Опытный кролик
Шрифт:
А, ведь, жив пока тот агроном. В поле выходит, смотреть, как растет его пшеница. Новый сорт, долгожданный, специально выведенный для холодов. Соберет летом урожай. Как назло он отменный.
Деду Егору осталось жить два месяца, дальше в огонь Смоленского сражения. Старшего сержанта Панова, вместе с раздавленным расчетом «сорокапятки» не похоронили, там нечего было закапывать. Может лишь пару лопат в ведро, его внук видел такой вариант в командировках. Так и остался дед на смертном солдатском поле.
Саша сжал зубы и стиснул кулаки. Пока жива память, война
«А ну, уймись!», — прикрикнул Панов на себя и несколько раз отжался, изгоняя из себя боль и ярость. Монотонный перестук колес постепенно успокаивал. Стук-стук.
Теперь надо выбрать путь.
Если органы закрыты, то дуй-ка ты прямиком в войска. По крайней мере, в армии, есть на кого опереться. И пролететь можно с привычным треском и свистом.
Так, сначала сделаем товарищу Ненашеву гордое и мужественное лицо настоящего, не киношного героя.
Он подошел к зеркалу и принялся корчить рожи. Панов не кривлялся, а старательно, вымерял выражения лица, заставляя его демонстрировать нужные эмоции. Лицемерие — главное оружие его времени, и, еще детскую способность умело копировать, подражать или передразнивать окружающих, не доводя их до бешенства, полковник часто использовал в карьере.
Сейчас Саша заранее собирал знакомые паззлы, заставляя, на всю катушку, выкладываться сорок три мимические мышцы. Вот так можно пафосно воскликнуть: «Великая Россия поднимается с колен». А с такой чванливой мордой хорошо слушать чужие слова: «Господин Президент! Вы сдали свою армию».
Проходивший мимо купе проводник вздохнул и прислушался. Оттуда слышался то смех, то загадочное бормотание. Как бы чертей пассажир не начал ловить. Белка — коварное животное, за орешками приходит после застолья.
Он нерешительно постучал в распашную дверь.
— Заходите, открыто! — раздался знакомый голос, — Ну что, дружище? Решили меня еще и чаем напоить?
Лезть в дупло или грызть орехи пассажир и не думал, а железнодорожник немедленно пожалел, что постучал.
Капитан ничем не напоминал себя вчерашнего — веселого и, главное, щедрого военного. От его пронизывающего взгляда по коже побежали мурашки, и проводник потупил глаза, потихоньку начиная беспокоиться о двух пассажирах в служебном купе и мешке с вещами, взятых для обмена в Бресте.
Ох, зачем он заглянул в это купе!
— Вам стакан или парочку?
— Если можно, стакан через каждые полчаса.
— Сделаем, товарищ капитан. Чай у вас будет до конца поездки. Еще что-то желаете?
— В вашем бронепоезде еще не сгорел вагон-ресторан?
В ответ на многообещающий кивок, пассажир барственно пошевелил в воздухе пальцем:
— Отнесите обратно посуду, — усмехнулся Панов, а хозяин вагона, бурча что-то себе под нос, удалился, унося в руках тару из-под водки.
Есть такой удивительно мерзопакостный типаж людей, от которых хочется всегда держаться подальше. Что-то такое Саша изобразил.
Ну что, первый экзамен сдал экстерном. Люди здесь, как люди. Не роботы, как жили, так и живут.
Водкой в поезде приторговывали всегда, а на куске сургуча Панов нашел
Все, хватит мышиной возни! Надо вживаться!
Теперь уже Максим Ненашев решительно засел за уставы. В дороге его не беспокоили, лишь проводник молча и носил стаканы.
На станции Негорелое московский поезд остановился.
Старая советско-польская граница с пограничными заставами никуда не исчезла. В вагон зашли пограничники, проверили документы и слегка потрясли чемоданы пассажиров, показавшихся им подозрительными.
Постояв полчаса, поезд двинулся дальше. Проехал под деревянной аркой с лозунгом «Коммунизм сметет все границы» и сразу оказался на территории Западной Белоруссии, региона с особым режимом управления.
Глава третья про чемодан, вокзал и границу рядом (2 июня 1941 года, понедельник)
Пассажирский состав прибыл на Брестский вокзал. День потихоньку угасал, и теплый летний вечер вступал в свои права, готовя город к пока еще мирному закату.
Кроме Максима на перрон выгрузилась могучая толпа командиров, от совсем еще зеленых лейтенантов до пары матерых полковников. «Эмки» и грузовики встречали редких избранных и недавние пассажиры, смыкая ряды на мощеной брусчаткой привокзальной площади, с энтузиазмом пошли на штурм гужевого транспорта.
Дополняя картину «сражения», в воздухе повисли облака пыли, табака и мата. Послышалось конское ржание.
Толпе публики с петлицами Ненашев не удивился. Военных в городе и его окрестностях множество.
Две стрелковых, одна танковая дивизия; части укрепрайона; комендатура и штаб пограничного отряда; оперативные войска НКВД, охранявшие объекты на железной дороге, а еще множество тыловых учреждений.
Кроме того город был перевалочной базой для воинских частей расположенных севернее и южнее Брестского гарнизона. Колея еще не везде перешита на русский стандарт, и в деле еще, доставшийся от былой Речи Посполитой, «трофейный» железнодорожный парк. Вон, как в стороне бодро дымит кургузый польский паровозик и у вагонов, непривычного вида, суетятся люди.
Зачем спешить?
Пусть без него бьются за пролетки и грузят вещи. Да и «рубить» по площади почти строевым шагом, поднимая руку к козырьку и эпично гремя чемоданом, не хотелось. Давно отвык от этих дел.
«Дэнги, дэнги давай!», капитан улыбнулся, представляя, как мучаются вечным вопросом местные «таксисты»: каким же зигзагом везти до места клиента. В глазах мелькают цифры — это ум множит рубли на расстояние.
— Папа! Смотри шпион! — раздался рядом испуганный детский голос [11] .
11
[11] = эпизод по мотивам документального рассказа Василия Сарычева «История Гали Курзовой»