Опытный кролик
Шрифт:
Кто-то подобрал брошенный огнемет и, выпустив из «трофея» слишком длинную струю пламени, тут же отбросил от себя, завопив от боли.
Ненашев сначала зажал уши, а потом скривился, сжав нос — не такой уж и противный запах сгоревшей взрывчатки.
Жаль! И как теперь внутрь поставить пулемет? Там стопроцентно нормальный, невозмутимый и хладнокровный человек за пять минут поседеет или милосердно сойдет с ума.
К черту! Пора вновь становится комбатом, а не идиотом, геройски сражавшимся, но потерявшим управление.
— Я на основной НП. Теперь здесь ваша позиция?
Нужно заставить работать не эмоции, а его голову, или грош тебе, Панов, цена.
Ротный внимательно посмотрел на него и, беззвучно шепча, начал что-то прикидывать.
— Справлюсь! Но…
— Не горюй. Пришлю подмогу.
Плохо-то как, на ногах всего человек двадцать. Саша сейчас, почему-то, не задумался о раненых.
— С пленными что делать?
Панов заиграл желваками, думая, как поступить. По-хорошему, шлепнуть и все дела. Деды их и после Сталинграда в тыл чаще всего не доводили. Часто попавший в плен немец вспоминал, как молился богу, оказавшись в штабе полка «господи, создатель, в этот день я выжил в плену».
Ладно, начнем, без озверения.
— Пусть вычистят дот, и гони их, без мундиров, в шею. Но противогазы не давай.
— Да вы что! — лейтенант отшатнулся от него. Конвенции там, и все остальное все же преподавали после финской войны.
— Сынок, это приказ! Откажутся — стреляй, это диверсанты! Войну ведь нам еще не объявили? Провокаторов и диверсантов уничтожать на месте. Верно? А мы даем им шанс.
Мы? Как иезуитство первой степени, но Саша угрызений совести не испытывал. Чернозема хотели, так нюхайте удобрения.
Ведь до чего, суки, дошли, землю с полей срезали и перед отступлением вывозили в Германию. Никогда еще не было, и пусть никогда не будет такой войны.
Так, ну и где обещанная мемуарами стрелковая часть?
Панов вновь сверил текущую действительность с циферблатом. Верно, еще рано! А разгоревшаяся стрельба на левом фланге заставила его быстрее взять ноги в руки.
Солнце пекло неимоверно.
Трясущаяся рука обер-лейтенанта взяла и вновь уронила сигарету.
Тогда Кон сам сунул заранее зажженную ароматную белую палочку в рот командира роты, глядя, как скачет огонек на губах.
Выглядел тот не очень. Рукав вывоженного в грязи мундира распорот чем-то острым, лицо черно от копоти, сапоги белы от пыли. Вот, как его встречает «Матушка-Россия».
Кон начал учить русский язык.
— Спасибо, гауптман! Но я туда парней не поведу. Сейчас — не поведу. Мы не выполним приказ, солдатам нужен отдых. И мне надо прийти в себя. Да, и посмотрите на этого ежа.
Действительно, еж!
Казалось, что теперь русские используют все пушки и пулеметы, поддерживая высокую плотность огня, и не давая приблизиться к своим позициям. Попытки вклинивания в свою оборону большевики отбили маневром, огнем и вовремя появившейся контрштурмовой группой, ударившей во фланг его людям.
Русские выучились у финнов и французов в Мажино.
— Все в порядке, нас отводят, — успокоил его Кон, понимая, что обер-лейтенант совершенно выдохся, — Полковник
— Русские. Откуда-то возникли с тыла. Они не стреляли, а просто перебили нас штыками и прикладами. Рубили лопатами, как заправские мясники! Эрих! — он ухватил гауптмана за лацканы мундира, снизив голос до шепота — Эрих! Это ужас, я видел, как они, не церемонясь, сожгли саперов из их же огнемета. Ты бы слышал, как те кричали! Такого никто не вынесет…
— Приди в себя, — Кон чуть ли не вбил фляжку в губы обер-лейтенанта. Страх, который этот офицер давил в себе весь бой, теперь волнами дрожи выплескивался наружу, делая черным лицо.
Ему нужен отдых.
Гауптман, не подавая вида, злился.
Их обманули. Эта мысль впервые возникла еще на разгромленной, как оказалось, полностью деревянной батарее.
И сектора огня другие. Русские постоянно маневрировали, уходя от огня артиллерии и минометов, прячась в бункерах и не страшась вновь выйти оттуда.
Но, ничего. После того, как наведут мост, с капитаном Ненашевым рассчитаются «Буйволы». Не рогатые звери, этот позывной принадлежал дивизиону штурмовых орудий.
— Пехота подошла! Пехота!
«Пехота?», Панов зло подумал, как же меняется реальность.
Батальону до форта «ЗЫ» в два раза ближе, чем до Новых Прилук, но опоздали они на целых двенадцать минут [617] .
Два бойца в пока еще чистой форме спрыгнули в окоп, испуганно озираясь вокруг. Затем аккуратный капитан, изумленно поднявший глаза, увидел человека в донельзя грязной и где-то рваной форме.
— Вы командир второго батальона восемьдесят четвертого полка? — Панову было не до церемоний, если утихло, значит, мохнатая песцовая пилотка, неизбежно накрывающая его опорный пункт, становилась еще больше. Противник неуклонно наращивал силы на восточном берегу.
617
[616] = "К 7:00 на подкрепление прибыл батальон 84-го стрелкового полка в составе трех стрелковых рот с тремя пушками, занял оборону в районе Новые Прилуки" Из доклада командования войск по охране тыла Брянского фронта о боевых действиях Брестского пограничного отряда в районе г. Бреста
— Отвечать! — комбат чуть не дал голосом петуха, но никто этого не заметил.
— Так точно! Вам пакет от генерала Азаренко.
Ненашев взял конверт, заранее зная приказ.
Стоять насмерть, удерживая позиции.
То, что командиров 42-й и 6-й дивизий не двинут отвоевывать границу, Панову было ясно не только с прошлого раза. Правила тактики гласили, что глупо, преступно глупо начинать разворачивать необстрелянные части под артиллерийским огнем врага, не имея еще и достаточно боезапаса. Логика требовала отойти, привести себя в порядок, пополнится патронами, снарядами и на новом рубеже встретить врага, прикрываясь частью сил.