Опрометчивость
Шрифт:
– По желанию дочерей Хавен, – продолжал Фитц, – их имя без нужды не должно трепаться в судах. Они не выдержат еще одного скандала вокруг умершей матери. Вот почему, Кауфман, и только по этой причине, я предлагаю обсудить условия.
Условия? Значит, он готов обсудить дело?
Билл перевел дыхание.
– Условия?
– Девушки согласны, чтобы вы выплатили им гораздо меньшие суммы, чем мог бы присудить любой суд. И мы оба – и вы, и я – знаем, что действительно присвоенные вами суммы гораздо больше, чем те, что они просят.
– Сколько? – простонал Билл.
– Полтора миллиона.
Билл едва удержался, чтобы не переспросить: «Каждой?». Его сознание начало проясняться, мозг снова заработал. В конце концов, из любой ситуации можно выпутаться.
– Полтора
– Полтора миллиона наличными… Такого рода деньгами я не располагаю, МакБейн. – Билл ослабил свою хватку на кресле.
– А вы прикиньте так, – сказал Фитц. – Пятьсот тысяч от Рори, пятьсот тысяч с имущества Стэна Рабина и пятьсот тысяч персонально от вас. Вы еще легко отделались, Кауфман, слишком легко.
Пятьсот тысяч с каждого, быстро прикидывал цифры Билл. Он знал, что у Рори деньги есть: он только должен отменить покупку дома на Бенедикт и получить аванс от студии… Вот имущество Стэна – с Джесси, можно быть уверенным, договориться не удастся… Может быть, лучше переговорить с партнерами Стэна – да, именно так, он должен переговорить с ними, они тоже не хотят, чтобы названия их фирмы вовлекли в скандал, это может разорить их. Они заплатят. Может быть, даже затребовать с них миллион, они ведь не знают точную цифру запрашиваемой суммы, и заплатят все, что с них потребуют. Билл почти облегченно улыбнулся. Он уже углядел способ соскочить с крючка, и не только соскочить, но еще немного и заработать.
– Посмотрю, что я смогу сделать, мистер МакБейн, – пообещал он.
– И еще одно, – сказал Фитц, направляясь к двери, – мое имя не должно фигурировать в этом деле. Это понятно?
Он распахнул дверь, и Билл с удивлением уставился на крутого неулыбчивого молодого человека, стоявшего в прихожей.
– Если это условие будет нарушено, – сказал Фитц, – я об этом узнаю.
Билл не сомневался, что он узнает, разве же не узнал он про Рори?
– Хорошо. – Он шмыгнул к двери, остановившись на пороге. – А как насчет кассеты? – спросил он. – Я получу ее, когда доставлю деньги?
– Нет. У меня есть несколько копий этой кассеты, все они будут храниться в различных сейфах, разбросанных по всему миру. Они принадлежат мне.
– Но тогда… Я не знаю… – Билл понял, что попал в ловушку.
– Верно. Вы получите только мое слово. – Фитц был явно доволен собой. – Передо мной всегда остается выбор: обратиться в полицию.
Билл прошел через холл, направляясь к выходу. Молодой человек даже не шевельнулся, чтобы открыть перед ним дверь. Когда Билл положил ладонь на ручку двери… он снова услышал голос Фитца:
– И еще одно.
Билл, вздрогнув, обернулся.
– В вашем распоряжении ровно неделя. Вас будут ждать здесь в полдень в следующий четверг. Меня здесь не будет. Но мистер Ронсон позаботится о вас.
Глаза Билла встретились с глазами Ронсона. Они были настолько холодными, что его передернуло.
– Я буду, – пообещал он, поспешно выскочил наружу и затворил за собой дверь.
ГЛАВА 24
Парис забросила последний из ее шести чемоданов в грузовой отсек нанятого ею автомобиля и с треском захлопнула дверцу. С таким же успехом она могла зашвырнуть их вместе со всем находящимся в них добром в море. Она проехала от Монако до Антибов, заходила в каждый бутик и не продала ни одной вещи, чтобы получить хоть пятак. Все восхищались ее одеждой, но в каждом магазине ей повторяли одно и то же – если бы только она оказалась здесь в феврале или марте, но сейчас они полностью забиты товаром. Она опоздала на этот сезон. В одном или двух магазинах у нее купили пару изделий – у них были какие-то пробелы в ассортименте, но это лишь позволило ей чуть покрыть расходы, и она снова оказалась перед фактом, что ее постигло поражение. И не только в том, что ее вера в себя, ее талант дизайнера
Парис пробилась через толчею праздношатающихся к тенистой террасе кафе и заказала апельсиновый сок. Было совсем раннее утро, а туристы, одетые в простые шорты и рубашки, уже наслаждались своим утренним кофе, читали газеты и сплетничали. Парис чувствовала себя здесь чужой, отделенной тяжкими проблемами от ленивого мира отпусков. Она поразмышляла над тем, позвонить ли ей Венни, как она намеревалась ранее, или развернуть машину и снова направиться в город. В этом месяце он, конечно, пуст, магазины и рестораны будут закрыты, вся Франция – в отпуске. [17] Нет, она одна просто не справится с бременем одиночества; она должна позвонить Венни на «Фиесту».
17
Во Франции принято, что служащие и рабочие почти всех предприятий уходят в отпуска не по графику, или выбору, а одновременно в самый жаркий месяц лета.
У мужчины за стойкой Парис купила несколько жетонов, набрала номер, нетерпеливо выждала гудки и звяканье и наконец соединилась с «Фиестой». Через несколько секунд Венни позвали к телефону.
– Привет, – сказала Парис, – Венни, я в Антибах. Мне хочется приехать и повидаться с тобой.
– Парис, о, Парис, ты даже не представляешь, как я рада слышать твой голос. Ты сможешь остаться у меня? Мы находимся в Сен-Тропез. Пожалуйста, приезжай, Парис. Ты мне так нужна…
Венеция была на грани того, чтобы разрыдаться. И Парис нахмурилась.
– Что-то случилось? Твой голос звучит так странно.
– Нет. Да. О, все очень плохо, Парис. Расскажу, когда увидимся. Как скоро ты сможешь доехать?
– Я приеду очень скоро, Венни – и, что бы ни случилось, все, в конечном счете, будет хорошо. Не переживай, жди меня.
Парис повесила трубку и поспешила к машине. Что же могло случиться, почему так взволнована Венни? Нажав на педаль газа, она направилась обратно через город на восток, на дорогу, ведущую на Сен-Тропез.
По натуре Олимпи была дружелюбной и легко приспосабливалась к обстоятельствам. С ее точки зрения изменения были частью жизни. Некоторые из них были хорошими, некоторые – плохими, как бы то ни было, от плохих она предпочитала просто отмахнуться. Вот почему исчезновение Фитца с «Фиесты» скорее раздражало ее, чем тревожило. И, хотя его неожиданный отлет в Лос-Анджелес он объяснил срочным делом, она подозревала, что истинной причиной была младшая из дочерей Дженни Хавен. И это ни в какие ворота не лезет, подумала она, передвинув шезлонг так, чтобы подставить солнцу спину. Неужели он не понимает, что слишком стар для этой девочки… Но – он был как раз подходящ для нее. Они понимали друг друга.
На «Фиесте» стояла необычная тишина. Большинство гостей решили устроить пикник и отправились на маленьких суденышках на весь день в поисках пляжей на побережье. Олимпи отказалась отправиться с ними. Она знала, что они вернутся обратно, все исколотые морскими ежами, которых полно в прибрежных скалах или обожженные после слишком долгого пребывания на солнце, а она слишком заботилась о своей внешности, чтобы так рисковать. Еще через пять минут она должна перейти в тень, достигнув своей дневной дозы в пятнадцать минут под прямыми лучами солнца с каждой стороны тела. Все это очень успокаивало – но было довольно скучно, некого было дразнить, не с кем поиграть. Олимпи закрыла глаза и вся отдалась нежному прикосновению солнечных лучей к спине.