Операция «Святой Иероним»
Шрифт:
— Ну, — спросил хозяин, поблескивая глазами из-под вырезов черной маски, — вы принесли картину?
Паук иронически покачал своей черной капроновой головой:
— Картину? А разве она еще не у вас?
— Не понимаю, — строго заметил Белорус, — как это у меня? Что вы такое мелете? Разве не вы мне должны были принести картину?
Паук, заметил Володя, так и подскочил на кресле, взвизгнув:
— Парень, я тебе сейчас прокручу лишнюю дырку в башке, если не скажешь, где «Иероним»! Давай, ворочай языком, я шуток не люблю!
И Володя, примостившийся на стуле за спиной Паука, увидел, что старик направляет на сидящего Белоруса ствол
— Да бросьте вы кривляться, Аспид, — не мальчик же. Ну с чего вы взяли, что у меня должна быть картина? Напротив, я вас должен спросить: где полотно? Оно что, все еще на прежнем месте? Если да, то зачем беспокоить меня дурацкими вопросами? Знаете ли, уже половина второго и я собирался спать...
— По вашему виду не скажешь, что вы спать собирались, — ухмыльнулся Паук, пряча пистолет и смягчаясь. — А пришел я к вам с таким вопросом потому, что сегодня ночью в известном месте ваши люди сняли картину, повесив вместо нее копию. Если вы не скажете, где сейчас «Святой Иероним», я вам обещаю: житья вам на белом свете осталось, — Паук взглянул на часы, еще минут так двадцать пять.
Белорус, похоже, понял, что угроза Паука может быть приведенной в реальность и занервничал.
— Какие люди?! — закричал он. — Куда приходили? Откуда вы про это знаете?! Если вы обо всем об этом осведомлены, то почему же вы ко мне пришли, а не к этим людям?!
В разговор вмешался Дима:
— Дед, разреши-ка, я сам ему все объясню, доходчиво!
— Валяй, — великодушно разрешил Паук, — только пока объясни ему словами, а если не поймет...
— Поймет, поймет! — с радостью палача, которому уже надоело слушать чтение длинного приговора и хочется побыстрей прикончить жертву, воскликнул Дима и принялся рассказывать о том, как их человек, согласно взаимно разработанному плану, находился ночью там, где висит «Святой Иероним», но картину снять не мог, потому что явились какие-то люди и унесли полотно прежде, чем это сделал их «агент». И Дима, дабы подтвердить справедливость своих слов, указал на Володю, скрюченного и жалкого: — Вот наш агент, который видел из укрытия тех, кто спер картину!
— И вы доверяете этому молокососу?! — прокричал Белорус визгливо, и вдруг Володя в этом некрасивом, бабьем крике услышал знакомые интонации. Казалось, он прежде уже встречался с этим человеком, но при каких обстоятельствах это было, мальчик вспомнить не мог. — Даже пусть кто-то вас опередил, но я-то здесь при чем?! Зачем мне перепоручать дело другим, если я с вами договорился? Мне что, разве выгодно расширять круг людей, посвященных в наши планы?! Вы меня за сумасшедшего считаете, да?! — почти прокричал Белорус, ударив себя ладонью по лбу.
— А вы просто делиться с нами не хотите, вот почему, — язвительно вставил Паук. — Вы просто переиграли, других нашли, подешевле, вот и заказали новую копию! Ведь мы только что от Браша, и он сказал нам, что вы тоже получили
Но хозяин дивной гостиной был неумолим — стоял себе на своем — и точка:
— А я вам говорю, что нет у меня «Иеронима»! Да, я заказал у Браша копию картины, но откуда вам известно, что я ее отдал каким-то там мильтонам? Извините! Я ее вручил в подарок одной особе, на память, так сказать!
Дима зло усмехнулся:
— Какое совпадение! «Иеронима», да в подарок! Чего ж вы в подарок «Леду с лебедем» не вручили или «Сикстинскую мадонну»?
— А мне, представьте себе, именно «Иеронима» захотелось подарить, вам-то что? — огрызался Белорус, а Володя не переставал приглядываться к фигуре, к жестам Белоруса, к интонациям его голоса, и в памяти вставали обрывки неясных картин, что-то рванулось наружу, стремясь вылиться в слитное, ясное воспоминание, но мешала маска и то, что логика не могла допустить присутствие того человека именно здесь, в Петербурге.
— Всем выйти! Скорее выйти!! — прокричал вдруг Паук, оборачиваясь своей черной рожей к Володе, а после к Диме. — Мы здесь с этим господинчиком один на один переговорим!
Володя увидел, что Дима, прежде чем выйти, что-то шепнул на ухо Пауку и тот кивнул. Мальчик уже был в прихожей, когда Дима потянул его за рукав в комнату, дверь которой была приоткрыта.
— Давай-ка здесь посидим. Не хочу торчать на кухне с этой сволочью, с мордоворотами теми — отвратительные хари, — сказал Дима, и Володя прошел за ним следом в комнату, на которую указал мальчику старший «наставник».
И здесь была художественная мастерская! Во всяком случае, так можно было подумать, глядя на большой мольберт, стоявший посредине просторной комнаты, обставленной, впрочем, не менее изящно и богато, чем гостиная. Неподалеку от мольберта Володя увидел и столик с лежавшей на нем большой палитрой причудливой формы, с наполовину выдавленными тюбиками краски и небрежно брошенными кистями, даже не вымытыми неизвестным художником. На всем облике комнаты лежал отпечаток барского артистизма, и Володя тут же заметил разницу между мастерской Браша и этой мастерской. Там работал труженик, талантливый и трудолюбивый, а здесь — богатый дилетант, малоодаренный и ленивый.
— Подумать только, мы тоже художником заделались! — презрительно проговорил Дима, плюхаясь на шикарный диван и доставая сигареты.
— А этот Белорус, он кто? — спросил Володя, робко усаживаясь в углу того же дивана. — Он не художник?
— Художник! — прыснул смехом Дима, прикусывая своими красивыми зубами мундштук сигареты. — Барыга он, делец! Приехал откуда-то из Белоруссии, богат, как Ротшильд, вышел на нас, сам предложил нам дело с «Иеронимом», выручку пополам обещал, а теперь, когда у нас все было на мази, он, как мы понимаем, от наших услуг решил отказаться! Ничего, мы его расколем!