Опытный кролик
Шрифт:
В шестидесятом году на официальном концерте, после четырнадцатилетнего перерыва, Марк Бернес рискнул спеть «Враги сожгли родную хату» и многотысячный зал встал, и так слушал песню до конца.
И «День Победы» Тухманова и Харитонова в семьдесят пятом году не пошел сразу, пока «чуждый народу фокстрот» на День Милиции не спел Лещенко.
Но… лучше все же так. Настоящая вещь всегда пробьет себе дорогу.
В его обществе человек, обреченный властью вычеркивать и вырезать всю гниль, окончательно впал в маразм, забывая о простой санитарной гигиене.
Панов поморщился, «сиськи и письки» еще ничего, по сравнению с ощущениями, полученными от очень пиаристого «великого» фильма. Уши и глаза
Майя ликовала. Максим сотворил чудо. И где эти, его авторы? Почему он сказал, что их еще нет?
В ожидании предстоящего банкета в здание вернулись московские артисты. После второй-третьей рюмки появились и первые предложения. Мол, будете в столице, то тогда… Вы иностранка? Ах, нет! Она жена советского командира!
Это все меняет! Своеобразная манера исполнения, милый акцент, несомненно, вызовет интерес у столичной публики. Ничего-ничего, репертуар мы вам подберем.
Майя удивлялась, как штамп в новеньком паспорте мгновенно сделал ее своей. Она теперь тоже «советка» и «большевичка». И какая у них смешная, но милая мода, одевать вместе туфли любого цвета и белые носочки!
Она, сменив статус, теперь легко приобщалась к новой обстановке.
Ох, Ненашев, как с тобой одновременно легко и сложно.
А какие рядом роились огнедышащие комплименты. Командиры красных так и норовили перенять нравы покоренной Польши… Или тех «друзей», нелестно обзываемых отцом? Максим правильно предупредил, про «боевых офицеров».
«Первый сокол — Ленин, Второй сокол — Сталин. Возле них кружились Соколята стаей…», следующая песня быстро привела публику в чувство.
На секунду ее майор, сложив губы трубочкой, подмигнул ей.
Максим объяснил Майе, что у профессии певицы в СССР есть некоторые неизбежные и обязательные издержки. Но можно так не делать, пусть самостоятельно определит замах на паркет больших и малых народных театров.
«Я его ненавижу, как Гитлера», сказала она.
«Тогда думай, где хочешь остановиться», ответил он, далее стараясь подобрать наиболее простые и понятные слова.
Панов никогда не считал отца народов добрым дедушкой, но какой странный, необъяснимый логикой парадокс!
Люди, ходившие в лаптях и пахавшие сохой, стали неумелыми рабочими. Их дети — мастерами. Следующее поколение — инженерами, а дальше так случилось, что нарожали, выкормили и вырастили они «гуманитариев», твердящих про «потерянное поколение» и плачущие, что не досталась им та, былая и «счастливая» крестьянская доля. Круг замкнулся, но что-то в деревню массы не едут.
«Как хочешь. Ты умная девочка, но что есть у нас, то есть. И был у вас такой человек, дедушка Пилсудский, после смерти которого, пошло в Польше все наперекосяк. И не оставил вам преемника».
Майя неожиданно успокоилась. Ой, Ненашев, как ты не прост!
Да, так и шли у них дела перед проклятой войной. Отец, придя с похорон маршала, все сокрушался: ждут Польшу плохие времена. Никто не станет думать о державе. Продажные политики передерутся и погубят страну.
Когда ухаживания становились слишком назойливыми, она, как броней, прикрывалась нежданным мужем. Перед взглядом ее майора сдувались все. Конечно, с таким-то лицом. Просто памятник на пьедестале. Вот возьмет и скажет, как у этого, русского Булгакова: «Пошто боярыню обидел, смерд?» [534]
534
[533]=пьеса М.Булгакова "Иван Васильевич" (1936 г.)
Она неожиданно представила Ненашева своим импресарио в Варшаве.
Панов, глядя на ее насмешливое лицо, криво улыбнулся. Потому как, никто пока не умер, все еще живы, все, все.
Примерно так все длилось до одиннадцати, а потом, со словами «нам пора», Ненашев пресек все разговоры и увел ее из красивого зала.
Внизу их ждали. Знакомый шофер и солдат, который тогда приходил с Максимом чинить забор, но в новом обмундировании, щегольской фуражке и наганом в кобуре. Медаль саперу не дали, но зато дали отпуск. Но не это главное, в машине сидела ее мать с каменным выражением лица.
Ближе к полуночи подали поезд, и на вокзале началась большая суета. Освещения было мало, и в поисках своего вагона люди метались в один конец состава, в другой… [535]
— Всем стоять! Дайте дорогу! — прогудел почти над ухом Майи чей-то голос.
Между ними внезапно возник оцепленный коридор, по которому люди в синих фуражках пронесли один, а затем второй тяжелый ящик.
«Вывозят картотеку, — проводил их глазами Ненашев, — Все же нашлись в Бресте разумные люди».
535
[534]= Анна Фоминична Борушко vb.by
Первую директиву, связанную с войной, в НКГБ СССР Меркулов отдаст в воскресенье, в девять часов десять минут [536] .
Однако, в пассажирский поезд чекисты ничего грузить не стали, а проследовали куда-то дальше, к эшелону с одним пассажирским вагоном и паровозом, видимо, сейчас набиравшим воду.
«Ай-яй-яй, Панов. Ты этого не учел, верно?»
Ненашев нахмурился. Да чтоб они лопнули со своей вечной секретностью! Все, что связано с картотекой госбезопасности, тайна покрытая мраком. Хотя, не верно — молчи-молчи и юли-юли.
536
[535]= см. "Великая Отечественная война. 1941 год: Исследования, документы, комментарии" Москва. Издательство Главного архивного управления города Москвы, 2011.
Авторитетный ветеран КГБ города Бреста в газете утверждал, что вывез архив старший лейтенант, но герой был убит бомбой [537] .
Представитель обкома в докладной записке 41-го года отписал, что сотрудник и следовавший с ним товарищ грохнуты их группой лично. Обознались, приняв за фашистских диверсантов [538] .
Но расстрелы по захваченным спискам немцы в июне повели. Ликвидировали негласную агентуру чекистов, больше трехсот человек, обнаружив бумаги в одном сейфе.
537
[536] = см. статью "Одиссея архива, или Новые штрихи истории УКГБ по Брестской области" Газета "Брестский курьер" от 12.01.2011 г. http://www.bk-brest.by/ru/55/history/1277/
538
[537] = см. Докладную записка секретаря Брестского обкома ВКПБ Белоруссии Т. И. Новиковой секретарю ЦК КП(б)Белоруссии Г. Б. Эйдинову о положении в Брестской области г. Гомель 19 июля 1941 г.