Опоздать на казнь
Шрифт:
— Слушай, — спросила Лена. — А чего это он так погрустнел, когда ты его про корону спросил?
— Видимо, на месте короны был какой-то знак, который сделали насильно. Ну там, парашник, например, или шнырь… А потом, чтобы его замаскировать, он вытатуировал там корону. Вот и погрустнел, когда пришлось врать…
— Забавный народ, эти уголовнички…
На противоположной стороне улицы высилась красно-кирпичная твердыня начала века с суровыми решетками на окнах. Атмосфера угрозы, отчаяния и безысходности исходила от следственного изолятора, в народе известного как
Коридоры, коридоры… Решетка хлопает за спиной, а впереди равнодушный контролер уже распахивает новую.
— Подождите в комнате для допросов. Подследственную сейчас приведут.
Комната для допросов соответствовала всему облику здания — унылые стены, выкрашенные зеленой краской. Жесткие стулья, обшарпанный канцелярский стол.
— Мужчина, вы не имеете права присутствовать при допросе, — ткнула в Гордеева пальцем надзирательница с лицом мопса. — Кто вы вообще такой?
— Это адвокат обвиняемой, Юрий Гордеев, — вмешалась Лена. — Вот разрешение на посещение. Мои документы. Что еще? — жестко спросила Лена, вытаскивая из сумочки пачку документов, — Юра, достань паспорт.
Физиономия надзирательницы из недовольно-брюзгливой сделалась угодливой и даже слегка приветливой, но от этого не стала хоть немного приятнее. Бывают такие лица, которые, вне зависимости от выражения лица, выглядят уныло, тоскливо, жалко. Казалось, что надзирательница была частью этой тюрьмы, ее порождением. Бегала в подвале вместе другими крысами, потом встала на задние лапки, отгрызла себе хвост, подъела товарок, серую шубку заменила на серое обмундирование — и вышла на свет. Хотя нет, вряд ли крыса. У крыс — умные и злые глаза маленьких хищников, а глаза надзирательницы не выражали ничего. То есть, ровным счетом ничего.
Юрий и Лена присели за стол. Гордеев попытался устроиться с максимальным комфортом и чуть не свалился на пол, так как спинка стула со скрипом начала отъезжать назад, увлекая за собой заднюю пару ножек.
— Черт побери! Тут даже стульев приличных нет! — воскликнул Гордеев, отставляя стул в сторону и придвигая к себе новый. Новый скрипнул, но выдержал. Лена предусмотрительно присела на кончик стула и, шевеля губами, перечитывала заключение эксперта. На восклицание Гордеева она отреагировала непроизвольным пожатием плечами.
— Удивительная новая генерация советских людей нарождается, — заметил Юрий. — Пример — наш сегодняшний водила. Он сидел, но при этом сохранил самые теплые воспоминания о времени, проведенном в этом мрачном месте. Он слушает блатное радио и даже — ты слышала — подпевает по мере слуха и возможностей. Но попадись ему настоящие уголовники — плохо бы ему пришлось. Пара наводящих вопросов — и наш водитель колется. А там уж — в зависимости от статуса и настроения «пацанов». Могут просто припугнуть, а могут и полоснуть ножом, чтобы не забывал о субординации.
— Зачем ему это? — не отвлекаясь,
— Чувствует себя настоящим мужиком, воином, если угодно. Брутальным таким уголовником, за спиной у которого — сила несметная. Раньше такую же гордость мы испытывали, думая о нашем советском государстве, о том, что мы — его часть. Сейчас модно косить под блатного. Девки это любят.
— Это здесь модно, потому что Петербург — город бандитский, — возразила Лена. — А в Москве предпочитают просто богатых людей, без этого мелкоуголовного имиджа.
— Ну не скажи. Женщины всегда любили бандитов с большой дороги. Впрочем, — добавил Гордеев, подумав, — приличные и симпатичные мужчины тоже всегда пользуются успехом. Конечно, у соответствующим образом воспитанных женщин.
— Это ты о той Гайке, у которой я тебя выкупала? Ну-ну, — презрительно бросила Лена, поправляя очки.
— Ревнуешь? — поднял брови Гордеев.
— Обязательно, — фыркнула Лена. — Тешь себя иллюзиями.
«А она стала жестче. Острее, отрывистее говорит, отрабатывает версии и отбрасывает все ненужные. Не только в работе. Но и в жизни. Эх, Гордеев, отработанная ты версия! И эта новая тяжелая черная оправа. По последней моде. Того и гляди — обскачет», — подумал Юрий, искоса взглянув на Лену. Лена отложила бумаги, расправила спину — ну просто королева на скромном приеме с двумя президентами и олигархом.
— Оксана Дублинская, — важно произнесла надсмотрщица с мопсьим лицом, вводя подследственную.
Лена заправила бумагу, стукнула по паре клавиш, проверяя ленту. «Странно, везде уже давно при допросах пользуются компьютерами. Анахронизм, причем бессмысленный», — машинально отметил Гордеев.
— Здравствуйте, Оксана… э-э-э…
Жена профессора выглядела довольно жалко. Несвежая одежда уродливо смотрелась на ее крупном теле. Лицо, привыкшее к хорошей косметике, глядело рыхлым куском недопеченного теста. Взгляд направлен как-то книзу и вбок.
«Что ж ты, милая, смотришь искоса?» — невесело подумал Гордеев. А ведь в камере ей досталось. Царапина на щеке, мизинец на правой руке распух и отливал сизым.
— Я буду вашим адвокатом, — продолжал Гордеев, не услышав отчества обвиняемой.
— Витальевна, — запоздало подсказала Лена, не менее его пораженная увиденным.
— Оксана Витальевна, подпишите договор. Вот тут.
Он подвел ее к столу, вложил ручку в негнущиеся пальцы. Дублинская подписала не глядя.
— Садитесь.
Дублинская опустилась на стул и уставилась в зеленую, плохо окрашенную стену с влажными потеками.
— Оксана Витальевна, вы обвиняетесь в убийстве вашего мужа, Сергея Дублинского.
— Я это уже знаю, — почти не шевеля губами, произнесла Дублинская.
— Что вы можете сказать по этому поводу? Вы признаете обвинение?
— Нет. Я не убивала… — без всякого выражения ответила Дублинская.
— Во время обыска вы заявили, что не знаете, как в вашей квартире оказался нож со следами крови, откуда на вашей обуви и колесах автомобиля оказался грунт с места сожжения трупа и почему ваша обувь залита бензином.