Операция «Святой»
Шрифт:
— Вы хотите уговорить меня отдать Вену без единого выстрела, лишь бы не страдала Европа? — тихо спросил Шушниг.
— Отнюдь… Я предлагаю порассуждать. А так ли реальна сила Гитлера? Экономика Германии сейчас плоха. В апреле прошлого года Шахт доложил Гитлеру, что продолжение политики вооружений и четырехлетнего плана поставлено под вопрос. В стране сырье исчерпано, а поставки из-за границы недостаточны. Потребности же растут. Плохо с продуктами, в Германии частично введены карточки, а промышленные товары, как и целый ряд продовольственных, например, сливочное масло, выдаются по специальным спискам, утвержденным
— Вот он и начнет войну, — тихим голосом ответил Шушниг. У Шушнига были данные, и он свято верил в них — 1 сентября Гитлер нападет на СССР. Если так, Гитлеру не до Австрии, тем паче — не до Чехословакии. Очевидно, он рассчитывает, что ему помогут поляки, откроют свои границы и пропустят войска. Австрии же нужно только не уступить, не отступить — продержаться до 1 сентября…
Шушниг уже подсчитал, сколько сил потребует у Гитлера подготовка к столь большой войне, какая огромная концентрация ресурсов, обширная мобилизация… До локальных ли тут войн?! А пропаганда? Явно отвлекающий маневр, на которые мастак доктор Геббельс.
Дворник пристально смотрел в лицо канцлера.
— С кем же начнется эта война? С Чехословакией, Францией, Россией? В таком случае вспомните хотя бы опыт Наполеона, Курт. Прежде чем форсировать Неман, он покорил Европу: Испанию, Германию, Пруссию, Польшу, Австрию… Вам ничего не показывает историческая параллель? А Гитлер тщательно анализирует ее. Понимает, что для успешной войны с русскими ему необходимы ресурсы, которых у него нет. Но они есть у других европейских стран… Кто знает, может быть, Гитлер рассчитывает не только подчинить себе экономику соседей, но и поставить под свои знамена их армии. Вы согласитесь служить военной машине рейха? Просто так, во имя гибели большевистской идеи отдать Берлину австрийский национальный доход и австрийских юношей? И вас не будут тревожить по ночам души русских, погибших вместе со своей идеей? Вы христианин, Курт!
Шушниг молчал, думая о предстоящей через неделю встрече с Гитлером в Берхтесгадене: «Вот о чем Гитлер будет говорить со мной… Теперь я убежден в своей догадке… Я соглашусь и на поставки, и на мобилизацию, лишь бы он оставил Австрию в покое. Главное — получить гарантии, что военный союз на время войны с Россией останется только военным союзом. Военный союз — это не аншлюс».
— Конечно, я по-христиански скорблю об участи русских. Но они отвергли бога, и их судьба, очевидно, предрешена, — мягко заговорил Шушниг. — Небо карает грешных. Однако скорбя о невинно убиенных, прежде всего я должен думать о своем народе. Почему бы мне и президенту Бенешу не выслушать Гитлера? Скажи он прямо, чего он хочет…
Я имею в виду конечные цели… Можно же найти некую приемлемую для всех общность.
— Вы полагаете? — резко спросил Дворник, не ожидал
— У Чехословакии союзный договор с СССР и Францией. Есть ли смысл Бенешу искать опоры еще и в Австрии? — с сомнением спросил Шушниг.
«Боже мой, — подумал Дворник, — он в своем великоавстрийском шовинизме даже не понимает, что это ему предлагается опора…»
— Смысл есть в любом антинацистском пакте! — в сердцах воскликнул профессор. — Что же касается ваших попыток договориться с Гитлером… — Дворник усмехнулся. — Разве речь об опоре! Речь о совместных действиях…
«Каких? — горько подумал Шушниг, но смолчал. — Боже, нужно только продержаться до первого сентября, дождаться, когда Гитлер увязнет в скифских степях… И что Бенешу равняться со мной! Бенеш рискует всего лишь районом, я — всем государством. Нет, мы с Бенешем не поймем друг друга. Судеты!.. Если бы в ультиматуме Зейсс-Инкварта речь шла, допустим, только о Штирии, я отдал бы, чтобы спасти целое. Отдал же я Муссолини Южный Тироль и тем получил покровительство итальянцев. Кто знает, уступи Бенеш Судеты Германии, Гитлер мог бы предоставить чехам ряд гарантий. Разумеется, если чехи откажутся от помощи Франции, и главное — СССР. Вот причина, по которой я легко откажусь от предложений Дворника».
— Договариваясь с вашим президентом, — сказал Шушниг решительно, — я буду вынужден вступить — в коалицию, где уже участвуют Блюм и Сталин. Вряд ли я буду понят. Это нетрадиционно.
— Отчего же… — возразил Дворник. — Это достойно: получить сильных союзников. Когда речь идет о жизни и смерти, незачем лезть в идейные тонкости и продолжать проклинать большевиков — к тому же подобный способ общения с Россией давно вышел из употребления. Настоятель Кентеберийского собора…
— Для меня это невозможно… — оборвал Дворника Шушниг.
— Допустим, — настаивал тот. — Я тоже не буду родниться с красными и в гости к коммунистам не пойду. Но сейчас следует думать не только о нас, о личностях, стоит думать о тех массах, которые стоят за нами, о народе, Курт. Зачем приносить народ в жертву упрямству и амбициям?
— Я заключу договор, о котором вы так горячо говорите, и в стране начнется фашистский путч, опять-таки пострадает народ.
— Путч… — задумчиво повторил Дворник. — Возможно. Но ведь и против путчистов вы будете не одиноки. У нас, чехов, крепкая армия, и идеи национал-социализма не растлевают ее, в отличии от вашего хаймвера.
— Вам и это известно… — уронил Шушниг мрачно.
— К тому же путч, — не обращая внимания на эти слова, продолжал Дворник, — еще одно свидетельство военной слабости Гитлера. Он берет на испуг. На испуг и разъединение тех государств, в которых заинтересован как в плацдарме и экономическом подспорье.
— Значит, пока Гитлер слаб, нужно пустить на свою территорию сильных русских?
— Можно и без русских. Вы и Бенеш. Может быть, румыны, югославы, поляки…
— Беку я не верю. Он авантюрист.
— За сепаратные переговоры с Бенешем я ручаюсь, Курт. И готов принять на себя миссию их подготовки.
— Благодарю, — коротко ответил Шушниг и замолк. — Не смею обременять вас.
Замолчал и Дворник. Говорить было не о чем.