Операция в зоне «Вакуум»
Шрифт:
— сын его Саша — комсомолец в должности залесского старосты;
— новый секретарь подпольного райкома комсомола Алексей Николаев — показной радетель частного предприятия кожедубильного профиля;
— Мария Васильевна, жена Мартьянова, работница акционерного общества «Вако», — тайная союзница Тучина и против торгового общества, и против мужа;
— сам он, Тучин, крученый — переверченный на службе богу и черту, двум столицам и трем армиям;
— не посвященные ни во что домочадцы Егоровых.
Компания, где говорят не то, что думают, и не то поют, что хотят.
Мартьянов — в гражданском костюме, белый воротник
— Представьте, до чего люди странные существа, — говорил, глядя в этот самый пирог, — вздрагивала сбитая налево светлая челка. — Не дадут соврать, я не поклонник пирогов. За это, подозреваю, и мать и теща меня недолюбливали — ведь кухаркам — что? Им надо, чтобы слышать, как у едока за ушами пищит. А у меня на пироги ни нюху, ни писку. И вот, — Мартьянов положил на тарелку Тучина ломоть пирога. — И вот зимой я получаю колоб, испеченный Машей. Это было в траншеях под Свирью. Я вышел из укрытия проверить свой взвод. Мороз! После тепла пуговицы заиндевели, извините, как шляпки гвоздей в солдатской уборной…. Тут мне и вручили колоб, колоб с начинкой. Что за начинка, я умолчу — это, можно сказать, военная тайна. Но, боже мой, что делалось в траншеях! Белый хлеб с родных полей… Я раздал по куску и видел, что люди не едят, а как бы читают, словно это был не кусок хлеба, а письмо с родины.
Мартьянов сменил нож на рюмку:
— Я пью за наш карельский рыбник, за наш пирог с брусникой, испеченный в русской печи.
Тучин выпил. Отметил про себя: «Между строк ориентируется не хуже, чем в траншее». Впрочем, ему было все равно. Краснобайство нравилось ему в любом виде. Мартьянову он верил: нетрудно верить человеку, когда знаешь, что сами обстоятельства толкают его к тому решению, какого ты ждешь. Если, конечно, он не трус.
Вышли покурить.
— Как воспринят мой рассказ? — ни «ты», ни «вы» Мартьянов употребить не решился. Бодрячество, которое Тучин позволил себе не заметить. Вспомнил досужие толки: не от одного ли рубанка стружки? Говорят, они сильно схожи с Мартьяновым, и было время, когда Тучин гордился сходством: директор школы — кто не пасует перед учителями.
— Я усвоил одно, Иван Александрович. И тебе, и твоим товарищам начинка пришлась по вкусу. Я жду дела. Должен сказать, вступления ради, что ваш батальон в любом случае хода войны не изменит. Он может просто погибнуть, а может и не погибать, может замарать учебник истории строчкой о предательстве, а может не делать этого. Я, Иван Александрович, как и ты, — вепс, и тоже за то, чтобы печь карельский рыбник в русской печке, а не в финском камине.
Мартьянов затянулся, высветилась напряженная усмешка:
— А у вас, простите, нет ощущения, что в той строчке… в учебнике истории… один какой-то маленький знак — запятая или там многоточие — будет принадлежать и вам?
— Нет, Мартьянов! Все мои знаки будут в другой главе.
— Кого вы представляете?
— В данном случае я уполномочен вести переговоры с представителем «батальона соплеменников».
— Стало быть, вам известны условия?
— Да. Жизнь, питание по нормам советских войск, возвращение на родину после окончания войны, сохранение всего личного имущества.
В руке Мартьянова брякали спички — нервы не ахти.
— Что я должен делать? — спросил глухо.
— Объяснять людям положение. Думаю, в нынешних условиях много слов не потребуется.
— Я понимаю.
— Кроме того. Важно срочно уточнить расположение частей, количество и виды оружия, систему обороны на Олонецком перешейке и особо на участке Магрозеро — Обжа в районе Сермягского болота…
— Ну что ж, согласен. Передайте, кому следует, что Мартьянов не забыл полуострова Ханко.
— Тогда желаю удачи…
Вернулись к столу. Мартьянов много и с мрачным удовольствием пил. Прощаясь, протянул холодную вялую руку. «Такими руками жару не загребешь», — подумал Тучин, однако раскаиваться он не умел.
— Повестку дня нашего собрания, — начал Тучин, — я бы, товарищи, сформулировал так: конец войны и наши задачи. Есть дополнения?.. Тогда разрешите по пунктам.
Первое. Считаю, что нам пора брать в свои руки хозяйственные дела. На дворе апрель, не за горами сев. Целых три года мы только тем и занимались, что эту работу проваливали, и, надо сказать, достигли таких успехов, что на колхозные поля смотреть страшно. Нынешняя весна — особь статья. Нам надо понять это самим и объяснить народу. На финнов надежды нет — финны вывезли сельхозтехнику и тем самым отказались от пользования землей. Посевного и посадочного материала они нам не дадут — факт. Не исключено, что в последний момент они попытаются угнать лошадей, чтобы и после войны мы лишний раз задумались над своим выбором. А мы не должны допустить, чтобы после победы нас взял за глотку голод… Считаю, грош нам цена, если мы не организуем в условиях оккупации ударную стахановскую весну.
— Погодь, Митрий Егорыч, — Лучкин Ефим Григорьевич. — Бойкой ты мужик, Митрий Егорыч, спасибо. Да кабы мы с тобой, желанный, фронты-то с местов на места переставляли, а то ить не мы… Я своим мудрым умом так думаю — в этом осторожном деле без центрального указа нельзя.
— Есть указ, старик. Вот газета «Ленинское знамя», партийный орган республики, специальный выпуск для оккупированных районов. Тут черным по белому сказано: сейте, товарищи, у победителей хороший аппетит, встречайте победу хлебом-солью!.. Вот пишет председатель колхоза «Путь к коммунизму» Д. Мокеев: «В нашем колхозе сверх плана выращивается восемь телят, пять овец, пять свиней, две коровы. Этот скот мы передадим одному из колхозов оккупированной врагом территории, как только враг будет изгнан. Такую же помощь готовят другие колхозы республики».
А вот, смотри, заголовок «Мы готовимся к встрече с вами, наши братья и сестры». Тут заместитель наркома коммунального хозяйства Старцев сообщает, что коммунальщики готовятся к восстановлению жилых домов, бань, прачечных в оккупированных районах, в том числе и у нас. Обучены двадцать пять строительных десятников, готовы к работе несколько сот плотников, столяров и других специалистов… Рабочие пристани Беломорск строят водный вокзал для Медвежьегорской пристани, хотя Медгора еще под врагом… Беломорская кондитерская фабрика готовит бригаду квалифицированных рабочих для восстановления Петрозаводского хлебокомбината… Президиум Центросоюза постановил восстановить Петрозаводский кооперативный техникум… Что скажешь, старик?