ОПГ «Деревня» 4
Шрифт:
— Жечь нахуй! — Перебил её Егор, Маня посмотрела на него с недовольством и продолжила.
— Во вторых, поставить в известность императора. Скрывать такое сродни преступлению. А учитывая импульсивность Павла Петровича, трудно предсказать его реакцию на версию о японских биолабораториях…
— Тебе чо, япошек жалко?! — Удивился Егор. — Мне вот айнов больше жаль, а этих пожирателей риса ничуть!
— Ну не то чтобы жалко, — уклончиво начала Маня. — просто аниме там, манга, нормально же всё было…
— Да ты не расстраивайся, Мань! — Успокоил племяшку Егор. — Японцы всё это как раз после опиздюливания от пиндосов создавать начали. Так что и в этом времени превентивное приведение в чувство на пользу пойдет, глядишь,
— Не кручинься! — Подмигнул ему Лёха. — Что бы вы без армии делали?! Всё сожжем, что не догорит, вытопчем!
Глава 3
Несколько дней из жизни Павла Петровича
Глава 3. Несколько дней из жизни Павла Петровича.
Южный Урал, май 1797 г.
Стояли последние майские деньки, давно облетел цвет с черёмухи, неделю назад, двадцать третьего мая с помпой и шумом в селе отметили день Левона Конопляника. Император лично, своими руками посадил в землю несколько семян сортовой конопли и пару саженцев огурцов. Посевная была в самом разгаре, но несмотря на это — вечером устроили празднество. Как сказал Председатель: «Народ, он конечно не лошадь, пахать может до талого. Но разрядка и отдых нужен!» Понаехавшие, включая августейшее семейство, с жадным интересом вначале наблюдали за разворачивающейся гулянкой, а затем и сами присоединились.
Павел Петрович с умилением смотрел на выступление детской самодеятельности (спасибо Ксении Борисовне, у той после педагогического колледжа столько материалов осталось — на всех детей хватит, лет на двести, занять и развлечь), где не последнюю скрипку играли две его дочери, принимавшие участие и в театрализованной постановке, и исполнявших песни. Мари и Катерина, вырвавшись из столицы — здесь совсем преобразились. Загорели и совсем не походили на тех чопорных и чинных великих княжон, которых из них старались воспитать бонны — и буквально лучились счастьем. А Мария — ещё и неуемной энергией, бьющей через край. Дети не только обучались в школе, пусть и по особой программе, учитывая их отставание от основной группы школьников — но учеба им нравилась, и особенно — общение со сверстниками.
А помимо учёбы — были и практические занятия, обе княжны безоговорочно сделали свой выбор в пользу медицины и биологии. Хотя если бы Маня повела их в гараж, крутить гайки и обтирать ветошью только что выточенные на токарном станке детали — с не меньшим восторгом отправились на производство. Даже Мария Федоровна, в редкие минуты общения императора с семьёй, поджав губы — признала успехи этой новой бонны из будущего, умудрившейся найти общий язык с детьми:
— Домой когда отправимся, следует эту Марию Сергеевну с собой забрать, может и звание фрейлины стоит дать. Всё одно её муж предполагаемый не мыслит себя без военной стези, вот пусть жена при дворе обретается. И при деле!
Тогда император ничего на это не сказал, не стал портить обед совместный, но в памяти сделал зарубку — привести в чувство супругу, ну и спесь с неё немного сбить. Талдычишь ей о том, что у потомков нет таких порядков и пиетета перед венценосными особами и дворянством, и что им тоже пора с небес на землю спуститься, пока не сковырнули и до подвалов купеческого дома в грядущем не дошло — а толку чуть.
В самом начале, только прибыло семейство из Троице-Саткинского завода, ещё не успев толком обжиться и разместиться —
А вот сам посещать врачей государь не спешил. Нет, он был им очень благодарен, одни только письменные советы и рекомендации чего стоили. Та же гимнастика дыхательная, присланная ещё по зиме, да и осторожная, в корректных оценках составленная характеристика на него с точки зрения потомков и сохранившихся у них материалов — очень помогла обуздать Павлу Петровичу свой непростой характер. Ну почти, срывы случались, но зато он научился их распознавать и контролировать. А уж книга по практической психологии, некоего Карнеги, «Как завоевывать друзей…» — немало судеб сановников уберегла.
Император любовно погладил кожаный чехол, в коем покоились письменные принадлежности и две книги — недавно заново переплетенная психологическая и Черная, для записей. Бывало, выведут его из себя, своей недалекостью, мздоимством или попросту непроходимой тупостью — глаза застилает кровавой пеленой, рука тянется подписать указ, как минимум о ссылке с конфискацией имущества, а то и попросту сразу на дыбу тащить. А достанет Дейла Карнеги, раза три с оттяжкой по голове бестолковой переебёт — и самому полегчает, умиротворение накатывает, и сановники на глазах становятся сообразительными и понимающими…
А вот сам император свой визит к врачам для обследования — оттягивал до последнего. И за здоровье беспокоился, понимая необходимость воспользоваться столь удачным обретением медицинских технологий двадцать первого века. Но грыз червячок, поселившийся в глубине души — а ну как в голову проникнут с той же легкостью, с которой ту же требуху сподобились рассматривать на этом своем УЗИ?! Демонстрировать врачам своих тараканов, пусть вымуштрованных и способных маршировать строем — Павел Петрович пока не был готов, поэтому о возможностях врачей старался вызнать всё тщательно и досконально, задолго до первого приема и осмотра.
Уже и императрица поглядывала на него с некоторым недоумением, и врачи беспокоились, и Павел Петрович, покорившись неизбежному — сдался на милость лекарей. Перекрестился, и как с головой в прорубь — решительно двинулся в медцентр.
Обследовали самодержца со всем тщанием — и УЗИ, и анализы, не говоря о первичном осмотре. От стоматологии, вернее — от его жалкого подобия по сравнению с двадцать первым веком, государь пришел в неприличный восторг, переходящий в эйфорию. Удалили два огрызка съеденных кариесом зуба под лидокаином и эфиром, корни практически. Тщательно обследовавший ротовую полость Олег Сергеевич пообещал императору вскорее поставить несколько коронок, пофиксить кариес, затронувший немало зубов и вставить потерянные зубы: «Химики у нас цемент для пломб совершенствуют, каждую неделю новые образцы привозят! Потерпите немного, ваше величество, потренируемся на котиках, вернее на солдатах и крестьянах и всё вам в лучшем виде устроим! Все представители европейской знати от вашей улыбки на говно исходить будут!» Павел Петрович, взмыкивая от обуревающих его ощущений после эфирного наркоза — был с этим согласен и всячески одобрял, просто временно не способен ясно выражать свои мысли.