Опыты психоанализа: бешенство подонка
Шрифт:
Смилга суров и сдержан, держит руку у козырька.
ДИКТОР:
Смилга Ивар. В период с 1918 по 1921 годы член Реввоенсовета последовательно Западного, Южного, Кавказского и Крымского фронтов. 10 января 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР в возрасте 44 лет за «участие в троцкистской контрреволюционной террористической организации» приговорён к расстрелу. Приговор будет приведён в исполнение в тот же день.
Гельсинфорс (Хельсинки). Парк возле железной дороги. Вечер
Ленин со Смилгой и Радеком
Мимо, маня огнями и обдавая ветром, в сторону России проходит поезд. Ленин в мигающем свете вагонных окон, перекрикивая стук колёс:
– А знаете, я ведь созрел! Я готов драться! Эйхья, мы едем в Петроград!
Поезд Стокгольм – Петроград. Вагон. Вечер
Именно в этом, проносящемся мимо поезде как раз возвращается в Петроград с досье на Ленина Терещенко. В купе он и Марго. Адъютант поручик Чистяков, расчищая места на столе для ужина, пытается взять в руки папку с досье.
– Ну, знаете, дорогой Чистяков, это не трогайте. Я сам, – говорит Терещенко.
Санкт-Петербург. Роскошная квартира Терещенко. Утро
Терещенко сидит в кресле у кофейного столика, с сигаретой в руке. На диване Рутенберг рассматривает документы.
В дверь заглядывает мать Терещенко. Рутенберг почтительно встаёт.
– Позвольте представить. Моя мать Елизавета Михайловна, – говорит Терещенко. – А это Пётр Моисеевич Рутенберг.
Мать Терещенко меряет Рутенберга взглядом, кивает и выходит.
– После прочтения этого нормальный человек, – говорит Рутенберг, – не должен был бы уже возвращаться.
– Почему?
– Боюсь, мы опоздали с этими бумагами на месяца два! Паралич! В Петрограде хозяйничает Совет депутатов. Шайка с Троцким во главе. Тысячи митингов. Уже шутка гуляет «При Романовых мы триста лет молчали и работали, теперь будем триста лет говорить и ничего не делать». Какое-то поветрие! Все выступают и говорят, говорят… Причём все без исключения несут полную херню! От Троцкого до последнего солдатского депутата. Нет на них Корнилова!
– Мы можем продемонстрировать бумаги на очередном заседании Совета министров!
– Какие министры? Власть правительства распространяется разве что на дворников у Мариинского Дворца. А Керенский… Не удивлюсь, если окажется, что он тоже… инфицирован… немцами. И что, на него тоже могут быть такие же бумаги?
– Следственное управление? Прокуратура?
– Дупель «пусто»!
– В прессу? Сразу в несколько газет?
– Газеты?!
– Но не листовки же на стенки. Уж очень специфический материал. «Транши», договор с Лениным… Это на немецком языке. Требуются разъяснения.
– Армия! Но кто? Краснов под арестом, генерал Духонин в Могилёве мнётся…
– Послушайте, Пётр Моисеевич, здесь в Петрограде генерал Лечицкий. Очень авторитетен в aрмии. Давайте поедем к нему.
– Нет, встречаться с ним должен славянин.
Санкт-Петербург. Смольный. Штаб. Комната Председателя Петроградского Совета Адольфа Иоффе. Утро
Карта Петрограда. Торчат флажки, закрашены некоторые участки. Иоффе в бухгалтерских нарукавниках
– Товарищ Крыленко! Завтра с утра в казармы бронедивизиона. Вместо одиннадцати броневиков, они выпустили из гаража шесть! А вам, Подвойский, на Путиловский завод. Колеблются! – Иоффе поворачивается к Дзержинскому: – Феликс! Уважаемый! Не сочти за… Но идти агитировать солдат в таком виде…
Действительно на Феликсе Дзержинском полосатые брючки, бордовая жилетка, приталенный сюртук, галстук бабочка. Расфуфыренный шляхтич.
– Всё сам пошил! – заявляет гордо Дзержинский.
ДИКТОР:
Дзержинский Феликс, 40 лет – боевик, агитатор. В общей сложности провел 11 лет на каторге и в ссылке. В дальнейшем руководитель главной карательной организации страны ВЧК – КГБ. Умрёт в 1926 году. Официальная версия – инфаркт.
– Шикарно! – восхищается Иоффе. – Поздравляю! Но… Посмотри на Крыленко. Дорогой Бонч! – обращается к Бонч-Бруевичу: – Обеспечь Эдмундыча шинелкой и всем что положено. Завтра у Вас, товарищ Дзержинский, выступление на митинге в Кексгольмском полку. Там много польских солдат…
Иоффе передаёт разнарядку по броневикам Крыленко. Тот читает.
ДИКТОР:
Крыленко Николай Васильевич, 32 года – агитатор. Прапорщик. Будет назначен Лениным Верховным Главнокомандующим российской армии. В дальнейшем министр юстиции. В 1938 году арестован и расстрелян.
– Всё всем понятно?! Пожалуйста… За работу, товарищи! – командует Иоффе.
Переговариваясь, агитаторы выходят в основной зал штаба Петросовета, набитый народом, табачным дымом, криками и суетой. В комнате задерживаются Подвойский и Чудновский.
– И как вы со всем этим управляетесь, товарищ Иоффе? – удивляется Чудновский.
– Так… Мальцы! Займитесь делом! Будет время и настроение, поделюсь секретами. Давай, давай выходи из царских покоев!
Действительно, комната у Иоффе, хоть и небольшая, но всё оборудовано для жизни. Буфет, самовар, бутерброды, пирожные, баранки, крепкий банковский сейф.
К Иоффе в комнату заглядывает Сталин.
– О, заходите, Дорогой Иосиф!
– Тут вот был у Владимира Ильича. Новые директивы.
– Конечно, конечно. Давайте! Садитесь. Чаю, кофе? Чачу?
– Откуда чача?
– Грузинские товарищи…
Иоффе наливает стопку, кладёт рядом бутерброд. И ещё конверт с купюрами. – Здесь за поездку в Гельсинфорс и жалованье за сентябрь…
Сталин с удовольствием берёт конверт. Выпивает и закусывает. Иоффе пробегает глазами текст. Кричит в большой зал штаба:
– Аксентьев! – вбегает Аксентьев. – Вот, милый, текст Ленина. Сразу же на первую страницу «Правды» и по всем другим нашим газетам. А вот этот кусочек в листовку. И передайте Каменеву, пусть не суёт нос. Не его дело.