Опыт моей жизни. Книга 1. Эмиграция
Шрифт:
– Нет, это исключено, – сказала я.
– Почему? Ты мне не веришь? – обиделся он.
– Не в этом дело, я верю, что ты меня не тронешь, но «просто раздеться», это же так много… я просто еще не готова…
Лицо Лени из озадаченного вдруг стало насмешливо-презрительным.
– А, я забыл, ты же из Нальчика…
Так естественно-искренне он махнул рукой на меня «из Нальчика», что как ни тяжело было мне преодолеть уйму барьеров, чтобы в первый раз раздеться перед парнем, я, легко и просто поскидывала с себя всю одежду и легла в постель. Щеки мои пылали и
Леня тоже разделся и лег со мной. Я не могла успокоить дрожь в теле.
Леня сдержал свое слово: он не просто не тронул меня, но даже не сделал попытки. Он поцеловал меня несколько минут и сказал, улыбаясь:
– Я обещал тебе, будем просто спать… давай просто поспим.
Если этот роман читает сейчас мужчина, я хочу дать ему совет: никогда, никогда, никогда не раздевайте любимых девчонок, с тем чтобы потом не трогать их! Если вас сдерживает слово чести, тогда не надо девушку «просто» раздевать. Раздеть ее, а потом не тронуть – это пощечина, которая проложит неизгладимую трещину в ваших отношениях. Если все же случилось так, что она раздетая оказалась у вас в объятиях, уж лучше нарушайте слово чести, это гораздо меньше повредит вам.
То, что Леня сдержал свое слово, достойно уважения, и я – человек, конечно же, оценила это. Было, однако, нечто гораздо более сильное, чем мое человеческое сознание. Я – женщина, оказывается, находилась в огромном противоречии с собой человеком. Я – женщина так и не смогла простить Лене этот поступок, хотя сознанием уважала его.
Вот такие мы, девчонки, противоречивые. Леня захрапел, а его пощечина на всю жизнь осталась со мной.
Каким-то странным образом, я чувствую, что мощная культура и многовековая история моей страны – это неотъемлемый фундамент, без которого невозможно мое сложное человеческое я.
Потеряв под собой этот фундамент, я ощущаю невозможность своего продолжения, как невозможна жизнь многовекового дерева с серьезными корнями без своего фундамента – земли. Выбей фундамент из-под чего угодно – и этого чего-то больше не существует!
Даже после смерти дерево не исчезает, а, превращаясь в перегной, сливается в одно с землей, удобряет ее, обогащает, становится ее частью. То есть уже само становится фундаментом, на котором вырастут другие молодые деревья.
Как только тебя изъяли с корнями из земли, тебя вырвали из непрерывного процесса жизни, – ты теперь мертвая древесина, не имеющая развития. Даже для перегноя не пригодишься.
Потеряв под собой свой фундамент – свою историю и свою культуру, я чувствую, как будто мое человеческое существо накрыло волной стихийного бедствия, а вместо меня в чужой стране живет просто биологическое тело, в котором отсутствует самое главное.
Болезнь дедушки прогрессировала. Он теперь все больше лежал, тихо постанывал, он ужасно мучался, бедняга. Бывает такое, что, глядя на чужие мученья,
Постоянное физическое недомогание преследовало меня повсюду. У меня кружилась голова, меня постоянно тошнило. Бывало, встаешь, а стены и потолок так и ходят ходуном. Вначале я думала, мне это кажется. С каждым днем недомогание и головокружение усиливались. Вскоре у меня началась рвота: сначала она длилась сутки, потом двое. Это уже мне не казалось. Отравление не могло длиться так долго. Поехали в госпиталь. Доктор сделал мне какой-то анализ и со спокойным лицом говорит:
– Ши из прэгнант.
Лицо мамы потемнело и стало землисто-зеленым.
– Что он сказал? – испугалась я.
Мама грозно посмотрела на меня взглядом, каким смотрят на предателей и ничего не могла выговорить.
«Рак!» – подумала я.
– Ма, ну ответь, мама! – трясла я остолбеневшую и онемевшую маму.
– Как ты могла! – наконец проговорила она. – Вот уж не ожидала от тебя!
– Что могла? Что?
– Хватит прикидываться, – с презрением сказала она, – доктор говорит, что ты беременна.
Камень упал у меня с груди! Нельзя же так пугать людей!
– Я так же беременна, мама, как ты балерина, – смеясь сказала я.
– Ты уверена? – переменившись в лице, спросила она с надеждой.
– Ма-амочка, конечно, я уверена!
– У вас с ним ничего не было?
– Абсолютно ничего!
Мама обратилась к врачу. Врач упорно ссылался на анализ. Он бубнил что-то на своем английском, пока не пришел к выводу, что для таких тупарей, как мы, проще позвать переводчика.
– Я, конечно, понимаю, приборы, анализы… – с возмущением говорила я, – но поймите, пожалуйста, от воздуха я не могла стать беременной! Я никогда не занималась любовью с мужчиной.
– А просто в постель с молодым человеком вы ложились? – спросил переводчик.
Я покраснела.
– Какое это имеет значение, – сказала я, – от этого же не беременеют.
– В том-то и дело, что беременеют!
– Это как? – мои губы похолодели.
– Если вы лежали с мужчиной, оба раздетые, у него могло произойти непроизвольное семяизвержение. Сперматозоиды порой очень подвижны. Если семя попало на ваши гениталии, вы вполне могли от этого забеременеть.
– Я вам не верю, такого не бывает, – прошептала я, чувствуя, как жизнь покидает мое тело и над моей головой опускается что-то тяжелое и темное.
– Милая девочка, – похлопав меня по плечу, сказал переводчик, – в жизни еще не такое бывает! Не надо расстраиваться. Кто папа ребенка? Он с вами?
Я утвердительно кивнула, чувствуя, как слезы стали душить меня.
– Он вас любит?
Я еще раз машинально кивнула.
– Ну так и идите себе счастливой свежеиспеченной мамой.
Я посмотрела на него сквозь слезы, недоумевая.
– Как! И уже ничего нельзя сделать?
– Что же можно сделать? Аборт только. Но не нужно.