Опять не могу без тебя
Шрифт:
Стивен молча поигрывал бахромой Эмминого полотенца.
– И что ты будешь делать?
Гилберт сел на крышку унитаза и обнял себя руками. Было страшно холодно.
– По-твоему, я должен что-то делать?
– Ну блин, мужик, да – по-моему, ты должен делать хоть что-то, – отбросив полотенце, воскликнул Стивен. – Хоть что-то, только не в отношении своей модели. А в отношении себя. Посмотри на себя, зелёная морда. С тех пор, как вы расстались, ты плывёшь по течению, сложив лапки, как таракан в ожидании дихлофоса.
– Ты не прав.
– Я не прав? Ладно, допустим. Что ты сделал за эти месяцы? Помогаешь предкам, хорошо, а ещё?
– Дай мне носовой платок, оплакать психоаналитика, который в тебе умер, – бесцветно выговорил Гилберт, стараясь отвернуться от его оживлённого, румяного и доброго лица.
– Да хоть уревись – только делай что-нибудь наконец! Не ставь на себе крест только потому, что имел неосторожность влюбиться всей своей возвышенной поэзией в мелочную актрисулю, которая вздумала вылепить из тебя что-то по своему образу и подобию, но обломалась, когда поняла, что дело это слишком трудоёмкое! Гилберт, ты любил жизнь больше всех, кого я знал – до того, как началось это мракобесие. Ты был самым любознательным и весёлым из всех наших знакомых – потому что ты тянулся к любому источнику, который мог дать тебе вдохновение. Ты был старше нас всех, потому что у тебя был стержень, который держал тебя, и всем нам ты казался ужасно крутым, потому что ты всегда знал, чего хочешь. Этот стержень никто не мог отобрать у тебя – он был слишком твой, твой собственный, и я знаю, что он никуда не делся, сколько бы ты от него ни отказывался, не делал вид, что всё кончилось…
– Неужели тебе не надоело, Стив, ты как заевшая пластинка! Я уже знаю, что был неправ во всем, что касалось Оливии. Вовсе незачем мне популярно и с примерами объяснять это каждый раз, когда мне становится плохо.
– Да потому что если бы ты не питался столько времени одной травой, ты бы не испортил на фиг весь свой хренов желудок! – Стивен резко встал с бортика ванны, на котором сидел, и с размаху ударил Гилберта по плечу; тот судорожно вздохнул от резкого движения. – Вычеркни наконец прошлый год, как будто его не было; возьми себя в руки, ты, «лучший мозг современной литературы!»
– Я понял, Стивен; уйди, пожалуйста.
– Я сейчас принесу «Улисса» и буду читать тебе его до сих пор, пока ты не примешь решения…
Крик должен был быть гневным, а получился отчаянным, сломанным:
– Уйди, говорю; закрой сейчас же дверь!
Стивен вышел, и Гилберт тяжело прислонился головой к холодному кафелю. Капающий кран размеренно ронял капли воды в середину ржавого пятна на раковине. Где-то у них под окнами громко смеялись вышедшие на перекур санитары.
Решение было простым, и Стивен был прав – ему давно пора было его принять. Но Гилберт уже давно и безуспешно пытался вычеркнуть из своей жизни последний год. Жизнь – это не роман, не текст на компьютере; нельзя выделить и удалить неудавшуюся часть кнопкой delete. Ему придется сделать выводы из неудавшегося черновика, который уже написан, и жить дальше без
И Оливия права – он никогда не сможет стать настоящим. Не сможет добиться успеха, потому что слишком тяжел на подъём; не сможет найти любимое дело, потому что однолюб по природе. Не сможет написать свой роман, потому что потерял ту магию, которая нашептывала ему слова, счастливо складывающиеся в предложения, не казавшиеся ему беспомощными.
Лучшего мозга литературы нет; он исчез, растворился в желчи и разочарованиях, которые заняли все те пустоты, которые остались после того, как его покинуло вдохновение. Это произошло так давно; как долго он был глупцом и не разрешал себе осознать этого. Прошлого не вернуть; надо ставить новые цели. Но не здесь.
Сжавшись в комок на унитазе, чувствуя, как умирает от холода в сыром туалете, Гилберт принял решение. Нужно уезжать. Любая мелочь, всё, что составляло сейчас его жизнь, неизбежно напоминало только о провалах – он жил на руинах, теша себя мыслью, что снова сможет построить на пепелище памятник архитектуры. Надо было уезжать; надо было строить хоть что-то на новом месте, пусть и не памятник архитектуры, а безликое, самое обыкновенное здание, сливаясь с длинными рядами массовой застройки.
Там никто не будет помнить, как он собирался жить раньше; никто не будет спрашивать, что случилось с его прежними планами. Там ему, наверное, и самому будет легче о них забыть.
Решиться было легко: в Лондоне его больше ничего не держало. Не было любимой работы, не было неотложных дел. Совсем скоро Стивен и Эмма уедут в семейное гнездо; он останется даже без крысятника. И у мамы теперь наконец-то есть ещё один мальчик, которого она всегда хотела.
Гилберт медленно вымыл пол в туалете, завершая замысел, и негромко постучался в комнату Стивена.
– Что ты там говорил про книжку от тошноты? Дай мне почитать, я хочу быть в курсе.
Денег за возвращенный туристический ваучер почти хватило на билет в один конец. Через неделю он сидел в самолёте, узнав от своего агента, что американский режиссёр всё ещё не нашла исполнителя главного героя для экранизации серии книг «Холодный горизонт».
И он до сих пор не знал, что привело его в Голливуд. Бег от прошлых неудач, остатки надежд, отчаяние. Или всё же любовь.
Глава третья
«ЛИНИИ ЖИЗНИ»
«Я знала, что будет, когда я тебя отыщу.
Я знала и то, когда именно это случится.
И мир рассмеется и бликами будет лучиться,
И ты будешь дерзок, и я тебе это прощу,
И ты будешь грезить не мной и любить не меня,
И, вряд ли нарочно, но будешь со мной бессердечен,
И что наш мирок будет хрупок и недолговечен
Как жаркое пламя волшебного летнего дня».
Вера Полозкова
«—Я ищу друзей, – сказал Маленький принц. – А как это – приручить?
– Это давно забытое понятие, – объяснил Лис. – Оно означает: создать узы.