Операция «Тень»
Шрифт:
При очередном визите Тимура Ефим Саулыч Пищик-Нарежный не взывал к Эмилии и не сообщил ей заблаговременно, что «молодой человек идет», — он занимался с гостем. Тимур этому обстоятельству обрадовался, — можно без помех побыть с Мариной. Девушка встретила его на веранде, предложила пройти в сад и сесть за стол, но Тимур не спешил, наедине с ней было куда приятнее. Он снова осторожно завел речь о необходимости соединить их судьбы, и как можно скорее. Марина схватила Тимура за руки и, счастливая, оживленная, потянула его за собой. Однако на последней ступеньке веранды он инстинктивно остановился и посмотрел вдоль дорожки, уходящей в глубь сада: из-за поворота показались чем-то взволнованный Ефим Саулыч и человек,
Не поднимая на нее глаз, Тимур заговорил растерянно:
— Я вспомнил… Мне необходимо сейчас быть дома… Отец просил, он будет ждать меня. Я позвоню тебе завтра, — повернулся и быстро зашагал по дорожке прочь от дачи Нарежных. В его словах не было ни правды, ни искренности — уж ее-то он обмануть не мог! Марина стояла у калитки ошеломленная. Что случилось? Ведь должно же было что-то случиться, чтобы он, ее Тимур, повел себя так странно. Что же произошло? Разве сегодня здесь было не так, как обычно? Она машинально повернулась — к ней подходил дедушка Ефим в сопровождении заморского гостя, старого, с улыбкой на длинном, изборожденном продольными морщинами лице.
Она упорно размышляла, вспоминала каждое слово Тимура, жест… Вот она тащит его, а он и не думает упираться, им весело… вот они уже на последней ступеньке веранды, и тут что-то случилось. Она вспомнила: Тимур бросил взгляд вдоль садовой дорожки, взгляд какой-то необычный для него, испуганно-настороженный, и тотчас страшно растерялся, испугался, бросился бежать к калитке, как если бы хотел скрыться от кого-то, с кем совершенно неожиданно встретился. Там, на садовой дорожке, были дедушка и его гость, лишь на днях приехавший в Советский Союз из-за границы. Так от кого же из них в такой панике скрылся Тимур? Конечно, не от дедушки. Но и этого старика-иностранца ему бояться нечего, смешно даже! Тем более что он с ним вообще не мог быть знаком. Так в чем же дело? И чем больше Марина думала, тем сильнее ею овладевала гнетущая тоска, — складывалось какое-то предчувствие: нет, то, что только что произошло здесь, — не просто странный эпизод, а нечто значительное и страшное, такое, что может перевернуть ее жизнь, надежды.
Она упорно размышляла, вспоминала каждое слово, каждый жест Тимура и неожиданно поняла, что уже давно между ними легла какая-то тайна, что-то опасное. Марина пыталась решить для себя важный вопрос — имеет ли она право держать свои сомнения при себе? Но, немного успокоившись, она решила, что, собственно, ничего зазорного не будет, если она обратится за советом к человеку, о котором от отца слышала исключительно хорошее. Вскоре она с бьющимся сердцем входила в кабинет полковника Соколова.
Тимуру позвонили по телефону домой и очень вежливо попросили к такому-то часу быть в здании на площади Дзержинского. Густобровый, сероглазый мужчина встретил его благожелательно, назвал себя — полковник Соколов. Тимур занял место в кресле у письменного стола и почти успокоился.
— Нам надо поговорить с вами, — сказал полковник.
— Да, да, пожалуйста, — Тимур искренне не понимал, о чем, собственно, могут тут беседовать с ним.
— Наш разговор не следует разглашать, — продолжал полковник Соколов.
— Конечно, я понимаю, — с живостью согласился Тимур.
В кабинете появился новый человек, при виде которого Тимуру Рахитову стало жарко: это был тот самый работник милиции, с которым он так неласково держал себя в ленинградской больнице.
— Капитан Пчелин, — представил вошедшего Соколов. — Вы, кажется, уже встречались?
Тимур молча кивнул, — в горле неожиданно
— К сожалению, мы вынуждены вернуться к теме вашей беседы с капитаном Пчелиным, — несколько сухо продолжал Соколов. — Итак, почему вы не захотели сказать капитану Пчелину правду?
Тимур молчал.
Полковник Соколов попросил объяснить, зачем он приезжал в Ленинград, почему очутился, да еще в такой поздний час, в отдаленном районе. Тимур слово в слово повторил то, что ранее говорил Пчелину.
Он был деликатен, этот полковник-чекист: не прервал Тимура и не заявил ему прямо в лицо, что он здесь попросту врет.
Тимур ждал, что будет дальше.
— Вы украдкой шли за стариком, следили за ним… Вы знаете, кто он, его имя?
— Нет, не знаю. Я вовсе не следил за ним, — с подчеркнутой искренностью ответил Тимур.
— Вы следили за ним, может быть, по ошибке, но именно следили, — резко сказал Соколов, — зачем, должна же быть какая-то причина? Почему вы не сказали об этом капитану Пчелину и не хотите сказать сейчас здесь? — Тимур упорно молчал. — Допускаю, вы шли за ним по ошибке, но ведь на углу, когда он неожиданно для вас обернулся и подал знак, по которому вас оглушили, вы же отлично рассмотрели его, — почему же и об этом вы ничего не сказали? Почему вы так ведете себя, Тимур Рахитов? Объясните нам.
«Они отлично знали, как в действительности обстояло дело там, в Лешшграде, — дошло до сознания Тимура. — Что же еще им известно?» Он почувствовал, что во всем этом действительно кроется какая-то тайна, и пытался поскорее определить линию своего поведения в этой рискованной для него беседе.
— Я не совершил никакого преступления, — с деланой обидчивостью заметил он.
Полковник Соколов спокойно сказал:
— Если бы вы совершили преступление — с вами поступили бы иначе, вами занимался бы наш советский суд… Поймите, мы заинтересованы в том, чтобы помочь вам выпутаться из сложного положения, в котором вы, кажется, оказались. Я хочу, чтобы до вас дошло: речь идет не о том, чтобы вы нам оказали помощь и чем-то рисковали для нас — хотя это и является вашим гражданским долгом, — речь идет о том, чтобы помочь вам, а по моему твердому убеждению, вы, товарищ Рахитов, в нашей помощи нуждаетесь. Так не отказывайтесь же от нее.
— Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь, — пожал плечами Тимур. — Я ничего не знаю, понятия не имею, кто тот старик, и никогда с ним не встречался.
— В таком случае объясните нам, почему же при виде его вы сбежали с дачи Нарежных вчера? — Соколов внимательно наблюдал за своим собеседником.
Стало быть, им откуда-то известно и это, — Тимур ссутулился и еще больше замкнулся: нет, он не даст им поймать себя!
— Я не встречался с ним у Нарежных, — угрюмо буркнул он.
— Вы сбежали при виде его, — уточнил полковник Соколов. — Почему же вы испугались его? Ведь это ему следовало пугаться, завидя вас, а получилось наоборот. В чем же дело, товарищ Рахитов?
Тимур размышлял. Теперь было ясно — если он будет продолжать свое, ему все равно не поверят. Спасительная мысль пришла почти мгновенно. Притворившись крайне смущенным, он, заикаясь, еле выговорил:
— Хорошо, я скажу откровенно… Только прошу, товарищ полковник… Мне стыдно, если правду узнает одна девушка.
— Марина Нарежная?
— Да. Она будет презирать меня, а я люблю ее, — Тимур опустил голову.
— Мы слушаем вас, — напомнил Соколов.
— Я пришел туда… Меня интересовал другой человек, он был одет в форму советского полковника… Он сказал: «Я от отца Геронтия», — и ему открыли дверь, — сбивчиво объяснял Тимур Рахитов, холодея при мысли, что ему могут не поверить и на этот раз, и боясь, что вот сейчас он может случайно проговориться насчет Ирэн Грант — и тогда придется рассказать все-все, а этого он не хотел, не мог…