Оперативное вторжение

Нестеров Михаил Петрович

* * *

Взять тихо. Ножом. Нож уже в руке. Обращенная к бойцу пилка на рабочей стороне лезвия поблескивала зеленью. Этот призрачный свет проникал, казалось Утенку, всюду, в каждый уголок, цеплялся за каждую вещицу.

Тихо.

Но при этом разгрести завал перед собой. Чуть ли не под носом полосатая сумка, из которой слабо, но доносится запах свежих яблок и еще чего-то вкусного — вроде халвы, которую Виталий любил с детства. Равно как и ее «производную» — жмых, на который лещ прет, как бык на красную тряпку.

Где

второй террорист? Вот он. Занял место товарища. Страхует его со спины. Оглядывается. Дергается. Нервничает. В любое мгновение готов придавить спусковой крючок. А если он останется на месте? Если не пойдет вслед за товарищем? Как его снять? Позади него — на расстоянии вытянутой руки — Слон. Его не видно, он не знает, что делать. Полагается на командира. Доверяет. Молодец он, конечно. И сигнал ему не подашь — обычный, резким жестом руки или там звуком — крякнуть, например. Утенок в учебном подразделении однажды не понял командира. Тот, как и положено энергично, подал сигнал: заглянуть в окно избенки, рядом с которой проходили учения. Это сегодня. А буквально вчера таким же жестом сержант призывал залезть на дерево, да еще спрашивал, правильно ли понят его жест. Утенок и полез — на березу. А сержант кричит: «Ну все, Тарзан, теперь отпускай руки и кайфуй — тебя убили».

— Что там?

Ага, нервишки сдали. Номер второй делает шаг. Первый отвечает:

— Ничего не пойму... Труп, что ли, обгорелый. Рука черная...

По-русски разговаривают. На юникоде, бля...

Эх, вот бы сейчас Слону снять второго! Захватить его сзади, зажав рот, и — ножом по горлу! Чуть ниже кадыка полоснуть. Или сбоку, перерезая сонную артерию. Смерть — мгновенная. Выгодная позиция-то у Слона.

Вот надоедливые телефонные трели прекратились. Померк предательский свет, лишь отблески его гуляют по лезвию штык-ножа.

Да, подкачал командир, забыл выключить телефон. С него причитается.

— Позови своего товарища, — прошипел чей-то змеиный голос. Близко-близко, над ухом, считай. Исчитать приказывает: — Считаю до двух...

Так и с ума сойти можно. Позывной Лехи Мамонтова буквально застрял в горле Утенка. Чуть не позвал Слона, который в группе был под вторым номером. Досчитал бы до двух.

Теперь все понятно. Осталось взять второго боевика. Резким движением на себя по горлу. Зажав рот.

* * *

Опять же на подсознательном уровне Чила ушел от лишних слов. Точнее — от угроз. Наверное, незачем пояснять, что произойдет через секунду или две, когда в глаза пялится черный зрачок пистолета. И в голосе просквозила недвусмысленная угроза, и в слегка вопрошающем взгляде: «Мне терять нечего, а тебе?» — чего оказалось достаточно. Все вместе это сработало. Не могло не сработать.

— Один...

Крепкие пальцы Чилы сомкнулись на кисти боевика, чуть притянув его к стеллажу. Теперь пистолет в левой руке морпеха не был виден номеру второму. Начав отсчет, Чила ткнул стволом в глаз противника и не отпускал. Но и не давил, чтобы тот невзначай не вскрикнул. И неотрывно смотрел в его широко распахнутый карий глаз.

Судьба свела Чилу с еще

одним человеком по фамилии Султанов. Только звали его Магомедом и он был много младше чеченца, которому Ильин продемонстрировал «спецназовский шампур». Он крепко держал за руку вольника — сильного и выносливого на ковре, но спасовавшего в реальной боевой ситуации.

Вперся.

До двух Чила досчитать не успел. Неожиданно для себя он вздрогнул, когда чеченец негромко, но внятно назвал товарища по имени и подозвал его:

— Касим! Иди сюда, быстро!

Двадцатилетний боксер тут же — словно его потянули за руку — пошел на зов. Он был небольшого роста, силен и ловок, полное имя — Абдулкасим.

Чила видел, как меняется взгляд Магомеда. Чеченец приходил в себя очень быстро. Вряд ли он дернется, закричит или еще как-то предупредит товарища. Все это для него было из разряда провокаций. Может, он ждал продолжения и в подкорке головного мозга родился вопрос: что дальше? Что будет делать этот спец, вооруженный громадным армейским пистолетом, после первого выстрела и, возможно, второго? У него нет выхода отсюда. Он не успеет добежать до амбразуры, как по нему откроют огонь подоспевшие бойцы.

Магомед чувствовал, что вскоре ситуация поменяется коренным образом: после того как спецназовец выскажется стандартно в такой ситуации — «мы вместе выходим, любое движение, и твой товарищ лишится глаза», — он будет обречен.

Как и Чила, Магомед смотрел на противника неотрывно. Один глаз поблескивал, второй выделял, как голодный желудок, слизь, непохожую на слезу. Он видел черное круглое лицо, серые круглые глаза. Вот кто помог приемщику. Это из его пистолета вылетела гильза, чтобы попасться на глаза Али Кемалю. И он один. А боевиков по крайней мере двое. Вот голос второго:

— Что там у тебя?

Чила округлил и без того огромные глаза: «Отвечай». Продублировал шепотом:

— Отвечай!

Тишина в этом помещении стояла жуткая. Оборвался чей-то голос, доносившийся из мобильника взволнованным стрекотом кузнечика. Экран телефона, который Магомед продолжал держать в руке, медленно погас. За каким чертом Магомед нажал на клавишу ответа, так и останется неразрешенной загадкой. Что, действительно в тот момент им завладело любопытство?..

«Михаил Васильевич?.. Алло?..» — все-таки расслышал Чила в самом начале. А скорее угадал: звонили-то наверняка Артемову.

— Отвечай, баран!

— Что-то очень интересное...

* * *

Светлане Николаевне казалось, что она держит в руках шипящую кобру:

«Ничего не пойму... Труп, что ли, обгорелый. Рука черная...»

Телефон словно перестроился на радиоволну, где шла радиопостановка ужастика. И секретарша вслушивалась в шипящий голос. Или это Артемов решил подшутить над своей помощницей? Но она далеко не дура, чтобы попасться на такой трюк. В другое время и в другой обстановке — например, наутро после юбилейного вечера шефа — она бы поверила в это. С трудом, но поверила. Но только не сейчас.