Описание Отечественной войны в 1812 году
Шрифт:
Поражением Нея заключались четырехдневные победы Князя Кутузова под Красным. Корпуса Вице-Короля, Даву и Нея, разбитые поодиночке, были обращены в бегство, потеряли артиллерию, обозы и разрушились в своем составе. Трофеи Красненских сражений, 3, 4, 5 и 6 Ноября, – состояли в 26 000 пленных, в том числе 6 Генералах, 116 пушках и несметном обозе. Убитым французам счета свести было нельзя: их трупы валялись везде, по полям, дорогам, лесам, на Днепре. С нашей стороны выбыло из строя 2 000 человек. Никогда с такой маловажной потерей не приобретались столь огромные успехи! Следующие примеры докажут, до чего были в то время доведены неприятели. В ночь с 6-го на 7-е наши фуражиры открыли большую Французскую колонну, сбившуюся с дороги: она блуждала у Винных Лук. Стоявший вблизи с корпусом Генерал-Адъютант Барон Миллер-Закомельский, узнав о ее появлении, не счел нужным послать против нее более 3 эскадронов гвардейских улан, и колонна, в числе 2500 человек, положила ружья [528] . В следующий день Граф Орлов-Денисов, пригласив с собою Лейб-Медика Виллие, поехал в санях для обозрений проселками, в сопровождении только одного урядника лейб-казачьего полка. На дороге встретили они колонну вооруженных неприятелей, послали урядника требовать сдачи, и по первому вызову 400 человек, побросав ружья и тесаки, тотчас сдались. В три дня, проведенные Графом Остерманом в Кобызове, собрал он без выстрела до 4000 поджарых Французов, в изорванных шинелях, под измятыми киверами, с подвязанными ушами и в самой безобразной обуви. Выступив из Смоленска к Катани, Платов нашел на пространстве 17 верст 112 пушек. Донесение Фельдмаршалу о сих орудиях Платов заключил следующими словами: «Со всеми предводимыми вами войсками скажу: «Ура, Ваша Светлость!» Из
По окончании сражения, вечером 6 Ноября, Князь Кутузов подъехал к бивакам гвардейского корпуса и был встречен генералами, офицерами и солдатами. Поздравив отборное войско с победой, он сказал: «Дети! знаете ли, сколько взято орудий? Сто шестнадцать! – И, указывая на везенные за ним Французские орлы, присовокупил: – Как их, бедняжек, жаль! Они и головки повесили; ведь им холодно и голодно». Приняв от войска поздравление, Фельдмаршал остановился у бивака Генерала Лаврова и пил чай. Весь гвардейский корпус, от старшего до младшего, собрался вокруг бивака с обнаженными головами, желая наглядеться на обожаемого вождя. «Согретые его присутствием, – говорит один очевидец, – мы не чувствовали ни грязи под собою, ни обливавшего нас дождя». Фельдмаршал сказал: «Крылов сочинил басенку и рассказывает, как волк попал не в овчарню, а на псарню. Увидя беду, пустился он в переговоры и стал умолять о пощаде, но псарь сказал ему: ты сер… – При сих словах Князь Кутузов снял свою белую фуражку и, потрясая наклоненной головой, продолжал: – А я, приятель, сед!» Воздух потрясался от восклицаний гвардии.
По совершенном разбитии и пленении корпуса Нея очистилось сообщение между армией и Смоленском. В тот же день возвращена в Смоленск чудотворная икона, при следующем письме Коновницына к старшему духовному лицу: «Августа 5-го, при оставлении войсками нашими Смоленска, святая чудотворная икона Смоленской Божией Матери взята была артиллерийской ротой Полковника Глухова и с того времени возима при полках 3-й пехотной дивизии, которая во всех делах против неприятеля сохраняла оную в рядах своих. Войска с благоговением зрели посреди себя образ сей и почитали его благоприятным залогом Всевышнего милосердия. При одержании над неприятелем важных побед и успехов приносимы были всегда благодарственные молебствия пред иконою. Ныне же, когда Всемогущий Бог благословил Российское оружие и с покорением врага город Смоленск очищен, я, по воле Главнокомандующего всеми армиями, Князя Михаила Илларионовича Кутузова, препровождаю Святую икону Смоленской Божией Матери обратно, да водворится она на прежнем месте и прославляется в ней Русский Бог, чудесно карающий кичливого врага, нарушающего спокойствие народов. С сим вместе следуют учиненные образу вклады и приношения 1810 рублей ассигнациями, 5 червонных золотом, и серебра в лому, отбитого у неприятеля, один пуд». Так исполнились слова Святого Евангелия: «Пребысть же Мариам с нею яко три месяцы и возвратися в дом свой». С того времени в Смоленске установлено праздновать изгнание врагов ежегодно всенощным служением 5 Ноября, во славу и пред чудотворной иконой Пресвятыя Богородицы Одигитрии, то есть Благодатной Путеводительницы.
Понесенное Смоленской губернией разорение во время неприятельского нашествия простиралось на следующие суммы:
В городах и уездах разорено и сожжено домов, заводов, фабрик, мельниц, лавок, кузниц 38 088, кроме Красненского узда, о котором не получено сведений. Скота расхищено: лошадей 79 409, коров 132 637, овец 278 619. Не засеяно озимым хлебом 57 843 и яровым 263 223 десятины. Всего разорено в Смоленской губернии на 74 372 843 рубля 89 копеек.
Сколько во время нашествия погибло людей в Смоленской губернии, с достоверностью неизвестно. При сравнении народных переписей, бывших за год до Отечественной войны и через четыре года потом, в 1816 году, видно, что в податном состоянии было в 1811 году 480 948, а в 1816 году 423 366 мужеского пола душ [530] . Убыль, превышающая 57 000 душ мужеского пола, в одном податном состоянии, произошла от убийств и истязаний, коим жители подвергались со стороны неприятеля, от изнурения и недостатков всякого рода, печали о потере имущества и родных, влияния сырой и холодной погоды, скитанья по лесам и болотам, питания сырыми огородными овощами, сшибок с Французами, даже от самого воздуха, который, смешавшись с гнилыми испарениями человеческих и животных трупов, соделался проводником злокачественного действия их в тела. Все сии причины породили повальные болезни, свирепствовавшие после изгнания неприятелей, как в Смоленской, так и в Московской губерниях, где зараза обходила города и селения. Через несколько дней после бегства Французов из Смоленской губернии появились в городах и селениях во множестве собаки и волки. В виду жителей, неся руку, ногу, голову или часть человеческого тела, спокойно доедали они свою добычу или убегали с нею в поля и леса. Жители ездили и ходили без разбора прямо по человеческим телам. Когда началась уборка тел, то, положа их на подводы, свозили в назначенные для сожигания места возами, как дрова, что продолжалось более 3 месяцев. Для сожжения неприятельских тел и скотских трупов были назначенные городов места, например, в Смоленске за Казанской горой, недалеко от Королевской крепости, над Чертовым рвом и на Воздвиженской горе. Трупы клали скирдами, имевшими пространства более чем на полверсты каждая и вышиною слишком в 2 сажени. На открытом месте, сверх сделанных печей, устроены были железные решетки, длиною около 4 и шириною до 2 саженей. На них стлали рядами тела человеческие и скотские трупы и предавали их огню, для чего, вместо дров, употребляли Французские фуры и лафеты. Пепел трупов ссыпали в особые вырытые тут же ямы. Когда не стало дров, вырывали большие могилы, и в них по нескольку сот тел клали рядом, пересыпая известью через каждый третий ряд. Когда снег растаял, явились вновь из-под снега тела и началась новая уборка: опять повезли их возами на сожжение, из садов, огородов, погребов, колодезей. При оттепелях оказался воздух заразительным. В предохранение от болезни перед каждым домом по улицам наметывали кучи навоза, зажигали его и производили курение денно и нощно. В городах и уездах Смоленской губернии сожжено 61 886 и закопано в ямы 107 188 человеческих тел; скотских трупов сожжено 27 752, закопано в ямы 81 902.
Всякого рода оружия оставлено было неприятелями великое множество. В первые недели после возвращения несчастных Смольян на родные пепелища торг неприятельским оружием составлял их промысел, а в некоторых местах единственный способ пропитания. Крестьяне ссыпали порох в мешки и бочки и изобрели особенный способ расчинивать бомбы. Одних пушек, тотчас после изгнания неприятелей, найдено в губернии 423. В последовавшие за войною годы отыскивали орудия в прудах, болотах, реках, зарытые в землю. Поля были покрыты
Бегство неприятелей чрез Смоленскую губернию или, лучше сказать, проводы их, от Вязьмы за Красной, были ужасны. Уже перед Вязьмой оказался между ними недостаток в продовольствии, потому что взятые из Москвы запасы были съедены. Страх попасться в плен удерживал сперва Французов на дороге, но еще до Дорогобужа голод заглушил в них всякую другую мысль. В обе стороны от столбовой дороги кинулись многие из неприятелей за хлебом, потянулась часть обозов, в надежде найти фураж, и туда же потом устремились беглые после Красненских сражений. Тогда на неприятелей обрушилось мщение народа. В лесах дремучих, где жители целыми селениями стояли временными таборами, за древесными засеками, под защитой болот, появлявшиеся из засад толпы крестьян бросались на мародеров, останавливали кареты и ряды экипажей, в которых сидели раненые или истомленные Французские чиновники, часто с прелестными женщинами и детьми невинными. Сверкающие ножи, топоры и рогатины были первым вступлением к страшной судьбе, ожидавшей врагов среди темных, осенних ночей, в стране, для них неизвестной. Напрасны бывали слезы, убеждения, напрасны обещания богатого выкупа, клятвы прислать из Отечества еще богатейшие. Неприятели говорили языком чуждым: их мольбы были непонятны. Напрасно отпрашивались на родину, под ясное небо Италии, на цветущие долины Лангедока, на берега Тибра, Лоары, Рейна. Им суждено было лишиться жизни под холодным дыханием севера и лежать под снегами, на замерзлой земле, добычей хищных зверей. Иногда, смягченные воплями и отчаянием, старейшие в селах дозволяли неприятелям бросать между собою жребий, черный и белый – на жизнь и смерть, и оставляли жизнь, кому выпадал белый. Случалось, что детство и красота находили пощаду. Вообще же общим голосом против врагов было: «Зачем пришли вы топтать наши поля, разорять и позорить домы? Разве не вы, злодеи, пожгли города и села? Не вы ли, нечестивцы, ставили коней в Святые церкви Божии?»
От Красного до переправы через Днепр главных воюющих армий
Распоряжения для преследования неприятелей. – Опасение Государя насчет Графа Витгенштейна. – Русский авангард занимает Дубровну и Ляды. – Отступление Наполеона к Орше. – Состояние неприятельской армии. – Соединение Нея с Наполеоном. – Бегство неприятелей за Днепр. – Движение Князя Кутузова из Красного к Копысу. – Его приказ при вступлении в Белоруссию. – Высочайшее за то благоволение. – Приказ Князя Кутузова по прибытии к Днепру. – Причины совершенного расстройства неприятельской армии.
Князь Кутузов не мог тотчас идти с армией из Красного за разбитым 5 Ноября Наполеоном, потому что надлежало сперва управиться с Неем, поражение которого и последовало 6-го числа. Во время сего невольного и необходимого промедления нашего Наполеон поспешно ушел из Ляд, через Дубровну в Оршу. За ним, немедленно после поражения его 5-го числа, посланы были отряды Бороздина, Барона Розена, Графа Ожаровского и несколько партизанов. Всем велено: «Тревожить французов, как можно более, наипаче в ночное время». Тогда же Фельдмаршал составил большой отряд, из 12 батальонов и 2 казачьих полков, названный авангардом армии, и поручил его Ермолову [531] . В состав сего авангарда вошел также отряд Барона Розена. Ермолову приказано было преследовать Наполеона и находиться в связи с Платовым, шедшим по правому берегу Днепра, из Катани на Дубровну и Оршу, добивая остатки Неева корпуса. Платову поставлено было главной обязанностью употреблять все способы для открытия настоящего направления Наполеона: пойдет ли он на Борисов или Сенно? Ибо из Орши неприятелю предстояли две дороги: одна через Борисов на Минск, другая на Сенно, для соединения с Виктором и Сен-Сиром. Князь Кутузов сомневался, чтобы Наполеон решился избрать последний из сих путей, но, однако, на всякий случай писал Платову: «Крайнее положение Наполеона может побудить его на отчаянные меры, дабы очистить себе путь в Литву, и для того, если переправился он при Дубровне, то, конечно, в том намерении, чтобы идти на Сенно и, соединясь там с Виктором и Сен-Сиром, напасть в превосходных силах на Графа Витгенштейна. Держитесь беспрестанно вправо от неприятеля. Не имея более нужды переправляться через Днепр, вы можете с удобностью, выиграв марш над Наполеоном, атаковать и, без сомнения, привести его в то же отчаянное положение, как и Вице-Короля Италийского, вами пораженного. Всего важнее есть то, чтоб вы уведомили, как можно наискорее, о действительном направлении Наполеона с остальными его войсками, дабы армия, сходно направлению неприятеля, могла сделать свое движение» [532] .
Государю еще не были известны победы под Красным и марш Наполеона из Смоленска к Орше. В то время Его Величество знал только о движении неприятелей из Вязьмы к Смоленску и с правдоподобностью полагал, что они могли обратиться из Смоленска на Графа Витгенштейна, как то действительно Наполеон замышлял, а потому Его Величество повелел: 1) Графу Витгенштейну взять все меры осторожности [533] ; 2) Рижскому Военному Губернатору Маркизу Паулучи, заступившему место Эссена, никак не упускать из вида Макдональда и атаковать его, если он пойдет из Митавы вверх по Двине, для соединения с Наполеоном [534] ; 3) Тверскому ополчению идти в Белой и поступить в команду Генерал-Адъютанта Кутузова, шедшего тогда с отрядом через Духовщину, на соединение с Графом Витгенштейном. Распорядясь об обеспечении Графа Витгенштейна, Государь известил о данных повелениях Князя Кутузова. Фельдмаршал отвечал: «Всеподданнейше смею уверить Ваше Императорское Величество, что неприятель со всеми силами своими не в состоянии нанести сильного вреда Графу Витгенштейну. Армия неприятельская лишена способов отделиться от меня, я всегда по следам за нею. Платов, в соединении с отрядом Генерал-Адъютанта Кутузова, беспрестанно угрожают неприятелю с правого фланга. Все сии причины довольно сильны развлечь неприятеля, а особливо в теперешних его обстоятельствах. В случае если бы неприятелям скрытными движениями удалось выиграть над нами несколько маршей и, соединясь со всеми своими силами, угрожать нападением на Графа Витгенштейна, тогда он, переправясь за Двину, на несколько дней совсем уже обеспечит себя и между тем даст способы сблизиться с ним главной армии. К тому же и Адмирал Чичагов к 9-му или 10-му числу может быть к Борисову, ибо он 7-го в Минске. Вообще можно сказать, что Наполеон не имеет в виду соединиться с силами своими для нападения на Графа Витгенштейна: для совершения такового намерения он взял бы прямейший тракт через Любавичи и Бабиновичи на Сенно» [535] . Посланные из Доброго авангард Ермолова и летучие отряды беспрепятственно подвигались по Оршанской дороге. Отряды имели повеление идти прямо к Орше, а Ермолову предписано было преследовать неприятеля до Дубровны и, переправясь там, служить подкреплением Графу Платову, имевшему важное поручение: сторожить, не обратится ли Наполеон против Графа Витгенштейна. По дорогам валялись раненые и больные французы, брошенные без всякой помощи. Пленных собирали стадами;перестали вести им подробный счет, чего и делать было некогда; отдавали их под надзор крестьян или местных начальств, где таковые встречали, а иногда безприкрытия и конвоя отправляли назад. От великого количества отбитой у неприятелей добычи завелся у казаков и в полках торг. Во рвах и оврагах, среди разломанных фур, карет и мертвых тел, можно было, кроме везенных из Москвы предметов роскоши, покупать серебряные деньги мешками. За 50– или 100-рублевую ассигнацию выменивали по нескольку сот 5 франковых монет, потому что серебра не на чем было возить. Но там, где меряли деньги мешками, часто не бывало ни крохи хлеба. Селения, по которым шли за неприятелем передовые войска, были выжжены. Со вступлением в Белорусские, до половины испепеленные местечки Ляды и Дубровну, появились евреи. В грязных лохмотьях бродили они среди дымившихся развалин, посреди пленных и раненых неприятелей, между тем как сии последние, сидя на золе, пожирали лошадиное и собачье мясо, жаримое на выгарках домов. Жиды кинулись навстречу нашим передовым войскам с радушием неподдельным: свою преданность к России доказали они на самом деле во время нашествия. Открылись ярмарки, являвшие пестроту необыкновенную. Тут башкир и калмык продавали Брегетовы и Нортоновы часы или богатые издания классических писателей; там проворный казах вел на аркане английских лошадей; здесь пехотинец предлагал Брабантские кружева и Кашемирские шали, французские генеральские мундиры и пригоршни орденов Почетного Легиона. Сметливые евреи покупали все это за бесценок. Офицеры запасались эполетами, седлами, пистолетами, книгами, топографическими картами.