Опороченная Лукреция

Холт Виктория

Вот почему в Ферраре опасались, что после походов в Перуджию и Болонью Папа обратит внимание и на семью Эсте.

Лукреция была готова к любым неприятностям. Ее давняя подруга Джулия Фарнезе часто писала ей и рассказывала о неуживчивом характере Юлия. Впрочем, по тону ее писем можно было догадаться, что она довольна браком своей дочери и племянника нового Папы.

От Санчи, другой давней подруги Лукреции, письма уже не приходили. Та умерла в самом расцвете своей красоты и молодости. Неаполитанский наместник Консальво де Кордоба

горько оплакивал ее скоропостижную смерть.

И вот, в такое-то тяжелое, непредсказуемое время, в Феррару прискакал гонец с известием о побеге Чезаре.

Лукреция приняла его в своих апартаментах и заставила несколько раз повторить сообщение о том, что ее брат свободен, здоров и собирается отвоевать все утерянные владения.

Затем она крепко обняла и поцеловала этого юношу. – Ты не пожалеешь о том, что принес мне такую радостную новость, – сказала она.

А вскоре у Лукреции появилась и другая причина для ликования. В Феррару прибывал гость, и в его честь уже был назначен бал.

Она сама удивлялась тому, что могла так радоваться этому событию. Слишком уж часто ее взгляд останавливался на башне, в которой заточили двоих молодых людей. Слишком уж часто на ее глазах выступали слезы при мысли о несчастной судьбе Юлия, вся вина которого заключалась лишь в том, что он любил молодую красивую девушку и их любовь была взаимна. Она упросила Альфонсо, и братьев поместили в одну камеру. Однако посетителей к ним все равно не пускали. Туда ходил только один сторож, носивший им еду и одежду, все остальные уже сейчас могли считать их мертвыми.

– Почему ты так обращаешься с ними? – спрашивала Лукреция. – Неужели ты не понимаешь, что Ипполит оклеветал их?

Обычно Альфонсо отмалчивался, но однажды холодно посмотрел на нее и сказал:

– Я был бы благодарен тебе, если бы ты занималась своими делами, а в мои не лезла.

– Полагаю, твои проблемы в какой-то степени касаются и меня, – вспыхнула Лукреция. – Как-никак я твоя супруга.

– Я бы попросил тебя почаще вспоминать об этом, – ледяным тоном произнес Альфонсо. – А главное, не забывать, что обязанности супруги состоят в рождении и воспитании детей для мужа. В этом отношении ты еще не доказала свои супружеские качества.

Ей нечем было возразить ему – как и всегда, когда он упрекал ее в неспособности родить наследника.

Впрочем, через несколько недель она снова забеременела, и Альфонсо немного потеплел к ней.

Но к этому времени Лукреция уже не думала о двух молодых узниках, заточенных в башне ее замка. Она ждала ребенка и молилась о том, чтобы на сей раз не разочаровать Альфонсо. Кроме того, скоро должен был состояться бал в честь гостя, который – тут она не сомневалась – предпринял поездку в Феррару исключительно ради того, чтобы повидаться с ней. В замке готовились принимать Франческо Гонзага.

На ней были золотые парча и бархат; в подобранных волосах

сверкали крупные бриллианты.

Эркюль Строцци шепнул ей, что никогда не видел ее такой прекрасной, как в этот вечер. Она благодарно взглянула на него и потупилась. Его общество всегда напоминало ей о другом поэте – Пьетро Бембо.

Франческо, почетный гость бала, взял ее за руку и повел на танец. Выражение его лица было торжественным, глаза сияли.

– Мы с вами как будто сто лет не виделись, – выдохнул он. – Помните ваш визит в Мантую? Лукреция, дорогая… скажите, Изабелла тогда очень расстроила вас?

Лукреция улыбнулась.

– Нет, – ответила она. – Тогда меня ничто не могло расстроить. А вы были очень гостеприимны.

– Я хотел защитить вас от нее… не дать в обиду. Она вас ненавидит, потому что я – люблю.

– Она ненавидела меня еще тогда, когда вы толком и не ведали о моем существовании.

– Я не забывал о вас со времени нашей первой встречи. А теперь между нами уже никто не встанет. Ни Альфонсо, ни вся Феррара. Ни даже Изабелла со всей ее злобой.

– Франческо, мы не сможем стать любовниками, – сказала она. – Это и в самом деле невозможно.

– Моей любви все под силу! На свете нет такой преграды…

– Франческо, если мы не будем танцевать, на нас обратят внимание, – перебила она. – Во всем зале только мы одни стоим на месте.

– Пусть все знают, что я люблю вас. Пусть знают – и завидуют.

– У меня есть враги, – сказала она. – Вон Альфонсо смотрит на нас.

– Черт бы побрал вашего Альфонсо, – пробормотал Франческо.

В этот вечер Лукреция танцевала с такой грацией и изяществом, что и сам Александр, всегда любивший наблюдать за нею на балах, не мог бы не восхититься отточенными и уверенными движениями своей дочери. Многие гости не сводили с нее глаз, когда она кружилась по залу.

Казалось, ею владело вдохновение. Она сияла счастьем – была такой, какой ее привыкли видеть отец и брат. Все удивлялись ее жизнерадостному настроению.

«Мадонну Лукрецию сегодня как будто подменили. Она никогда не была такой счастливой», – говорили друг другу гости. Они прикрывались веерами и похихикивали. Что если это ее кавалер так волшебно подействовал на нее? Франческо Гонзага был не из красавцев, но все знали о том неизменном успехе, которым он пользовался у женщин.

– Где мы сможем встретиться… наедине? – допытывался он.

– Нигде, – ответила она. – Нам этого никогда не позволят. За мной все время следит мой супруг – да и доносчики Изабеллы, я думаю, сейчас не дремлют.

– Лукреция, несмотря ни на что мы должны встретиться.

Некоторое время она молчала.

– Надо будет разработать какой-нибудь план, – наконец сказала она.

Танцуя с Франческо, Лукреция не забывала и еще об одном их общем деле – о помощи ее брату Чезаре. Кто же как не маркиз Мантуанский, главнокомандующий папской армии, мог оказать ему нужную поддержку?