'Операция
Шрифт:
– Ниточка! – выдохнул Турецкий.
– Что? – не понял Реддвей.
– Дронов говорил про жемчужное ожерелье. А я все думал, какая же нитка связывает воедино бусины? Это код.
– Да, первая половина фразы включает механизм! – подхватил Гоша.
– Считать! Помните? Кто-то у террористов тоже сказал эту фразу, а потом взрыв! – торопил свою мысль Турецкий.
– Вторая половина фразы заставляет механизм саморазрушиться, – продолжил Реддвей.
– Кажется… – Турецкий забегал по комнате. – Кажется… И даже не просто кажется – точно. Я
– За что?
– Ну, как бы за антисоветскую деятельность, за шпионаж. За метафизические ненаучные способы в работе.
– Ерунда какая-то, – не понял Реддвей.
– То-то и оно, что ерунда. Я тогда еще сомневался. А теперь уверен. Лаборатория опыты завершила. И завершила успешно!
– Ты хочешь сказать, что им удалось…
– Им удалось закодировать агентов, как механизмы, на включение и самоуничтожение! Вот что им удалось! – почти закричал Турецкий.
– Что ты имеешь в виду?
– Это же элементарно. Все разведки это используют. Законсервированные агенты. Еще с пятидесятых. Понимаешь, откуда старики? Это же огромная сеть. Их внедрили тогда еще, а потом дали отбой. Их законсервировали. А теперь дали им команду на включение.
Реддвей все еще недоверчиво смотрел на Турецкого, а тот вдруг помрачнел…
– И знаешь, что еще?… – начал он тихо, но договорить не успел.
В комнату влетел Мамонтов. В руках он держал дроновский приемник. Оттуда раздавался красивый женский голос:
– Кривое не может сделаться прямым… – после паузы вдруг добавивший к набившей оскомину фразе: – И чего нет, того нельзя считать.
– Именно этого я и боялся, – сказал Турецкий.
Глава 53. Германия, Гармиш-Партенкирхен
…Сообщения стали поступать через час.
Только выделить из сотен самоубийств те, что касались плана «Кристалл», было не так уж просто.
У компьютера собралась почти вся группа. Интернет выдавал интересующие группу сведения почти непрерывно. Цифры подавляли. Оказалось, что на Земле огромному числу людей не остается ничего другого, как сунуть голову в петлю или броситься из окна.
Да, здесь попадались люди психически ненормальные, их было большинство, но были и вполне здоровые. Странно, но по возрастам этот траурный состав почти не различался. Всплеск был в юношеском, нежном возрасте (возможно, любовные переживания, а может быть, – это предположила Кати, – наркотики), а потом ровно-ровно-ровно. И опять всплеск в старости. Это тоже понятно – болезни, безысходность… Но пугали больше всего цифры. Их было столько, этих самоубийц!
– Когда лежишь в больнице, – сказала Марго, – кажется, что весь мир болен. А теперь создается впечатление, что всем сразу надоело жить.
Из
– Потому и покончила, – невесело пошутил Гарджулло.
Однако кто знает, не могла ли эта многодетная мать в свободное от кухни время скупать акции «Марс» или переправлять в тайные гранильные мастерские необработанные алмазы.
– Ограничим круг, – сказал Турецкий, когда понял, что сейчас они просто вязнут в этом море суицидов. – Будем искать только тех, кому к пятьдесят второму году было не меньше двадцати лет. Они были внедрены тогда, значит, должны были быть вполне взрослыми людьми.
Да, круг ограничился, но не намного, потому что всплеск самоубийств приходился именно на этот преклонный возраст. Но все-таки искать стало легче.
По именным карточкам, по незначительным деталям, а чаще всего интуитивно группа находила тех, кому было внушено более сорока лет назад: убей себя во что бы то ни стало.
– Страшная штука – человеческий мозг, – сказал Мамонтов. – В него можно такого навалить – фильм ужасов покажется мелодрамой. Кстати, сами фильмы ужасов тоже ведь продукт ума.
– И все-таки хорошо, когда мозг есть, – иронично заметил Джек. – Подумать можно…
Он уже дописывал свой фантастический роман. Что-то про космонавтов в тридцатом веке на планете Альфа.
Всем было очень неприятно копаться в личных делах людей, сведших счеты с жизнью.
Но картина, даже если сбросить пятьдесят процентов на ошибки, представала грандиозная.
Министры, военные, банкиры, торговцы, промышленники, служащие таможен и аукционов были разбросаны по всему миру. От Нью-Йорка да Сиднея, от Хельсинки до Пекина.
Но самым сенсационным из этих сообщений было сообщение о том, что покончил с собой шеф контрразведки «Марс» Патрик Силлитоу.
Турецкий несколько раз перечитал распечатку с этим сообщением и все никак не мог поверить. Позвонили в МИ-5, оказалось – точно. Правда, там выдвинули какой-то пристойный предлог – болезнь, неурядицы, проблемы с «Марс».
– Что-то раньше эти проблемы не заставляли его пускать пулю в лоб, – сказал Турецкий.
Все остальные агенты были ему неведомы. А с Силлитоу он разговаривал всего несколько дней назад. Кто мог подумать?
– Только не говори, что ты давно обо всем догадывался, – сказал Реддвей.
– Я – нет. А вот русская пословица гласит: рыба тухнет с головы. Нам бы сразу понять, что против англичан, против мощной контрразведки, которая даже внедрила своего агента к террористам, даже самому гениальному мошеннику воевать было бессмысленно. Если бы не подсадная утка… И потом, ты знаешь, Питер, я с ним разговаривал… Что-то меня в нем насторожило. Теперь – понятно.