Опытный кролик
Шрифт:
— Да вы лжете!
— Нет, я плевать хотел на ваши нелепые сложности. Воздайте Кесарю кесарево и Богу божье. Вас-то хотя бы учили правильно танцевать? Двигаться, а не царапать паркет саблей и шпорами на сапогах? Паспорт крови не исправит, плебейскую сущность не спрятать, будь человек хоть трижды немцем. Элита, вот что всегда управляет государством!
Панов оставался спокоен. Вот тебе, зараза, «классовый подход». Пусть сожмет кулаки в ярости.
Несмотря на декларируемое социальное равенство, всегда найдется группка людей, держащаяся особняком, подчеркивающая собственную элитарность не по заслугам,
Когда-то нацисты клеймили ту гнойную опухоль на теле Германии…
Ну, а потом, после тридцать третьего года в рейхе появился новый высший класс из нуворишей, где плевать хотели на типовой идеал нордический красоты. Он для внесения позитива в массы и ничего не имеет общего с реальной политикой.
Да и хрен бы с верхушкой! Дети урожденной «нации господ» на полном серьезе играли в колонистов на «черноземных пространствах». Шел прием заявок на фазенды вместе с рабами. Так что, все правильно, тысячелетний рейх желал выродиться знакомым путем римской империи.
Впрочем, Майе его слова должны понравиться. Все в духе их национального спорта, где побеждает самый родовитый участник. Так и есть, приятно сидеть не просто с капитаном, а с кем-то из потомков русских дворян.
Она демонстративно выпила с ним на брудершафт и поцеловала очень страстно. И если Панов и был циником, знавшим, что абвер очень надеется организовать в СССР пятую колонну из таких людей, то его Ненашев чуть захмелел.
Гауптмана теперь можно было ставить впереди эшелона, под парами и с дымящейся трубой. Эх, дружок, не было у тебя штампа в паспорте. Был бы, все решилось проще: две, разбитые в кровь, «ряхи», общий пузырь и голоса, орущие дуэтом «Красавицу!». Но тут, вот какое дело, девушка Ненашеву нравилась все больше.
— Хватит! Вы будете в Берлине в день «Святого Никогда». Я не позволю порочить рейх! — гауптман, выговаривая по буквам слова, угрожающе встал, но покачнулся и схватился за стул.
Максим, не выдержал. Закрыл рот кулаком и мерзко захрюкал.
— А я предупреждал. Разбил все чашки в буфете! Ничего, сейчас придешь в чувство. Да не волнуйтесь вы так, барон, все пойдет согласно женевской конвенции, и даже лучше. Мы же друг с другом союзники, — подмигнул ему капитан.
Максим искренне наслаждался моментом, минут пятнадцать топя немца в раковине туалета, позволяя изредка всплыть под перископ.
— Вы его убьете! — за спиной раздался знакомый голос.
— Тут мелко, — не оборачиваясь, ответил пану Новицкому капитан.
Да, цирк наблюдал не один пограничник.
Собутыльник остался отдыхать на воздухе, под присмотром милиционера. Ненашев ломано объяснил, что его камраду очень захотелось в Ригу. Не хватало, чтобы «советского разведчика» обворовали.
Милиционер улыбнулся. Зощенко он любил. А еще понравилось, как немец почем зря костерит своего товарища. В бандитских романах писали бы проще: гауптман тупо икал, блевал с перепою на заботливо положенное поленце и, пользуясь данной уважительной причиной, еще больше ненавидел Россию.
Ненашев вернулся в зал и барон немедленно что-то сказал ему по-французски.
— Же не манс паси жур! — иронично нашелся капитан. «Шерше ля фам» сидела рядом за столиком и поощряющее улыбалась. Он тоже
— Я только что сказал, что вы циник, — улыбнулся остзеец.
— Ошибаетесь. Я расчетлив. Надо драться за достойное место в этом мире. Да, извините за грубость, но ваш приятель явно лишний на этом вокзале. Итак, зачем пожаловали, господин барон?
— Хорошо. Я понимаю, но у меня есть вопрос, — абверовец достал из кармана небольшую колоду фотографий и дал ее Ненашеву. «Ну-ну», — подумал Максим, глядя на столбик цифр из знакомых накладных. Неплохо работают.
— Еще стаканчик? — предложил капитан.
— Не вижу препятствий.
— Майя, прости, у тебя нет никаких дел, минут на пять? Мне надо сказать нашему гостю пару слов с глазу на глаз — попросил капитан, и, дождавшись, когда немного обиженная девушка ушла, продолжил.
— Ничего не могу сказать. Керосин — это не пиво, которое я когда-то пил в Хофбройхаусе, — тут он не врал.
Панов, посещая Мюнхен, любил посещать заведение, где стираются все классовые различия [348] . Даже вождь мирового пролетариата ценил это место, забывая о революции. Потом туда заглядывал и Алозоич, еще не понимавший, насколько более очарователен вкус половичков. Все дело в тамошнем темном пиве.
Барон изумленно посмотрел на капитана, тот абсолютно не врал, описывая в деталях знакомую дорогу от вокзала до ратуши и поворот, который невозможно пропустить. Максим посмотрел на округлившиеся глаза немца.
348
[347] = "Besonders gern erinnern wir uns an das Hofbrauhaus, wo das gute Bier alle Klassenunterschiede verwischt" (Особенно охотно вспоминаем мы о Придворной пивоварне, где прекрасное пиво стирает все классовые различия). Н.К. Крупская
— Да, я там когда-то жил, и хотел бы вернуться. Так что можно обойтись без шантажа.
— Ребенком?
— Тем же, кем и вы, переводчиком. Я еще застал там время, когда не было разницы между гражданином и подданным рейха.
Каттерфельд вновь посмотрел в лицо собеседника. Тот опять не блефовал. Это означало… нет, такого не может быть. Придется наводить справки в Берлине, но ответа можно и не получить. Парень демонстративно фальшивил, старательно исполняя чужую роль, причем специально, чтобы явно заметили.
— Знаете, наверное, вам пора, — Максим сам засунул пачку фотографий обратно в нагрудный карман переводчика, едва заметно подмигнул барону, — И заберите с собой этого болвана. Не может держать язык за зубами. Если он и знает, что «произойдет» после первого июля, то я знаю, что случится через восемь дней.
Как всегда, бесплатный сыр достался второй мышке.
Когда немец ушел, Максим тоже начал закругляться. Постоял на платформе, наблюдая как милиция, под руководством «переводчика», грузит в машину бесчувственное тело немца. Ну, милые мальчики, спасибо за приятный вечер и… до встречи. Время позднее, а еще надо переодеться и пообщаться с девушкой, прежде чем отвезти ее домой.