Опознание невозможно
Шрифт:
— Адлер много путешествует.
— Да, много. — Сожаление. Может быть, негодование, оттого что Болдт осмелился высказать это вслух. Так бывает, когда двое людей переживают изменения в своих отношениях, вдруг понял он, одновременно желая ошибиться. Он хотел интимной близости с этой женщиной, той освобождающей близости, когда возможно все. Но теперь все изменилось, и ему пришлось подавить свое желание. Болдт обвинял в этом Оуэна Адлера. Дафна теперь делила свою интимную жизнь с другим человеком, Болдт стал чужим.
Она села в кресло «Бауна и Джордана»,
— Ракетное топливо.
Она резко вскинула голову. Капля воды сползла с ее мокрых после душа волос на шею, скользнула по ключице и скрылась под халатом в ложбинке между грудей.
— Примерно так же отреагировал и я, — сказал он.
— Эмили Ричланд упоминала о ВВС. — Глаза у Дафны расширились, щеки раскраснелись.
Болдт продолжил:
— Это еще не все. Берни говорит, что, судя по отпечаткам от лестницы, он — или она — весит сто сорок фунтов с небольшим. [2] Это немного.
— Подросток? — спросила она. — Второе стихотворение было из Платона: «Внезапная вспышка понимания, которая западает прямо в душу». Это вообще-то круто для подростка.
2
~63 кг. (Прим. ред. FB2)
— Трудный подросток, грязный развод родителей. Я полагаю, это возможно. Впрочем, здесь тебе и карты в руки, — добавил он.
— Я думаю, автору письма двадцать четыре — двадцать девять лет, он закончил колледж. Может быть худым, даже болезненно худым. — Она подалась вперед. Халат распахнулся у нее на груди. Болдт снова отвел глаза, глядя в сторону бассейна, на танцующие волны света. Он не хотел смотреть на нее. Дафна всегда представляла для него опасность. Это было неизбежно.
— Ламойя пытается проследить порядок продажи лестниц фирмы «Вернер». Что-то связанное с компьютерной выдачей чеков на покупки. Он вполне уверен, что мы что-нибудь обязательно найдем.
— Джон? С каких это пор он высокого мнения о собственных способностях? — Она добавила мрачным, безжалостным тоном: — Я знаю, ты благодарен ему за то, что он работает с тобой. Поверь мне, он мне тоже очень нравится, я даже люблю его как брата. Но мы все должны радоваться тому, что он у нас только один такой. Он и так до конца сжал пружину, большое тебе спасибо.
— Берни больше ничего не может выжать из этих отпечатков. Ему остается лишь гадать. Если он неправ, значит неправ; с догадками не бывает обратного пути. Земля была пропитана водой после тушения пожара, поэтому проводить какие бы то ни было полевые исследования было практически невозможно. Смешно, не
— Я бы употребила лучше словечко «ирония», а не «смешно».
— Так значит, двадцать пять лет и колледж? — Болдт попытался скрыть разочарование, которое тем не менее прозвучало в его голосе.
— Это тебя беспокоит? — поинтересовалась она. — Все, что я способна сказать о человеке, которого мы ищем: ему от двадцати пяти до тридцати лет, он окончил колледж, сексуально неадекватен. Он ненавидит свою мать, подружку, всех подряд. Он и судья, и палач. Интеллигентен, скромен, живет один. У него работа как раз по его возможностям.
— А ты не теряла времени зря! — сказал Болдт. Он всегда ощущал какую-то неловкость, работая с такими психологическими портретами, но старался верить им — слишком уж часто они оказывались очень точными.
— Вероятно, у него есть абонентская книжка в библиотеку и он ездит на общественном транспорте. Если мы соединим эту информацию с тем, что получили после исследования отпечатков лестницы, то кое-что начинает вырисовываться.
— Абонентская книжка? Общественный транспорт? — переспросил он.
— Это все из-за денег, его доходы должны быть весьма скромными. Таким парням нравятся лаборатории. Им нравится возиться со своими любимыми штучками. Он служит в таком месте, где от него не требуется работа мысли. Он целый день напролет думает о своих бомбах, о своих убийствах. Поэтому он может плохо спать и мало есть, и это согласуется с тем, что ты сказал о его малом весе. После работы он отправляется к себе в лабораторию.
— Где, у него в квартире?
— Вряд ли. Нет. Где-то подальше. Там, где его никто не побеспокоит. В гараже. В каком-нибудь заброшенном здании.
— В этом городе такого не сыщешь, — саркастически заметил Болдт.
— Я знаю, это не то, что ты хочешь услышать.
— Фидлер дал мне отчет по Гарману. Стивен Гарман, муниципальная служба пожарной охраны, пожарный инспектор…
— Я знаю, кто такой Гарман, — напомнила ему Дафна, начиная горячиться. — Тот, кто получает угрозы, всегда первым попадает под подозрение.
— Ты смотрела его досье? — настаивал он.
— Мы говорили о Гармане, вот и все. Что это с тобой?
Он встретился с ней взглядом и не отвел глаз. Ее красота казалась ему губительной. Ему часто хотелось, чтобы она сделала так, чтобы это наваждение прошло.
— Я не знаю, почему я так вцепился в него.
— Не смеши меня.
— Я балансирую на самом краю. Моя уверенность в своих силах, кажется, скоро разлетится в пух и прах.
— Это называется беспокойство. Это нормально. — Она окинула его внимательным взглядом и задала риторический вопрос: — Ты ведь пришел сюда не из-за Берни Лофгрина или Стивена Гармана, ведь так?
— Как раз из-за них.
— Поговори со мной, Лу.
— Скоро сгорит в пожаре еще одна женщина.
— Необязательно.