Операция «Жизнь» продолжается…
Шрифт:
— Скажи, почему вы ничего не пишете о потерях? Только в нашем батальоне уже 7 убитых и 16 раненных.
— Война продолжается, мы из рейдов не вылезаем. Сейчас 22 дня в горах провели. Только что приехали. Ночь отдыхаем здесь и завтра снова на двадцать суток в горы.
— А, не платят тут ни хрена. Смотри, 22 дня умножить на 300 человек — уже шестьсот шестьдесят человеко-дней получается. Это только за этот рейд. Реально в месяц на бригаду выходит тысячи три боевых дней. А в штабе свой лимит: закрывать максимум семьсот. Я ходил, узнавал.
— Самое
И вот уже я узнаю в них себя. И снова поле, все то же поле, встает перед моими глазами. И где-то за городом так знакомо долбит в горы одинокая САУшка. И темы для разговоров не изменились ни на слово — голод, холод и смерть. Да тут НИЧЕГО не изменилось! Не обманулся я.
Омут бойни затянут тонкой корочкой показного льда мира. На нем нарисован Президент в разных ракурсах, а для удобства ходьбы проложены ровные бетонные дорожки. Лед пока держит, но может треснуть в любой момент.
А подо льдом второй год подряд спивается обезумевшая от рейдов и крови разведка. И тычется в кромку, и хочет взломать лед и вылезти отсюда, забрать жену, детей и уехать к чертовой матери, начать жизнь заново, без войны, не убивая чужих и не хороня своих. И не может. Приросла к Чечне намертво.
И дедовщина в этом палаточном лабиринте просто махровая, никто не уследит, что делается в брезентовых закоулках. Да никто и не следит. Зачем? Все равно они все умрут. И патроны также отправляются сумками в Грозный, и постоянный зубовный скрежет заливается гекалитрами водки, и также исправно снабжаются разорванным человеческим мясом госпиталя. И страх и ненависть все также правят этой землей.
И все также пахнет солярой и пылью.
И вот я снова в Моздоке, снова стою на этом поле.
Семь лет. Почти треть моей жизни, чуть меньше. Человек треть жизни проводит во сне. А я — в войне.
И ничего не изменилось на этой взлетке за семь лет. И ничего не изменится. Пройдет еще семь лет, и еще семь и все также палатки будут стоять здесь, на этом самом месте, все те же палатки, и около фонтанчика с водой будут также толпиться люди, и винты вертушек будут крутиться не останавливаясь.
Я закрываю глаза, и чувствую себя муравьем. Нас сотни тысяч таких, стоявших на этом поле. Сотни тысяч жизней, таких разных и таких похожих проходят у меня перед глазами. Мы были здесь, жили и умирали, и похоронки наши летели во все концы России. Я един с ними со всеми. И все мы едины с этим полем. В каждом городе, куда пришла похоронка, умерла часть меня. В каждой паре глаз, бездонных, выжженных войной молодых глаз остался кусок этого поля.
Иногда я клюю на эти глаза, подхожу. Нечасто. Летом. Когда по душной улице проедет грузовик и запах соляры смешается с пылью.
"Братишка, дай закурить… Где воевал-то?"
Если завтра война
Задача государства — распространить свое влияние на общество абсолютно. Задача общества — освободиться от влияния государства.
Пока ни общество, ни государство не могут обходиться друг без друга. Государство необходимо нам для предоставления трех продуктов — безопасности, права, свободы. Общество необходимо государству для обеспечения функционирования.
Это теорема.
В СССР у нас главенствовало государство, человек существовал только ради него. Этот путь оказался тупиковым, что и доказала история, закончив его развалом империи.
Но и полной анархии в социуме также быть не может. Это неизбежно приведет к хаосу.
Развития могут достичь только те цивилизации, где найдено наиболее приемлемое равновесие между государством и обществом — то есть между правами и обязанностями. Общество поступается своими свободами ради обеспечения безопасности и предоставляет государству преференции в виде узаконенного насилия.
Это решение.
Временами интересы государства и общества совпадают. Так случается, например, во время войны.
За прошедшие 15 лет старую систему ценностей мы уничтожили полностью, но выстроить новую пока не успели. Однако понятие «вероятного противника» никто не отменял. Время мировых войн прошло, мы входим в эпоху войн локализованных, вялотекущих, но идущих постоянно. И отстаивать свою страну, как ни крути, тоже надо постоянно. В этом интересы государства и общества должны совпадать.
Однако в наше безыдеальное время «профессия Родину защищать» особой популярностью не пользуется. Сегодня вроде бы каждый сам по себе.
В связи с этим мы задались вопросом — если завтра война, то найдутся ли те, кто готов взять в руки оружие? Остались ли еще люди, готовые поступиться своими правами ради своих обязанностей, или сегодня уже окончательно каждый сам по себе и мы из одного тупикового пути шагнули сразу в другой, резко развернувшись на 180 градусов?
Оказалось, что все не так уж и плохо. И хотя доверие к государству в обществе сегодня сильно подорвано — оно само нивелировало этот посыл — люди научились разделять мух и котлет и отделять власть от страны. И тех, кто готов свою страну защищать, оказывается, совсем не так уж мало.
И еще один интересный момент: патриотизм не имеет никакого отношения к благосостоянию. Люди готовы стать на защиту своей страны независимо от материального положения, рода деятельности и образа жизни.