Опередить дьявола
Шрифт:
Раскапывать вручную бесполезно. Она попробовала — и быстро выбилась из сил. С этими завалами без отбойного молотка и землеройки уже не справиться. Если угонщик и вернется, до нее ему просто не добраться. Слабое утешение, если нельзя отсюда выбраться. Западня. Зато она открыла для себя много чего нового в этом подземелье. Например, когда тебе кажется, что ты уже окоченела, через какое-то время выясняется, что может быть хуже. Узнала, что даже в предрассветные часы ходят поезда. Мощные, судя по всему, поезда. Каждые пятнадцать минут с грохотом проносился в ночи железный дракон, обрушивая камни из невидимых расщелин. В промежутках она спала урывками, дергаясь и дрожа от страха и холода. Водонепроницаемые «Citizen»
Она представила себе Джека Кэффри. Не орущего на нее, а говорящего с ней тихим голосом. Однажды он положил ей на плечо руку, и она сквозь рубашку почувствовала ее тепло. Хотя они сидели в машине, ей подумалось, что она стоит на пороге, готовая шагнуть в незнакомый мир. Но жизнь смела и ее, и многих других, устояли лишь самые сильные и выносливые. А когда перед ней возникла Мисти Китсон, лицо с первых газетных полос, Фли подумала: вот оно, возмездие. Они с Томом замели следы преступления, и тогда им это сошло с рук, и вот теперь некая высшая сила решила, что пришел час расплаты. Ирония судьбы: она заживо погребена, как и труп сбитой девушки.
Фли пошевелилась. Вытащила из подмышек замерзшие руки и нажала на кнопку мобильника, вытянув его из кармашка гидрокостюма. Нет сигнала. Дохлый номер. Держа в памяти схематичный план, она примерно понимала, где находится. Она отправляла десятки писем со своими координатами, всем, кто только приходил ей в голову. Но эти сообщения застряли в папке «Исходящие» с иконкой «подлежат отправке». В конце концов, чтобы окончательно не разрядилась батарейка, она выключила телефон и спрятала его в пластиковый футляр. «Я позвоню тебе в одиннадцать», — предупредила она Проди. С тех пор прошло семь часов. Какая-то фигня. Он не получил ее месседж. А если так, то надо смотреть правде в глаза: линия обрушения перегородила туннель, а машину она оставила за околицей деревни. Может пройти не один день, прежде чем на нее наткнутся и сообразят, где искать владельца.
Она разогнулась, как пружинка, не без боли. Сдвинулась с належенного места, расставила ноги пошире и съехала по насыпи уже до конца. Сапоги хлюпнули, и звук эхом разнесся по камере. Даже ничего не видя, она знала, что по воде плавает всякий сор, сваленный в шахту еще до камнепада, запечатавшего вход и выход, а затем сквозняком прибитый сюда. Она сняла перчатки, нагнулась, зачерпнула озябшими потрескавшимися руками воду и понюхала. Машинным маслом не пахло. Пахло землей. Корнями, листьями и солнечными прогалинами. Она попробовала воду кончиком языка. Металлический привкус. Краем глаза вдруг поймала тусклое свечение. Вылив воду из пригоршни, она всем корпусом развернулась влево. Метрах в трех от нее пробивался конусообразный луч. Слабенький, едва различимый. Крутанувшись на носках, она упала на осыпь и, запустив руку в рюкзак, вытащила оттуда фонарь. Зажмурившись, включила. Пещера озарилась. В искрящемся бело-голубом свете все вокруг выглядело крупнее обычного, резко очерченным. Опустила фонарь и поискала глазами источник света. Корма заброшенной баржи.
Выключила фонарь и продолжала всматриваться. Мало-помалу пятна на сетчатке как будто растаяли, а зрачки расширились. Сомнений не оставалось: через баржу, с той стороны завала, в пещеру проникал дневной свет. Она снова включила фонарь и направила на глинистую осыпь. Натянула перчатки, закинула за спину рюкзак и зашлепала по воде к барже, а подойдя к ней, присела на корточки и посветила вокруг. Баржа торчала из-под завала, образовавшего новую стену шахты. Ее, видимо, построили больше ста лет назад — корму и палубу покрывали склепанные листы железа. Викторианцы, подумалось, были хорошими инженерами: несмотря на толщу всего, что на нее обрушилось, палуба не прогнулась. Вместо этого баржа погрузилась в мягкий ил и слегка накренилась назад, из-за чего в соседней пещере ее нос задрался. Хотя
На пути к носовой части вырастал шпангоут. Луч фонаря блуждал по корпусу в поисках выхода, резко очерчивая заклепки и свисающую с потолка паутину, выхватывая из темноты плавающий мусор: пластиковые пакеты, банки из-под колы. А вот и что-то мохнатое. Может, распухшая крыса. И никаких люков или дверей. Она выключила фонарь, и на этот раз глаза сразу адаптировались к перемене. Она все поняла про источник света: шпангоут. И с облегчением выдохнула:
— Ты моя золотая, чтоб я сдохла.
Прямоугольный люк, наполовину подтопленный. Можно предположить, что через него передавали уголь из одного отделения в другое. Запирать его не было никакого резона. Хотя в соседний отсек угонщик не заглядывал, это еще не означало, что он вообще не мог спуститься в туннель, даже недавно. Но какой у нее выбор? Либо выйти отсюда через баржу и столкнуться с ним лицом к лицу, либо тихо умереть в этой западне.
Порывшись в рюкзаке, она извлекла свой швейцарский армейский нож, а также подобранную вчера вечером якорную свайку и сунула их в непромокаемый мешочек со шнурком, привязанным к запястью. На лбу закрепила фонарик на резинке и опустилась на четвереньки прямо в илистую кашу, так что вода дошла ей по самую грудь. Так в этой позе и переползла на корму, нащупывая руками посторонние предметы, задевая макушкой тронутую ржой паутину, задирая кверху подбородок, чтобы в рот не попала вода.
Если угонщик в соседнем отсеке, там слишком светло, чтобы он заметил пляшущий луч фонарика, а вот услышать ее он может. Она через ткань погладила пальцами якорную свайку, убедившись, что та под рукой.
Продвигалась осторожно, дыша ртом и ловя в замкнутом пространстве свое же горьковатое дыхание. Она ничего не ела, и запах ночного страха смешивался со смолистым душком угля.
Добравшись до шпангоута, обнаружила, что люк больше чем наполовину ушел под воду. Сквозь перчатки как-то ощупала его, а по нижней части постучала онемевшими, неуклюжими пальцами ног в сапогах. А вот и задвижка: отодвинута. Крышка люка не открывалась по одной простой причине — основательно проржавела. Зато с той стороны нет давления воды. Как только она отковыряет крышку, люк откроется. Вся хитрость в том, чтобы поддеть ее как можно ниже.
Прикусив губу, она просунула лезвие армейского ножа в щель и осторожно стала выковыривать ржавчину. Наслоения ила, закрывшие нижнюю часть люка, она разворошила сапогами. Снять перчатки не рискнула — одеревеневшие пальцы отзывались болью на каждое прикосновение к краю тяжелой крышки. Упершись сапогом в переборку и стиснув зубы, она рванула на себя изо всех сил. Раздался громкий хлопок. Ее осыпало ржавым конфетти, а хлынувшая через люк теплая вода окатила живот. Звук был такой, точно кто-то дал ей сильную оплеуху. Впервые за многие годы у нее сдали нервы. Она не могла пошевелиться. Застыла как изваяние, полуприсев, наполовину в воде, с округлившимися глазами, в любую секунду ожидая ответной реакции по ту сторону переборки.
51
Синие отсветы мигалок скакали по стенам домов вдоль узкой улицы, скорбно завывали удаляющиеся сирены — «скорая», забравшая Джэнис и ее мать, пробивалась сквозь утренний трафик. Около полусотни соседей, столпившись за внешним оцеплением, пытались понять, что происходит в неприметном доме, набитом полицией.
Сотрудники стояли на лужайке перед домом молчаливые и серьезные, с побелевшими лицами. Они не могли поверить в случившееся: девочку похитили у них из-под носа! Силовиков опустили. Поговаривали, что вот-вот прибудет главный констебль собственной персоной и лично станет разбираться в этом головотяпстве. Журналисты оборвали все телефоны. А в центре скандала оказался и.о. детектива Пол Проди.