Ополченский романс
Шрифт:
Подойдя к дверям, Лесенцов увидел кодовый замок.
– Какой код? – спросил он нехорошим, сорвавшимся голосом. – Лютик?
– А я знаю? – ответил Лютик.
Лесенцов и так уже понял, что Лютик не знает.
Подросток следил за ними с угла.
“…что сделать? – метался Лесенцов. – У подростка спросить? Но он из другого дома, скорей всего. Сказать Лютику, чтоб позвонил соседке? Но он же не знает номера её телефона! Значит, надо позвонить однокласснику, чтоб тот сказал матери, чтоб та позвонила соседке… О, боже…”
Лесенцова тихо обошёл Дак и,
Спустя несколько секунд железно чмокнул замок, и дверь поползла навстречу.
– Цыфирки кода обычно потёрты, – пояснил Дак, и пропустил Лесенцова.
Тот, заходя, махнул подростку рукой, и успел заметить, что на углу тот стоял уже не один, – виднелись ещё две башки.
“Как бы они сами милицию не вызвали”, – проговаривал почти вслух свои мысли Лесенцов: это придавало механистичности каждому его действию и отвлекало от того, что должно было начаться через двадцать пять, двадцать, пятнадцать секунд.
Прошелестел пакет, сброшенный Лютиком с “Калаша”.
Лесенцов вытащил ПМ с досланным патроном в патроннике, и нёс его в руке.
Подойдя к двери, сделал левой рукой три коротких и один длинный звонок. Даже слишком длинный.
К некоторому удивлению Лесенцова, вдруг загрохотавшая на улице музыка оказалась слышна даже в подъезде.
С той стороны двери что-то спросили, но он не расслышал, что именно, и стоял в растерянности: “…а если не откроют? что тогда? чёрт!.. если не откроют?”
– Да кто там? – крикнул кто-то в квартире, но замки уже проворачивали свои челюсти, и Лесенцов понял, что спрашивали не его, и не про него, а про подростков, врубивших на улице музыку, и даже успел услышать из-за дверей ответ: “Те же придурки, что вчера!”.
Дверь поползла внутрь квартиры.
Лесенцов с силой ударил в дверь ногой и тут же выстрелил в грудь успевшему отшатнуться человеку. У человека был в руке пистолет, но это уже не имело значения.
За ним стоял ещё один – в шортах и голый по пояс – с карабином, но в него выстрелил Дак из автомата. Лесенцов в этот миг уже свернул влево, в коридор, ведущий на кухню, и, ещё не видя там никого, двигаясь по коридору, дважды выстрелил – пули вошли в стену, из которой полетела во все стороны белая извёстка. Сделав три стремительных шага, Лесенцов, вытянув руку с пистолетом, оказался на маленькой кухне, и увидел человека, зачем-то забравшегося столешницу; в одной руке этот человек держал кухонный нож, который тут же метнул в Лесенцова. Нож больно ударил Лесенцова рукояткой в лоб; в другой руке человек держал железный чайник, но им не успел воспользоваться: Лесенцов выстрелил ему в живот.
Человек сначала ударился спиной о навесные полки с посудой – загрохотали многочисленные тарелки, – а потом тяжело и слишком медленно повалился на пол. Лесенцов выстрелил ему ещё раз куда-то в бок.
Заметил, что из крана струёй бьёт в тарелки вода; и, на ходу сменив обойму, вернулся по коридору обратно в прихожую, успев за эти три шага услышать только одну автоматную очередь, – дальше наступила тишина, – и подумать, как минимум, о нескольких
Он подумал: “Ванная, совмещённая с туалетом, – слева от входной двери, а от меня сейчас справа. Ванную зачищал Скрип. Как бы он не вышел мне навстречу на звук моих шагов и не застрелил меня”.
Он подумал: “Перестали стрелять: а если убили всех моих людей – что тогда? Я сейчас выгляну в комнату и буду сразу застрелен с нескольких стволов? Нельзя ли этого избежать?”
Он подумал: “На улице не играет музыка, я её не слышу. Точно не прошло три минуты. Куда делись эти чёртовы подростки? Я же им заплатил”.
Все мысли вместились в один стремительный промельк.
Лесенцов дошёл до конца коридора, видя убитого им первым выстрелом человека, и, чуть присев, чтоб не получить пулю в голову, заглянул налево, в комнату.
В комнате валялся на боку второй, застреленный Даком.
Больше никого не было.
В углу работал телевизор. На столике возле телевизора стояли две раскрытые банки тушёнки.
Из этой комнаты вход был в следующую, вторую, справа. Там раздавался шум открываемых шкафов.
Тут же из второй комнаты явился Лютик.
– Всё? – спросил Лесенцов.
У Лютика были огромные глаза.
Автомат он держал так крепко, что, казалось, может переломить его.
– Там трое, – сказал Лютик. – Дак всех сразу, подряд. И добил из своего пистолета, – Лютик шмыгнул носом. – Я даже не стрелял, – признался он.
Поднявшись, Лесенцов обернулся к туалетной комнате: а где Скрип?
Скрип уже стоял в коридоре.
Лесенцов спросил у него глазами: что у тебя?
Скрип кивнул головой в сторону туалета. Он был бледен и глаза его горели.
Лесенцов заглянул в туалет.
Всё было в крови, в битом стекле и в мыльной пене. В ржавой ванне лежал расстрелянный человек с многочисленными пулевыми ранениями и, кажется, без глаза. Душевой шланг бил вверх. Кровь, текущая из ран, тут же разбавлялась водой.
– Дверь в ванную была заперта, – сказал Скрип. – Я отсюда его застрелил. Через дверь. Только потом выбил её.
Входная, в подъезд, дверь удивительным образом оказалась кем-то прикрыта.
Лесенцов прошёл во вторую комнату, к Даку.
Двое убитых лежали вкривь и вкось, отекая, на кроватях. Третий пристыл в луже крови на полу – со входным чуть ниже виска и с окровавленным животом, в который он вцепился двумя руками.
Дак, вытащив из-под кроватей чёрные мешки, деловито извлекал оттуда оружие. Лесенцов заметил части разобранного СВД.
– Тут их оставим? – спросил Дак обыденным голосом, и поднял глаза на Лесенцова. – У тебя кровь на лбу.
Лесенцов потрогал лоб.
– А… – он посмотрел на пальцы и вспомнил. – Ударился.
– М? – переспросил Дак про убитых.
– Нет, их надо вывезти.
– Сейчас милиция приедет? – спросил Дак.
– Может, – согласился Лесенцов.
Они перетащили все трупы в комнату с телеви- зором.
Выключили телевизор, воду в ванной и на кухне, свет во всех комнатах.
Ключ от входной двери торчал в замке.