицы.
В самом деле, и чего ради они стали бы таиться?
Вместо эпилога
Что же было с нашими героями потом, через годы?
Скажу только одно: в дальнейшем жизнь у Мишки Ягунина и Шурочки Ильинской была интересной и полной событий. Но чтобы рассказать о них, нужно садиться писать новую книгу. А я все никак не закончу и эту, в которой поведал всего лишь об одном-единственном годе их жизни.
Поэтому я ограничусь тем, что очень коротко отвечу на вопросы, которые, как мне кажется, непременно должны возникнуть у читателя.
Например, на такой вопрос: выполнил ли свою миссию парламентёра саратовский чекист Глеб Рудяков? Если помните, мы оставили его с Байжаном февральской ночью в холодной буранной степи. Да к тому ж в окружении волчьей стаи.
Нет, не удалось тогда Глебу исполнить свой замысел. Всю ночь отстреливались они с Байжаном от волков. Однако сберечь лошадей от зубов голодных хищников не смогли. Под утро, когда буран совсем осатанел, в кромешной тьме услышали они тоскливое ржание, а затем предсмертные хрипы. Рванулись сани и стали. А обнаглевшие волки, уже не боясь выстрелов, прирезали вскоре и вторую лошадку. На рассвете насытившаяся стая ушла, а Глеб с Байжаном вслепую побрели по снежной степи. Они понимали, что надо двигаться, чтобы не замерзнуть. Они шли, шли и шли, падали и вставали, помогали друг другу и снова шли… Через сутки их подобрала казахская семья, которая перекочевывала на новую зимовку. Больше недели провалялись обмороженные чекисты на кошмах в жарком бреду. Еще неделя понадобилась, чтобы добраться до своих. Но к тому времени о переговорах с Серовым уже и речи не было: к Уильскому укреплению с трех сторон придвинулись части Красной армии. В конце февраля они выбили бандитов из Уила, отрезали им путь отступления в оренбургские степи, а в апреле завершили
Впрочем, сам атаман еще долго скрывался с небольшой группой приближенных по хуторам и селам Заволжья. Сдался он саратовским чекистам в своей родной Куриловке только 14 августа. В тот же день на дороге неподалеку были задержаны и братья Долматовы. С листовками-пропусками они шли сдаваться властям.
Тем и завершилась операция под кодовым названием «Степь», начатая самарскими и саратовскими чекистами поздней осенью 1921 года. А в августе 1922-го крестьяне Поволжья уже приступили к уборке нового урожая. И хотя они сняли с полей гораздо меньше хлеба, чем в годы довоенные, все же кошмар страшного голода стал для них достоянием прошлого.
В августе произошло и еще одно событие, по масштабам своим куда менее значительное. Однако для наших героев чрезвычайно важное: комсомольская ячейка Самарского ГПУ приняла в ряды РКСМ Шуру Ильинскую. Больше того, комсомольцы тут же на собрании выдвинули ее в ячейковые организаторы по идейно-культурной работе среди женщин. Это поручение они считали очень ответственным. Свидетельством тому может служить резолюция собрания, в которой было записано:
«…Нужно считаться с жизнерадостностью молодежи и в подходе к ней воздействовать не только на разум, но и на чувство. Попытки вести лишь сухую политработу среди молодежи терпят неудачу, поэтому надо больше внимания уделять разумным развлечениям, организации празднеств, драматической работе и даже принципиально допустимо устройство танцев…»
Так что, сами понимаете, такие люди, как Шура, комсомолу были очень нужны.
Примерно через неделю после собрания, которое стоило Шуре и переживавшему за нее Мишке наверняка целого года жизни, в Самару приехал Глеб. Всего лишь на денек. По дороге в Москву он решил заехать сюда, чтобы попрощаться с сестрой, племянницей и… с Мишкой Ягуниным. На него, судя по переписке Глеба с Шурой, он смотрел уже как на своего будущего родственника. В столицу Рудяков ехал работать по вызову самого Феликса Эдмундовича Дзержинского. Государственное Политическое Управление остро нуждалось в опытных сотрудниках, которые свободно владеют иностранными языками. Ничего больше Глеб сказать Мишке с Шурой о своей будущей работе не мог. Он и сам не знал, куда его бросит далеко не самая спокойная профессия, с которой он связал свою жизнь.
– А я при случае попрошусь на гражданку, – сказал ему Мишка, вместе с Ильинскими провожавший Глеба на вокзале. – Хочу учиться на инженера по строительству городов. А Шура когда-нибудь станет детским врачом.
– Вы решили очень правильно, – сказал Глеб. – Я, например, сам бы с удовольствием стал хирургом. Но пока что нашей республике совсем без чекистов не обойтись…
Они расстались, чтобы впоследствии увидеться. Не скоро.
Однако об этом, как я уже говорил выше, надо писать совсем другую книгу.