Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея
Шрифт:
Адресованная Строссу памятная записка Хеслепа содержит полный перечень политических соображений о деле Оппенгеймера:
Теллер сожалеет, что дело рассматривается по вопросу о безопасности, так как считает это неподходящим основанием. Он затрудняется дать определение мировоззрению Оппи, за исключением выражения уверенности, что Оппи не предатель, а скорее — Теллер высказал это несколько туманно — «пацифист».
Теллер говорит о необходимости… и это самая трудная задача — продемонстрировать другим ученым, что Оппи не представляет собой угрозу программе, а попросту утратил для нее всякую ценность.
Теллер сказал, что «меньше одного
Теллер долго говорил о «машинном комплексе Оппи» и назвал множество имен, некоторых он обозначил как «людей Оппи», других — как «членов его команды», находящихся под его влиянием.
Двадцать седьмого апреля Теллер встретился с Роджером Роббом, который желал лично убедиться, готов ли порывистый физик давать показания против бывшего друга. Теллер потом утверждал, что встреча состоялась днем позже, за несколько минут до приведения к присяге, однако ему противоречит отправленная им Строссу рукописная записка, в которой он говорит о встрече с Роббом накануне вечером. По словам Теллера, Робб напрямик спросил: «Следует ли оправдать Оппенгеймера?» «Да, следует», — ответил Теллер. На что Робб извлек показания Оппенгеймера с признанием вины за «историю про белого бычка». Захваченный врасплох столь откровенным признанием коллеги во лжи, Теллер утверждал, что вышел от Робба, растеряв уверенность в невиновности Оппенгеймера.
Пересказывая это событие, Теллер покривил душой. Он больше десяти лет возмущался влиятельностью Оппенгеймера и его авторитетом среди ученых. В 1954 году Теллер отчаянно желал «лишить Роберта сана в его собственной церкви». Часть секретного протокола заседания, показанная Роббом, попросту дала ему лишний повод выступить против Оппи [36] .
На следующий день после обеда Оппенгеймер занял место на диване, а на стул свидетеля в нескольких шагах от него сел Эдвард Теллер. Робб довольно долго слушал показания Теллера об отношении Оппенгеймера к разработке водородной бомбы и по другим вопросам. Наконец, поняв, что Теллер отклоняется от темы, Робб аккуратно направил его в нужную сторону.
36
Теллер был не единственным свидетелем, кого Робб обработал перед заслушиванием. Однажды помощник Гаррисона Аллан Эккер, работая в зале заседаний, засиделся допоздна и услышал громкие голоса в коридоре. «Кто-то проигрывал магнитофонную запись», — рассказывал Эккер. Он видел, как Робб и еще несколько человек, которым предстояло стать свидетелями, выходят из комнаты. «Мистер Робб позвал будущих свидетелей прослушать запись допроса [Оппенгеймера полковником Пашем в августе 1943 года]». — Примеч. авторов.
Робб: «Чтобы не усложнять, позвольте мне задать вам один вопрос: Намерены ли вы в своих показаниях предположить, что доктор Оппенгеймер нелоялен Соединенным Штатам Америки?»
Теллер: «Я не собираюсь предполагать ничего подобного. Я знаю Оппенгеймера как интеллектуально зоркую и очень сложную личность. С моей стороны пытаться анализировать его мотивы было бы высокомерием и ошибкой. Я всегда полагал и сейчас полагаю, что он лоялен Соединенным Штатам. Я в это верю и буду
Робб: «А теперь еще вопрос, вытекающий из первого вопроса. Считаете ли вы, что доктор Оппенгеймер представляет собой угрозу безопасности?»
Теллер: «Я очень много раз наблюдал действия доктора Оппенгеймера, которые мне было чрезвычайно трудно понять. Я в корне расходился с ним по ряду вопросов, и его действия, если честно, казались мне бестолковыми и путаными. В этом смысле я бы предпочел, чтобы жизненные интересы страны находились в руках человека, которого я бы лучше понимал и которому больше доверял».
Под перекрестным опросом председателя Грея Теллер уточнил свою позицию: «Если это вопрос рассудительности и здравого смысла, как подсказывают события после 1945 года, я сказал бы, что умнее было бы отказать в допуске. Надо сказать, что я сам немного смущен, так как речь в данном случае идет о человеке с авторитетом и влиянием Оппенгеймера. Вы позволите мне ограничиться этим ответом?»
Роббу иного и не требовалось. Когда ему разрешили покинуть место свидетеля, Теллер подошел к сидящему на кожаном диване Оппенгеймеру и, протянув руку, сказал: «Сожалею».
Оппи пожал руку и лаконично ответил: «После того что вы только что сказали, я не понимаю, что вы имеете в виду».
Теллер дорого заплатит за свои слова. Летом того же года во время визита в Лос-Аламос Теллер увидел в столовой старого приятеля Боба Кристи. Когда он подошел и протянул руку для рукопожатия, Кристи удивил его, повернувшись к нему спиной. Стоящий неподалеку Раби в гневе произнес: «Я тоже не подам вам руки, Эдвард». Ошарашенный Теллер вернулся в отель, собрал вещи и уехал.
После выступления Теллера слушание уныло тянулось еще неделю. 4 мая, по прошествии более чем трех недель с начала дознания, на место свидетеля вновь вызвали Китти. Грей и доктор Эванс еще раз жестко потребовали объяснить, порвала ли она с Коммунистической партией. Китти еще раз заявила, что после 1936 года «не имела с Коммунистической партией ничего общего». Обмен репликами получился довольно горячим.
Грей: «Справедливо ли утверждать, что, продолжая делать взносы вплоть до, возможно, 1942 года, доктор Оппенгеймер не потерял связь с Коммунистической партией? Я не настаиваю, чтобы вы отвечали “да” или “нет”. Вы можете дать любой ответ по вашему выбору».
Китти Оппенгеймер: «Я это знаю. Спасибо. Мне кажется, вопрос неправильно сформулирован».
Грей: «Вы понимаете, к чему я клоню?»
Китти Оппенгеймер: «Да, понимаю».
Грей: «Тогда почему бы не ответить на вопрос как есть?»
Китти Оппенгеймер: «Причина в том, что мне не нравится фраза “не потерял связь с Коммунистической партией”. <…> Потому что Роберт никогда не был связан с Коммунистической партией как таковой. Я знаю, что он жертвовал деньги на испанских беженцев. И он передавал их через Коммунистическую партию».
Грей: «Когда он давал деньги, например Айзеку Фолкофу, они предназначались не только для испанских беженцев, верно?»
Китти Оппенгеймер: «Возможно».
Грей: «Вплоть до 1942 года?»
Китти Оппенгеймер: «Не думаю, что так долго…»
В ответ на напоминание Грея, что дату назвал ее муж, Китти сказала: «Мистер Грей, между мной и Робертом случаются разногласия. Иногда он помнит события не так, как помню их я».