Оправа для бездны
Шрифт:
– А теперь – в узкую дверь! Бегом! – приказала Кессаа, и Марик почувствовал прерывистое дыхание возле самого лица, тонкий запах и даже торопливый неловкий шаг, тем более что каждая вторая из протискивающихся в дверь девушек наступала ему на ноги. Сначала яростные крики с противоположной стороны дома дополнял только легкий топот из проулка, затем и здесь защелкали самострелы, и тишину разорвал женский предсмертный крик.
– Теперь ты, Марик, – шепнула на ухо баль сайдка. – За дом нам надо попасть, понял? Будь осторожнее.
Марик выскользнул из двери неслышно, хотя ярость клокотала в его груди. Над головой сияло звездное небо, убывающая
– Стой, – шепнула ему Кессаа.
– Но там… – махнул Марик рукой в проулок, откуда раздавался стон.
– Оставь милосердие для сказок, – отчеканила Кессаа и шагнула мимо баль, ведя за собой Раку. – Сейчас и без нас найдется кому помочь раненым. Кстати, хороший способ сгущать темноту. Насьта?
– Все сделано! – появился из-за угла ремини, и Марик тут же увидел искры, летящие из дверного проема.
К тому времени, когда спутники миновали несколько сараев и крохотных огородов, пламя охватило уже и крышу потайного домика. Пару раз на пути ночных путешественников оказывались хозяева, да и собаки вовсе не желали оставить без внимания незваных гостей, но всякий раз короткое слово Кессаа: «Пожар» – позволяло беспрепятственно проходить дальше. Наконец они выбрались на узкую улочку и побежали прочь от озарившего ночное небо огня и истошных криков жителей тесной деревянной слободки.
– Здесь, – кивнула, задыхаясь, Рака на приземистый, вросший в землю дом за корявым плетнем, когда уже был слышен шум волн и неистребимый запах рыбы превратился в запах свежести. – Здесь он живет. Я пойду?
Она шмыгнула носом, и Марик разглядел округлое, словно детское, лицо. Неужели достаточно было умыться, чтобы из красавицы превратиться в ребенка?
– Нет. – Кессаа тяжело вздохнула и присела у плетня. – Подожди. И тут смерть. Проверь, Марик. Только сними клинок с древка: если что, в доме с глевией не размахнешься.
Кессаа не ошиблась. Запах смерти Марик почувствовал еще у дверей. Он лез в ноздри, забивался в уши, теребил сердце. К тому же какой-то шорох раздавался из-за дверей. Марик распахнул дверь и отпрыгнул в сторону. Из темноты дома во двор вышел мертвый Смакл. Выходя, он зацепился головой о притолоку, упал, но тут же поднялся и, показав Марику рассеченное, окровавленное лицо, мерно затопал к выходу со двора. Марик не успел перевести дыхание, но вслед за Смаклом вышла женщина с торчащим в груди ножом и дети – один, второй, третий.
– Иди сюда, – донесся сдавленный голос Кессаа, когда страшная процессия покинула двор. – Иди сюда, баль, в доме никого нет. Она не оставляет свидетелей.
– Кто «она»? – прошептал Марик.
Кессаа так и сидела у плетня, Рака рыдала, согнувшись, на пыльной дороге. Насьта сосредоточенно теребил в пальцах тетиву.
–
Рака подняла заплаканное лицо.
– А тебе много лучше без краски, – усмехнулась сайдка. – Не хочешь, чтобы с твоим отцом случилось что-то похожее? Тогда веди нас к нему.
Дом отца Раки оказался еще ниже, чем дом Смакла. Седой и сухой старик будто потерял способность говорить, когда услышал за дверью голос дочери. Он только кашлял, и всхлипывал, и гладил ее заскорузлой ладонью по спине. Зато Рака, едва ей удалось вырваться из тесных объятий, словно ожила. В печи тут же вспыхнул огонь, а из котлов потянуло запахом печеной рыбы.
– Простился уж с дочерью, – прошептал старик, когда Рака перестала щебетать, торопливо рассказывая о том, что едва не попала на ладью к торговцам живым товаром. Она явно чего-то недоговаривала, но по оживающим на скулах ее отца желвакам Марик понимал, что и недосказанное старик понимает прекрасно. – Простился уж с дочерью, – повторил старик и, подняв глаза, словно впервые оглядел Кессаа, Марика, ремини. – Чем платить вам за счастье? Уж и не надеялся увидеть, хотя и дожидался, днями по городу бродил, высматривал. Своих-то давно уже в горы отправил, в поселение дальнее. И не зря отправил – дочка вот едва нашлась, да и ваши вести сна не добавляют: это ж что сотворили со Смаклом? Хороший был репт, крепкий и честный. А жена его, а детишки? Плохое время теперь, плохое. Его переждать надо – кто переждет, тот и выживет.
– Переждать? – переспросила Кессаа и устало подперла руками голову.
Рукава ее упали, и Марик с ужасом разглядел на предплечье уже знакомое слово – Суйка. Оно блестело, словно было выцарапано ножом только что. Старик его не видел, но побледневшее лицо Марика заметил.
– Переждать! – с вызовом повторил старик. – Но не здесь. Бежать надо из Ройты! Пожалуй, нынче же! Что хотите за дочку – вот только нет у меня ничего! Хотите – жизнь мою возьмите, а ей все одно – бежать!
– Бежать? – пожала плечами Кессаа. – Может быть. Было бы куда. Хотя знаешь, как сайды говорят? От белого дня еще в могилу можно укрыться, а ночь тебя и в могиле достанет. Так что беги не беги… Вот только платить за счастье бесполезно. За счастье обычно не платят – за него расплачиваются. Но и это не про нас, отец. Нам помощь нужна. И за помощь я сама готова заплатить.
– О какой помощи-то говоришь? – сдвинул косматые брови старик.
– В Скир мне надо, – прищурилась Кессаа. – Лучше всего куда-нибудь к Скоче или южнее, а там хоть куда. Ладьи у рептов легкие, рифы да скалы вам не помеха – есть такие молодцы, что готовы были бы доставить меня со спутниками в сайдские земли?
– Нету, – отрезал старик. – И не в скалах дело. Со скалами многие могли бы разобраться, а лучшим среди всех был старый Фалан – он еще Смакла учил, упокой Единый его среди нив твоих. Островитян не пройдете. У них корабли быстрые, едва ли не быстрее сайдских галер. У нас даже слух идет, что сами сайды с ними сговорились, чтобы морской путь в Скир перекрыть. Потому только и цена сейчас за место на галере до Скира до трех золотых поднялась. К тому же Фалан в море еще вчера ушел, команду набирал, а Смакла так и нет уж, выходит. А нет – значит, и говорить не о чем!