Оплаченные долги (Капризная, упрямая)

Дансер Лэйси

Силк стремительно вскочила. Слишком велик был соблазн остаться сидеть на кровати, слушать его слова и принимать их за чистую монету.

– Правда зависит от восприятия.

Он кивнул, глядя, как она мечется по комнате, и ощущая ее потребность отвергнуть его слова, причинившие ей боль – почти столь же сильную, как та, что билась в ее глазах, когда она узнала о его предательстве.

– Да. Но еще это – факты, неопровержимые, беспощадные, постоянные и властные.

С этими словами он тоже поднялся с кровати и встал перед Силк, не пытаясь к ней прикоснуться.

Силк

остановилась в шаге от него, чуть закинув голову, чтобы лучше видеть выражение его лица. Оно настольно потрясло ее, что она забыла все резкие ответы, которые намеревалась ему дать. В его взгляде отразилось открытое, честное желание. В нем чувствовалась полная искренность. Она задышала глубоко и часто, чувствуя себя пойманной в тот момент, когда ей так хотелось быть свободной.

– Мне не нужны красивые слова, – сказала она наконец. – Ты подарил мне наслаждение. Я могу это принять и даже жить с этим.

Киллиан сократил разделявшее их расстояние, но по-прежнему не прикасался к ней.

– Я подарил тебе любовь.

Она покачала головой. Больше, чем воздух, ей нужны были сейчас силы отойти от него.

– Наслаждение.

Он медленно поднял руку, видя, как она следит за каждым его движением. Он ожидал, что она отпрянет или, по крайней мере, попытается отстраниться, а вместо этого она продолжала смотреть прямо на него, вопросительно, недоверчиво и странно-беззащитно. Его пальцы нежно прикоснулись к ее щеке, медленно скользнули по изящному изгибу до самого подбородка. Он обхватил его, глядя на ее губы и вспоминая их вкус.

Силк выжидала, понимая, что, достаточно ей сделать шаг назад, и она высвободится. Но будет ли она свободной? Силк мысленно усомнилась в этом, а Киллиан шагнул еще ближе, так, что их тела соприкоснулись – так же легко и осторожно, как прикасался к ее губам его указательный палец. Она содрогнулась, чувствуя, словно она стоит на краю черной пропасти, и малейшего движения будет достаточно, чтобы либо столкнуть ее, одинокую и потерянную, в провал, либо вернуть обратно в тепло рук, которые знают ее, заботятся о ней, ждут ее.

– Если это ложь, – прошептала она, с трудом выталкивая слова сквозь его дразнящую ласку, – было бы гуманнее позволить этому киллеру завершить свое дело.

Второй рукой Киллиан обхватил ее за шею, упершись большим пальцем в ямочку между ключицами. Самого легкого нажатия было достаточно, чтобы ее лицо повернулось прямо к нему.

– Это не ложь, Силк. – Он всмотрелся в ее глаза. Нежность. Это было новое чувство, настолько ему незнакомое, что он испытывал необыкновенное наслаждение, ощущая, каким глубоким оно становится с каждым новым прикосновением. – И тебе не обязательно любить меня в ответ.

Его тихие слова заставили ее удивленно поднять брови.

– Вот как? – спросила она, чувствуя притяжение и черной пропасти, и того тепла, которое окружало его, обещая жизнь, полную безопасности и нежности. Чтобы сделать верный выбор, ей понадобится отвага не меньшая, чем та, которую потребовали от нее все события ее прошлого.

Киллиан наклонил голову, и теперь контур ее рта прослеживал уже не его указательный палец, а губы.

– Да, не обязательно.

Приходи ко мне за наслаждением, если это все, что я могу тебе дать. Но приходи ко мне… – Он нежно поцеловал ее, лаская губы так, как он лелеял и ласкал ее тело. – Пожалуйста.

Одно слово. Простая вежливость, показавшаяся ей серебряной нитью, которая тянула ее от пропасти к теплу. И этим теплым прибежищем был Киллиан: жар его тела согревал ее, огонь его желания отстранял ночь и сжигал кошмары, так что в конце каждого дня ее ждал целительный бальзам сна. Ее руки невольно поднялись и обвились вокруг шеи Киллиана, обнимая его так сильно, как она уже не надеялась его обнимать с того момента, когда услышала слова, сказавшие ей о его предательстве.

– Я сама не знаю, что чувствую, – прошептала она у его губ, поспешно закрывая глаза, которые вдруг защипало от нежданных слез. – Я хочу быть с тобой, обнимать тебя, находить с тобой блаженство. – Она отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо, не скрывая своего смятения. – Мне кажется, это очень мало в ответ на любовь.

Он чуть заметно улыбнулся, впервые успокоившись после того, как она отвернулась от него.

– Если меня это устраивает, то должно устраивать и тебя. И потом – кто знает, что ждет нас в будущем? Однажды утром ты можешь проснуться рядом со мной и вдруг понять, что ты меня любишь.

– Ты готов рисковать?

Никто, даже приемные родители, которых она в конце концов полюбила, не хотел так рисковать из-за нее. Потрясенная и испуганная, Силк захотела встряхнуть его, возмутиться тем, что он не думает о самосохранении.

– Вся жизнь – это риск. Ты должна понимать это лучше других.

Она покачала головой.

– Это нечестно.

Его улыбка стала шире, добралась до его глаз, в которых загорелся вызов – он надеялся, что она не сможет от него отказаться.

– Тогда дай мне больше.

Силк покачала головой и попыталась отстраниться, но обнаружила, что находится в плену его объятий, его сильного тела.

– Наверное, не смогу.

– Разве тебе не хочется попробовать? Неужели тебе действительно нужна только любовная связь, нечто ограниченное во времени? Неужели этого достаточно для женщины, которая сохранила девственность в мире, где нетронутость встречается почти так же редко, как Непорочное Зачатие?

Силк замерла. Эта простая истина прогнала потребность бежать, прятаться. Она сковала ее сильнее, чем мог бы сделать любой человек – даже такой сильный, как Кил-лиан. Любовь. Святой Грааль. Цель. Неосуществимая мечта о звезде. Она получит все это, если у нее хватит храбрости потянуться к этому сверкающему созвездию, хватит отваги выдержать огонь страсти, хватит мужества прислушаться к своему сердцу и забыть все, что она знает о предательстве и боли, которые могут таиться за этим коротким словом. В это мгновение она узнала о себе нечто новое. Что бы ни делали и чем бы ни были для нее приемные родители, она всегда сохраняла какую-то частицу себя, не отдавала себя целиком и до конца. Вот почему она не рассказывала своим близким, чем занимается, почему допустила, чтобы они вместе с остальными считали ее гуленой и пьянчужкой.