Опустошённый (You are Empty)
Шрифт:
Поднявшись на ноги, я бросился к двери напротив меня и вышел в служебный коридор. Навстречу мне с грозным рёвом и отчаянно размахивая топором, бежал пожарный: глаза его горели в полутьме. Помня о том, что патронов у меня мало, а позади – дюжина рассвирепевших солдат, готовых разорвать меня на части, я резко приложил приклад к плечу и выжал спуск. Пуля вошла противнику в шею, и тот, выронив топор, прижал свои руки к горлу, из которого фонтанчиком хлынула кровь. Не тратя времени, я сбил пожарника с ног прикладом, на бегу пальнул несколько раз в окно перед собой. Стекло лопнуло и разбилось. Вскочив на подоконник, я спрыгнул с окна на улицу. Тем
11. Снова на улицах
Прислонившись к покосившейся разбитой телефонной будке, я переводил дух. Собирая в кучу все мысли, я понимал, что здесь опасно, что нужно передохнуть, поспать, а затем действовать. В кромешной тьме я ничего не видел, а пускаться в путь так было невозможно.
– Жаль, что я ушёл слишком далеко от квартиры Люды. Стоило бы туда вернуться и передохнуть.
Вспомнив о фонарике, я вытащил его из кармана, зажёг. Осветил аллею, на которой я находился. Где-то неподалёку послышался собачий лай. В воздухе витал запах горелой резины. Я поморщился. Мозг лихорадочно искал решение из сложившейся ситуации.
– Где-нибудь есть лежка, где можно передохнуть. Не обязательно, что это квартира. Какой-нибудь магазин.
Отсоединив диск к ППШ, я осветил его. Ещё десятка три патронов: хватит на одну потасовку с солдатами.Но, в скором времени мне придётся вновь искать патроны и припасы. Вновь присоединив боекомплект к автомату, я пересёк аллею и очутился на маленькой улочке, плотно заставленной разбитыми машинами. На углу стоял какой-то магазин, и я осветил вывеску: аптека.
– Это лучше, чем ничего. В конце концов, выбора у меня нет.
Дверь в аптеку отворилась тихо. Зайдя внутрь, я почувствовал запах лекарств. Как в госпитале. Осторожно подкравшись, я увидел за витриной медсестру, возившуюся над чем-то спиной ко мне. Перелезая через витрину, я не переставал держать автомат на спуске: мало ли, вдруг она резко повернётся ко мне.
Я уже не испытывал отвращения к их ужасным лицам без кожи, к их оголённым черепам. Ощутив на ладонях вязкую и липкую кожу медсестры, я коротким движением свернул ей шею и тихо положил вдоль прилавка. Затем, вскинув ППШ, проследовал в служебное помещение. Маленькая комнатка, в ней- стеллажи с лекарствами, маленький столиксо свечой и спичками, и небольшой топчан. А старому солдату больше и не требуется. Сняв ППШ, вещмешок и китель, я зажёг свечу, выключил фонарик. Затем развязал вещмешок, выложил на столик последнюю банку тушёнки и флягу со спиртом.
– Что же теперь? Как же болит башка после того, как эти сволочи меня оглушили! Стоп…. Я же в аптеке. Стоит поискать антибиотики.
Взяв со столика баночку с огарком, я встал и осветил стеллажи. Перекись, йод, бриллиантовый раствор, стрептоцид. Всё не то. Наконец, я увидел одно знакомое название. Аспирин.
– И хорошо, он, надеюсь, не даст мне умереть!
Я не знал дозировки, но на всякий случай забросил в себя две таблетки, потом откупорил флягу и запил лекарство спиртом. Слышал, что это очень вредно, но сейчас мне было всё равно.Присев на край топчана, я посмотрел на банку с консервами. Нет, есть не хотелось.
– А вот передохнуть – это сейчас очень важно.
Потушив
– Эксперимент. Великое преобразование. И как у Вождя поднялась рука подписать приказ о начале этого безумия? Ну… скорее всего, что-то пошло не так. Что-то не то с этим Излучателем. В любом случае, я должен добраться до него и отключить эту ужасную машину. Возможно, не всё ещё потеряно.
На улице было тише, чем вчера. Вполне возможно все солдаты сейчас рыщутв окрестностях кинотеатра «Большевик», разыскивая нарушителя спокойствия.
– Очень странно, что я не ощущаю этого излучения. Быть может, его совсем нет…. Ладно, это другой вопрос. Мне нужно подобраться к Излучателю? Но как это сделать? Допустим, я смогу добраться до Депо через метро. Но, согласно плёнке, это место хорошо охраняется. Для этого нужны боеприпасы, какая-нибудь поддержка. В одиночку штурмовать этот укрепрайон – самоубийство. Хотя, если я остался один в здравом уме…
Я вздрогнул. Тем не менее, председатель дал мне задание, и я должен был его выполнить: один ли я буду, или найду себе помощь. Нужно назавтра найти боеприпасы, медикаменты, еду – всё, что укрепит меня в выполнении этого приказа.
Думая об этом, я закрыл глаза и погрузился в сон.
***
Война. Война для меня не была горем. Она вызывала во мне больше интерес, чем другие какие-то эмоции. Все эти подвиги, герои…. Что толкало людей на подобные самопожертвования? Эта мысль часто занимала меня. Если бы люди были все пассионарны, как было написано в труде одного запрещённого мыслителя, то они бы и не только в военное время могли бы отдать жизнь за общее дело.
Лето 1944 года. Я работаю фельдшером в одном из закрытых полевых госпиталей. Война до нас не докатилась, но отголоски её видны повсюду. Они выражаются в этих покалеченных людях, обрубках, потерявших конечности в жестоких боях. Я очень устал. Вся моя жизнь превратилась в мерзкий жёлтый гной, похожий на тот, что струится из загнивающих ран наших пациентов. Я был биологом, а не врачом, но наверху полагали иначе. Выбора у меня не было: либо фронт, где я сто процентов погиб бы, либо здесь: вытирать кровь и гной с пациентов и регулярно давать им обезболивающие. В нашем отделении лежали, в основном, с тяжёлыми ранениями. Я, обладающий сверхчувствительными способностями, понимал, как они страдают, и все их боли и страдания передавались мне, убивали и разрушали постепенно мой мозг.
И я сорвался. Первым стал молодой лейтенант, которому оторвало обе ноги в результате бомбёжки фрицев под Киевом. Он постоянно твердил, что не хочет жить, что слишком устал терпеть боль, хотя я понимал, из-за чего он так расстраивается. Кому нужен был этот обрубок, без обеих ног? Девушка с ним расстанется, а старенькая мама попытается спасти сына, потратив все свои сбережения. И мне жутко надоело его нытьё. Однажды, я сфокусировался и дал ему установку. Я не думал, что произойдёт дальше и вышел из палаты. Спустя час лейтенанта нашли мёртвым: он раздавил себе голову между двух прутьев кровати. Ни у кого тогда не вызвало подозрений, что он действовал не по своей воле. Но мне это было только на руку.