Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
Шрифт:
Матушка в конце своей жизни (а она прожила сто один год) вспоминала: «Жили мы хорошо с родителями, божественно… Икона на вратах… Божий люди были в родне моего отца: один монах, а другой не монах – выше монаха, все знал… В маминой родне было три монахини и один монах. В Тамбове, по соседству с нами, жил премудрый старец Архипий, – часто бегали девчонками к нему. В Дивеево ходили пешком: пять дней туда, пять дней обратно».
Дед Дарьи, раб Божий Алексей, много странствовал по святым местам. В 1903 году привез семилетней внучке четки. Матушка вспоминала также, как учили ее Иисусовой молитве при храме Покрова то ли монахини, то ли черницы: с каждым движением тела при работе произносишь «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную»… А работы в деревне было много. К ней крестьяне приобщались уже с детства. Труды почти все тяжелые, но разнообразные: в огороде, на лугу, в лесу,
На третьем году войны смертью храбрых пал на поле брани брат Дарьи Василий. Вскоре скончался отец, которому было в это время всего сорок пять лет. Почувствовав приближение смерти, он зажег свечу и, сжимая ее в холодеющих руках, сказал: «Подержите меня… я сейчас умру». Дарье исполнилось двадцать лет. Отец, пока был жив, не выдавал ее замуж, так как знал, что она этого не хочет. Она желала принять иноческий постриг. Вера ее была глубокой и сильной, но, видимо, она чуждалась самочиния, жизни по своей воле, – и не просила родителей позволить ей покинуть мир. Не спешил и Господь причислить ее к ангельскому чину. Он повел эту верную Ему душу через многие испытания и наградил ее великими духовными дарами.
Долог был этот поистине узкий и каменистый путь для матушки Сепфоры! Господь, сотворивший обитель в ее сердце, не оставлял ее. Она вошла в жизнь пусть не монахиней, но с монашеским устроением души. Она любила Господа и знала, что тот есть любящий Его истинно, кто исполняет Его заповеди. Людям казалось, что перед ними грубая крестьянка, едва грамотная, в самой простой и всегда темной одежде, в лаптях, а потом в сапогах или чунях с глубокими галошами, всегда покрытая платком, – а это был духовно просвещенный – Самим Богом – человек, не изучением, а духом постигший многие тайны аскетического делания.
Когда, после кончины отца, в 1916 году, к ней посватался молодой односельчанин Дмитрий Шнякин, человек верующий, бывавший в Сарове и Дивееве, – мать Дарьи благословила этот брак Девушка безропотно подчинилась. Она вошла в большую зажиточную семью: у свекра, старосты сельского храма, было четверо сыновей и дочь, большое хозяйство. Он не позволял своим детям после женитьбы отделяться от него, и вот в доме собралось пять снох, пять молодых женщин. Дарья стала старшей снохой, которой по чину полагалось за всем следить, всем распоряжаться, словом быть домоправительницей. Матушка вспоминала, что ей тогда «некогда было лапти снять», не то что отдохнуть. Она справлялась со всеми делами, и все были ею довольны. Несмотря на постоянную занятость, она не уставала, – Господь давал силы, так как она постоянно помнила о Нем.
В 1917 году у нее родилась дочь Александра. В 1922 году – дочь Параскева. После рождения Параскевы свекор, довольный ее трудами и духовным устроением, отпустил ее с глуховскими паломницами в Саров и Дивеево. Время было трудное. Кругом по деревням – голод и болезни, нищета и запустение. Саровские монахи и дивеевские инокини уже лишены были новой властью всего хозяйства, жили в великой скудости. Саровский настоятель Руфин (уже предпоследний) выбивался из сил, не зная, как накормить братию.
Паломники, простые русские люди, идут по проселкам через поля и леса, – ночуя в стогах сена, подкрепляясь в пути сухарями с водой. Но несут в святую обитель кто что может: кусок полотна, новые лапти, немного крупы, соли, постного масла… Дарья также имела в мешке за спиной что-то для иноков. Она идет, как и все богомольцы, босая, с палкой в руке, неустанно повторяя Иисусову молитву. В 1924 году, после рождения дочери Лидии, – снова в Саров. Через три года обитель преподобного Серафима будет закрыта. А в 1928 году, через год после рождения дочери Иулии, Дарья с несколькими паломницами отправилась пешком в Киев, к святыням Печерской Лавры. То были времена, когда волна за волной катились на русских людей, на Русскую Церковь скорби: Господь шел по Руси Святой в терновом венце.
Посетил Он и Глухово. В 1933 году свекор Дарьи построил для нее с мужем новую избу и выделил часть хозяйства: лошадь, корову, овец, разный инвентарь… Но в это время власти начали устраивать колхозы, разоряя при этом крестьянские хозяйства, арестовывая и убивая несогласных. На тамбовщине этому сопротивлялись очень сильно: вспыхивали крестьянские восстания, подавлявшиеся силами регулярной армии. Шло массовое «раскулачивание» неугодных крестьян. Середняк и просто работящий мужик-одиночка тоже шли за кулаков. Смерть шла с косой из одного двора в другой…
Муж Дарьи не сомневался, что дело дойдет и до них. В надежде, что без
Младший брат Дарьи Павел и еще трое молодых мужиков отказались идти в колхоз. Пьяные уполномоченные отвели их к церкви и на глазах у односельчан не застрелили, а побили до смерти камнями, по образу иудеев, казнивших святого архидиакона Стефана. Дарья видела эту страшную картину. Избитого свекра и других людей отправили на Соловки. Свекровь поехала со свекром и умерла в пути.
Наступала зима, жить было негде. Никто в селе не хотел пускать Дарью к себе – боялись властей. Но вот бедная вдова Агафья, жившая на краю села и считавшаяся нелюдимой, приняла их. Дочь Параскева, вспоминая те времена, зиму, а потом и лето, рассказывала: «Что ели? Да что все, то и мы. Травку вот… Всю поели, что у дома росла. Да так быстро она росла-то, прямо диво! Натолчем, бывало, какой крупицы туда, если есть… Хлеб пекли из картошки: муки немного добавим – и хорошо. Мама шила много на заказ – вот, глядишь, узелочек и дадут. А так и милостыню просили, что ж… В зиму холодновато было: топить нечем – ни дров, ни соломы… "Вы, – говорят, – кулаки, вам не положено". Собирали на полях сухие подсолнухи, связывали и топили ими. Иной раз навозом». Дарья шьет. Параскева в няньках у крестной. Старшая, Александра, уехала к отцу. А через два или три года в Болохове собралась вся семья. Там жили до начала Великой Отечественной войны.
В Болохове, надо сказать, семье не намного стало легче. Та же скудость во всем. Жили долгое время в проходной комнатушке, спали вшестером на полу, соседи через них перешагивали. Отцу чаще всего доставались случайные заработки: то щиты для снегозадержания на железной дороге сколачивать, то на хлебозаводе дрова колоть, то истопником трудиться. Александра и Параскева тоже где-то работают. Сюда, в Болохово, приехала мать Дарьи Матрона Герасимовна, пожила два месяца и скончалась. В 1937 году семье дали отдельную комнату в коммуналке – стало хоть немного удобнее. Дарья работала уборщицей. Параскева вспоминала, что мать ее «Бог весть чем питалась… все отговаривалась: "Ешьте, ешьте… я не хочу". Отец обижался – видел же все». К тому времени у Дарьи раскрошились и выпали все зубы.
Как семья пережила войну 1941–1945 годов – остается почти неизвестным. Дочь Параскева лишь кратко заметила: «Войну мы в деревне перетерпели, там не бомбили. И тут нелегко было, как и всем. Отца-то в армию взяли… А после победы возвратились под Тулу. И отец пришел с фронта. Снова все вместе…» [8] Скорби продолжали посещать семью. В 1946 году Параскева вышла замуж, но через четыре года муж скончался. Прошло еще пять лет – умер супруг Дарьи. В 1956 году обстоятельства привели семью в бывший поселок, а с этого года город Киреевск [9] , расположенный в сорока километрах от Тулы. В восьми километрах от города, в селе Панино, находился храм, который никогда не закрывался. Дарья с детьми или чаще одна стала посещать его.
8
Между тем все дочери учились. Александра закончила рабфак, приобрела специальность бухгалтера. Параскева закончила педагогическое училище. Лидия после школы-десятилетки училась в финансовом институте. – Сост.
9
В XIX веке на этом месте была слобода Киреевка (кстати, матушка Сепфора всегда называла Киреевск Киреевкой), где в своем усадебном доме жил ее владелец Петр Васильевич Киреевский (1808–1856), славянофил, собиратель русских народных песен, в том числе духовных. Это брат известного православного философа Ивана Васильевича Киреевского (1806–1856), духовного чада прп. Макария Оптинского. Братья похоронены на кладбище Оптиной Пустыни. – Сост.