Опрометчивость королевы
Шрифт:
– Он непременно должен увлечься принцессой Уэльской. И вы должны… и я, мы все должны, если у нас есть хоть чуточку ума.
Леди Дуглас оставила мужа и пошла к себе, как она сказала, обдумать все хорошенько на досуге.
Из окна она наблюдала за возвращением сэра Сиднея, а когда тот вернулся и поднялся к себе в комнаты, которые она отвела для него, она уже поджидала в его спальне.
– Ну? – потребовала она.
– Это фантастическая вещь! Я едва могу поверить.
– Она сама и есть фантастическая вещь, вы правы.
– Ну, ну, Лотти. Вы говорите
– Я верю, что вы уж точно запомнили.
– Ну и что это значит?
Она бросилась к нему и обняла его за шею.
– Вы хорошо знаете. Он рассмеялся.
– Я… и принцесса Уэльская! Перестаньте, Лотти! У вас слишком пылкое воображение.
– Следите, чтобы не давать себе волю во всем, что касается этой женщины.
Он снова рассмеялся и обнял ее.
– Ваше свободное время принадлежит мне, – нежно шепнула она ему. – Помните это.
– Как будто вы мне дадите забыть.
– И верно, не дам. Но если вы забудете, быть беде. Вы знаете.
– Я знаю мою Лотти.
Дружба с Дугласами расцветала. Леди Дуглас, верила Каролина, самая замечательная личность. Она полна веселья, неистощима на выдумки, готова играть в самые шумные игры, которые предлагала Каролина на своих приемах, а еще была ее маленькая дочь, которую окрестили Шарлотта Сидней. Их объединяло то, что у обеих были дочери Шарлотты, и Каролина часто делала подарки девочке, этому обожаемому маленькому теплому комочку.
Как довольна она была, что отважилась в тот день навестить Дугласов. Они много развлекались теперь вместе, а сэр Сидней всегда был на приемах заводилой и шалил напропалую. У него был талант придумывать всякие игры, и очень часто это были игры в фанты. А цена, которую он требовал с дам, это, конечно же, поцелуй. Подобные развлечения вызывали веселое оживление. А когда Каролине выпадало платить за свой фант, сэр Сидней не менял условия, и Каролина его сердечно целовала. Он был ее дорогим другом, который скрашивал жизнь, делал ее восхитительной.
Капитан Мэнсли тоже часто бывал в Монтэгю-хаузе. Он очень интересовался ее подопечными мальчиками и говорил, что море сделает из них отличных моряков, из тех, кто, ясное дело, сдюжит.
– Ну, вы совсем как отец родной для моих дорогих мальчиков, – кричала она в свойственной ей импульсивной манере. Когда он уезжал, она сердечно поцеловала его, чтобы показать, как она ему признательна.
Она не понимала, что ее поведение замечают и обсуждают не только ее друзья, но и слуги. Она не знала, что некоторые из них были приняты на службу по приказу принца Уэльского, что за ее поведением наблюдают и потом обо всем сообщают принцу.
– Дорогой, дорогой капитан Мэнсли, – восклицала она, – какой вы прекрасный человек! И какой добрый.
Что до сэра Сиднея, то она очень привязалась к нему. Он был душой ее приемов, она наслаждалась его весельем, а он всегда держал ее в напряжении рассказами о море, в которых он выступал отважным героем.
С тех пор как она приехала в Монтэгю-хауз,
Король приезжал и привозил подарки для нее и маленькой Шарлотты. Она была печальна, видя, как ухудшается его здоровье. Он говорил очень быстро и немного бессвязно, что тоже огорчало ее.
– Ну, ну, ну, так вы здесь прижились, э? Вы знаете, это неверно, неверно, неверно. Вы должны жить в Карлтон-хаузе. А маленькая Шарлотта, славное дитя? Вы видите ее? Рад этому, рад этому. Хотя вы должны быть там. Не люблю нелады в семье. Мой отец ссорился с его отцом… его отец ссорился со своим отцом… а теперь мой сын… Зачем нужны сыновья? Счастье, что у вас есть дочь. Хотя я так тревожусь об Амелии. Вы когда-нибудь видите принцесс?
– Я никогда их не вижу, дядя, дорогой. Я думаю, им велено избегать меня.
– Не нравится мне это. Все неверно… неверно… все должны быть друзьями. Хочу, чтоб вы вернулись к принцу.
– Он никогда не примет меня, Ваше Величество, да я сама не хочу возвращаться. Я счастлива здесь. Если бы только со мной была моя Шарлотта, мне больше ничего не было бы нужно…
– Счастлива, э? Нравится здесь? Не годится для принцессы Уэльской. Надо жить в Карлтон-хаузе. Не нравится мне это. – Он смотрел на нее оценивающим взглядом. – Красивая женщина… хорошая грудь… надо написать. Написать ваш портрет. Этого не сделали с тех пор, как вы приехали? Надо сделать. Я пришлю человека, придворного художника, вам понравится, да? Что?
– Ну да, Ваше Величество, я буду очень рада.
– Предоставьте это мне. Я всегда прав. Я пришлю художника, да? Что?
Бедный, бедный дядя Георг, думала Каролина, когда он ушел. Однажды он окончательно потеряет рассудок.
Она верила, что он забудет о своем обещании написать ее портрет, и думала, что больше не услышит об этом. Поэтому очень удивилась, когда сэр Томас Лоуренс приехал в Монтэгю-хауз.
Каролине художник понравился с самого начала. Он был красив, молод, лет тридцати и очень галантен. Она обнаружила, что ей нравится, когда ее окружают мужчины, которым небезразлична. Их внимание и комплименты помогали забыть оскорбления принца Уэльского, потому что, хотя она и делала вид, что он привлекает ее не больше, чем она его, гордость ее была уязвлена. Такие мужчины, как капитан Мэнсли и сэр Сидней с их постоянной галантностью и вечными восклицаниями «Ах, если бы я осмелился», были приятны ей. А теперь к их числу прибавился молодой галантный художник.
Как написать портрет принцессы? Давайте решим вместе. Она видела некоторые его работы. Написать ее такой же красивой, как других?
– Сказать по правде, Ваше Высочество получится красивее их всех.
Она громко смеялась. Ходила с ним под руку. Он немного удивлялся фамильярности, как и все поначалу, но, поскольку был наслышан об эксцентричности принцессы Уэльской, быстро привык.
Было удовольствием позировать сэру Томасу, говорила она слугам. Проследите, чтобы нас не беспокоили.