Опрокинутый тыл

Эйхе Генрих Христофорович

Но вопрос о Семенове был для омского правительства только одним из требующих срочного и умелого решения вопросов подчинения себе Дальнего Востока. Сложнее и труднее обстояло дело с другим претендентом на высшую власть в крае — генералом Хорватом⁴³.

Как только летом 1918 г. власть на Востоке была захвачена интервентами, Хорват создал свое правительство, став одним из самых серьезных конкурентов омским и самарским главарям контрреволюции. Хорват был для них во много раз опаснее, чем все дальневосточные атаманы, вместе взятые. Во-первых, это был опытный в административных делах и дипломатических ходах царский генерал, известный долгие годы как либерал, пользующийся большим влиянием среди цензовых элементов края и Маньчжурии. Во-вторых, он распоряжался средствами КВЖД и обладал реальной силой в виде войск полосы отчуждения, имел слаженный штаб²³, состоящий из большого числа генштабистов

и генералов. В-третьих, — и это имело важнейшее значение— между Хорватом и представителями Антанты давно уже установились тесные отношения. В глазах их он являлся вполне приемлемой фигурой, способной возглавить борьбу с Советами на Дальнем Востоке. Чтобы бороться с таким противником и его обезвредить, требовались другие приемы, а не просто военная сила. Учитывая это, Иванов-Ринов сразу же занял позицию полного во всем соглашения с Хорватом и его кликой. Омские руководители пытались уклониться от удовлетворения предъявленных через Иванова-Ринова претензий Хорвата, но безуспешно. 28 октября 1918 г. последовало назначение Хорвата верховным уполномоченным правительства на Дальнем Востоке с предоставлением ему особых прав и полномочий. Забегая вперед, следует сказать, что должность эту Хорват сохранил за собою в течение почти десяти месяцев и при Колчаке.

Решив указанным путем вопрос о двух самых опасных на Дальнем Востоке конкурентах Омска (Семенове и Хорвате), уже не представляло большого труда разделаться с остальными, тем более что и Семенов и Хорват тут же включились в это дело.

Сказанным не исчерпывается значение поездки Ива-нова-Ринова. Дальний Восток был в то время центром пребывания представителей держав Антанты. Здесь они образовали консульский корпус, пытавшийся играть политическую роль. Сюда морем прибывали военные и дипломатические миссии и особоуполномоченные. Сюда съезжались представители их деловых кругов, чтобы не упустить выгодного момента при дележе богатств русского Дальнего Востока. Отсюда шла в столицы держав Антанты вся и правдивая, и лживая информация — словом, здесь, можно сказать, делались политика и большой бизнес. За свое месячное пребывание на Дальнем Востоке Иванов-Ринов предпринимал все, чтобы установить контакт с нужными людьми.

Первая из встреч состоялась в Чите, где, как отмечали белогвардейские газеты, высокий комиссар Англии генерал Нокс ждал целых 16 часов и принял его «с подобающей его положению торжественностью». Еще по пути в Читу встретил Иванов-Ринов два эшелона войск 25-го английского пехотного полка, направленные в Красноярск и насчитывавшие 850 солдат при 6 пулеметах; ожидалась отправка из Владивостока еще 1500 солдат того же полка.

В посланной Ивановым-Риновым 17 октября 1918 г. в Омск шифровке говорится: «Нокс проявляет горячую готовность помочь нам. Передал ему подробные письменные материалы об армии и сметы на ее содержание. Получил обещание снабдить нас всем необходимым, включая артиллерию и вооружение, по расчету на 100 тыс. бойцов. Нокс разделяет мои опасения относительно намерений японцев произвести аннексию Восточной Сибири. По совету Нокса, сделал во Владивостоке представление союзникам не поддерживать деньгами и оружием отдельные отряды, вносящие анархию. Эта мера, по мнению Нокса, парализует деятельность японцев, поддерживающих авантюристов, и распространяемую ими смуту с целью оправдать оккупацию Дальнего Востока» *. Далее в шифровке сообщалось, что 14 октября прибыл в Иркутск батальон английского полка и что Ноксом вызваны и будут направлены на фронт против Красной Армии 5 тыс. канадцев и одна гвардейская часть английской армии. Сам Нокс — первый посланный империалистами Англии на помощь русским белогвардейцам «варяг» — был встречен и принят со всей помпой (почетные караулы, парады, банкеты с речами о «вечной дружбе России с союзниками» и т. д.). Ведь особенно радовало сердце омских главарей то, что он категорически высказал «горячую готовность» помочь всеми ресурсами Англии.

Сложнее складывались отношения у Иванова-Рннова с представителями другой великой державы — Франции.

В телеграмме атамана Забайкальского казачьего войска полковника Зимина, посланной им 24 сентября 1918 г. Иванову-Ринову как военному министру, говорилось: «Начальник французской военной миссии майор Ирвинг обратился ко мне с просьбой от правительства французской республики формировать из добровольцев Забайкальского казачьего войска отряд особого назначения для военных действий под общим руководством и ответственностью главного уполномоченного французской республики по военным делам в России для защиты от большевиков и немцев» ⁴⁴.

Сообщение Зимина заслуживает внимания как доказательство того, что еще один член «сердечного согласия» ⁴⁵, а именно Франция, пытался также обзавестись «своим атаманом» в развертывавшейся между «союзниками» борьбе за захват восточной окраины России⁴⁶.

В качестве «союзника России» выступала и Япония. Как бы

там ни было, омскому правительству приходилось считаться и с нею. С первых дней высадки японского десанта во Владивостоке империалисты Японии вели себя полноправными хозяевами, наводняя край своими войсками, официальными и тайными агентами. Уже 12 октября 1918 г. в Чите появилась японская военная миссия генерала Мутто, а 13 октября часть этой миссии во главе с майором Микэ выехала из Иркутска в Омск.

Собственно говоря, то не была миссия в обычном понимании этого слова: кроме многочисленных офицеров в Иркутск прибыл также вооруженный отряд в 300 штыков при 3 орудиях. После встречи с Мутто Иванов-Ри-нов послал Омску пространную шифровку, примечательную во многих отношениях. Японцы учинили белогвардейцу форменный допрос «по всем статьям»: состав и прочность правительства, сколько в Сибири социалистов, их влияние, цель его поездки и т. д. Интересовали их особенно военные вопросы: состояние армии, ее снабжение, когда будет восстановлен фронт под Самарой и т. д. ⁴⁷. Попытки Иванова-Ринова представить положение белой Сибири в радужных красках провалились полностью. Японцы оказались прекрасно осведомленными обо всем, даже в подробностях отправки войск на фронт против Красной Армии. Интерес для нашего исследования представляют заявления Иванова-Ринова, что самарский фронт будет восстановлен приблизительно через месяц, а Пермь будет взята не позднее двух недель, как только на фронте сосредоточится Средне-Сибирский корпус, находящийся в пути уже по ту сторону Урала.

Мутто заявил, что «большие препятствия выступлению японцев в России оказывает Америка», но что посланная в Омск группа офицеров имеет целью ознакомиться с положением и в случае нужды будет вызвана «реальная помощь» ⁴⁸.

Па следующий день в Иркутск прибыл председатель совета министров Омска Вологодский, возвращавшийся из Владивостока после совещания с представителями союзников по вопросам снабжения. Мутто задавал ему те же вопросы. Новым был лишь вопрос о взаимоотноше-йиях с Хорватом. «Судя по тону и характеру вопросой,—* писал Иванов-Ринов, — генерал Мутто к прочности нашего положения относится, по-видимому, скептически» *.

По случаю прибытия Вологодского состоялся парад и официальный обед. Присутствовали представители иностранных миссий и консулы. Не было только японцев, и не случайно: они тут же снова показали омским белогвардейцам свое истинное лицо союзников. Случилось так, что на ст. Харанор встретились обычный воинский поезд с японскими солдатами, направляющимися в Верхнеудинск, и экстренный поезд военного министра сибирского правительства командующего Сибирской армией генерала Иванова-Ринова. Русский начальник станции, вполне естественно, отправил в первую очередь литерный поезд «члена правительства», что вызвало недовольство японцев, без долгих разговоров избивших станционного дежурного до полусмерти. Все, что мог сделать столь высокий чин «русского правительства», свелось к тому, что была послана телеграмма соболезнования начальнику станции и послан протест начальнику 7-й японской дивизии, который обещал произвести расследование, на чем дело и закончилось.

Другой, не менее знаменательный случай произошел с самим Ивановым-Риновым. В целях поднятия авторитета омского правительства и чтобы иметь под руками надежную вооруженную силу, он решил ехать из Иркутска во Владивосток с целым пехотным полком, состоящим «преимущественно из интеллигентов». Но чтобы это сделать, надо было испросить предварительно разрешения союзников (хотя речь шла о русской территории, «законной властью» над которой считало себя омское правительство), притом не вообще кого угодно, а именно главнокомандующего японского генерала Отани. Разрешение дано не было. Тогда Иванов-Ринов сам адресовался еще раз к тому же Отани с уведомлением, что во Владивосток с ним следует уже не полк, а всего три роты солдат в качестве охраны. На это последовал ответ, что такой большой охраны брать с собой не к чему, а разрешается иметь всего взвод пехоты. То была уже вторая пощечина белогвардейскому министру и командарму. Только после жалобы Иваноза-Ринова и вмеша-

тельства представителей Англии и Америки удалось получить разрешение на проезд трех рот в качестве символа власти временного сибирского правительства *.

Мы привели эти эпизоды не просто в качестве примеров грубого и наглого хозяйничания японцев на русском Дальнем Востоке. Число таких примеров можно было бы еще увеличить, но в этом нет никакой надобности. Все они были не чем иным, как отражением борьбы, которая как раз в это время шла по основному вопросу: кто же из интервентов- будет играть на Дальнем Востоке и в Сибири главенствующую роль. Решался этот вопрос «высокой политики» не галантным обращением с белогвардейскими министрами и генералами, а в столицах держав Антанты, на совещаниях Союзнического совета в Париже и Лондоне. Меньше всего зависело решение его от сибирских контрреволюционеров, если даже эти последние и называли себя всероссийским правительством.