Опыты
Шрифт:
Поэтому я и говорю, что если простота приближает нас к избавлению от боли, то она тем самым приближает нас к блаженному состоянию, учитывая то, как мы по природе своей устроены.
Однако отсутствие боли не следует представлять себе столь тупым, чтобы оно равносильно было полной бесчувственности. Крантор [200] справедливо оспаривал эпикуровскую бесчувственность, доказывая, что ее нельзя расширять настолько, чтобы в ней отсутствовал даже всякий намек на страдание. Я совсем не преклоняюсь перед такой бесчувственностью, которая и нежелательна и невозможна. Я рад, если я не болен, но если я болен, то хочу это знать; и если мне делают прижигание или разрез, я хочу ощущать их. В самом деле, уничтожая ощущение боли, одновременно уничтожают и ощущение наслаждения, и в конечном счете человек перестает быть человеком. Istud nihil dolere, non sine magna mercede contingit immanitatis in animo, stuporis in corpore [201] .
200.
Крантор (335–275 гг. до н. э.) — греческий философ, родом изКиликии, один из представителей Древней Академии. — Приводимое в тексте см.Цицерон. Тускуланские беседы, III, 6.
201.
Этобесчувствие
Страдание тоже должно занимать свое место в жизни человека. Человек не всегда должен избегать боли и не всегда должен стремиться к наслаждению.
Большая честь для неведения — то, что само знание бросает нас в его объятия в тех случаях, когда знание оказывается бессильным помочь нам облегчить наши страдания. В таких случаях знание вынуждено идти на эту уступку; оно принуждено предоставлять нам свободу и возможность укрыться в лоне неведения, спасаясь от ударов судьбы и ее напастей. Действительно, что иное означает проповедуемый знанием совет отвращаться мыслью от переживаемых злоключений и воспоминаний об утраченных благах и, в утешение от зол сегодняшнего дня, думать о прошедших радостях, призывать на помощь исчезнувшее душевное довольство в противовес тому, что нас сейчас удручает: Levationes aegritudinum in avocatione a cogitanda molestia et revocatione ad contemplandas voluptates ponit [202] ? Разве это не значит, что там, где знание оказывается бессильным, оно пускается на хитрость и проявляет гибкость там, где ему недостает силы? В самом деле, что за утешение не только для философа, но и просто для разумного человека, если в тот момент, когда он страдает от мучительного приступа лихорадки, предложить ему предаться воспоминаниям о превосходном греческом вине? Это означало бы скорее обострить его мучение:
202.
Для облегчения наших страданий, — говорит(Эпикур), — следует избегать тягостных мыслей и думать о приятном(лат.). — Цицерон. Тускуланские беседы, III, 15.
Такого же порядка и другой даваемый философами совет [204] — помнить только о радостных событиях прошлого и изглаживать воспоминание о пережитых злоключениях, как если бы искусство забвения было в нашей власти. А вот еще малоутешительный совет:
Suavis est laborum praeteritorum memoria. [205]203.
Воспоминание о былом счастье усугубляет горе (ит.). — Стих из«Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо.
204.
… даваемый философами совет… — Монтень имеет в виду Цицерона(Тускуланские беседы, III, 15).
205.
Сладостна память о минувших трудностях (лат.). — Стих Еврипида в цитате уЦицерона (О высшем благе и высшем зле, II, 32).
Я не понимаю, как философия, которая обязана вооружить меня для борьбы с судьбой, внушить мне мужество и научить попирать ногами все человеческие бедствия, может дойти до такой слабости, чтобы с помощью этих нелепых и трусливых изворотов заставить меня сдаться? Ведь память рисует нам не то, что мы выбираем, а что ей угодно. Действительно, нет ничего, что так сильно врезывалось бы в память, как именно то, что мы желали бы забыть; вернейший способ сохранить и запечатлеть что-нибудь в нашей душе — это стараться изгладить его из памяти. Неверно утверждение: Est situm in nobis, ut et adversa quasi perpetua oblivione obruamus, et secunda iucunde et suaviter meminerimus [206] , но зато верно другое: Memini etiam quae nolo, oblivisci non possum, quae volo [207] . Кому принадлежит этот совет? Тому, qui se unus sapientem profiteri sit ausus [208] .
206.
В нашей власти почти полностью вытравить из памяти нашизлоключения и с радостью вспоминать только о счастливых часах (лат.). — Цицерон.О высшем благе и высшем зле, I, 17.
207.
Я вспоминаю о вещах, которые хотел бы забыть: я не в состояниизабыть того, о чем желал бы не помнить (лат.). —Цицерон. О высшем благе и высшем зле, II, 32.
208.
Единственномучеловеку, который осмелился назвать себя мудрецом (лат.). —Имеется в виду Эпикур: см. Цицерон. О высшем благе и высшем зле, II, 3.
Но разве вычеркнуть и изгладить из памяти не есть вернейший путь к неведению? Iners malorum remedium ignorantia est [210] . Мы встречаем немало подобных наставлений которые предлагают нам в тех случаях, когда разум бессилен, довольствоваться пустенькими и плоскими утешениями, лишь бы они давали нам душевное спокойствие. Там, где философы не в силах залечить рану, они стараются усыпить боль и прибегают к другим паллиативам. Мне думается, они не будут отрицать того, что если бы им удалось наладить людям спокойную и счастливую жизнь, хотя бы и основанную на поверхностной оценке вещей, они не отказались бы от этого:
209.
Он, превзошедший своим дарованием людей и всехзатмивший, подобно восходящему солнцу, заставляющему померкнуть звезды(лат.). — Лукреций, III, 1044.
210.
Незнание — негодное средство избавиться от беды (лат.). — Сенека.Эдип, 515.
Многие
211.
Начну пить и рассыпать цветы, хотя бы под страхом прослытьбезрассудным (лат.). — Гораций. Послания, I, 5, 14.
Подобное же произошло с Трасилаем, сыном Пифодора, возомнившим, будто все корабли, приходящие в Пирей и бросающие якорь в его гавани, состоят у него на службе: он радостно встречал их, поздравляя с благополучным прибытием. Когда же его брат Критон исцелил его от этой фантазии, Трасилай непрерывно сокрушался об утрате того блаженного состояния, в котором он пребывал, не зная никаких горестей [213] . Это самое утверждается в одном древнегреческом стихе, где говорится, что не в мудрости заключается сладость жизни [214] : .
212.
О, друзья, не спасли вы меня, а убили, — вскричал тот, чье наслаждениеразрушили, насильно лишив его самого приятного для его души обмана(лат.). — Гораций. Послания, II, 2, 138 —140.
213.
Когда же его брат… исцелил его… — Эти примеры почерпнутыМонтенем у Эразма Роттердамского, см. Adagia. Foriunaia Stultitia.
214.
… не в мудрости заключается сладость жизни… — Перевод данМонтенем перед греческой цицатой (см. Софокл. Аякс, 554).
Да и в «Екклезиасте» сказано: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания — умножает скорбь» [215] .
И, наконец, к тому же самому сводится последнее наставление, разделяемое почти всеми философами и гласящее, что, если из-за изобилия бедствий жизнь делается невыносимой, надо положить ей конец: Placet? pare. Non placet? quacumque vis, exi [216] ; Pungit dolor? Vel fodiat sane? Si nudus es, da iugulum; sin tectus armis Vulcaniis, id est fortitudine, resiste [217] , а также девиз, который применяли в этом случае сотрапезники в древней Греции, — Aut bibat, aut abeat; [218] (изречение, которое у гасконца, произносящего обычно «v» вместо «b», звучит еще лучше, чем у Цицерона):
215.
… кто умножает познания, умножает скорбь. — Екклезиаст, 1, 18.
216.
Мила тебе она? В таком случае терпи! Ненравится? Тогда любым способом уходи (лат.). — Парафраза одного места изСенеки: Письма, 70, 15.
217.
Тебя мучит боль? Она терзает тебя? Согни выю, если тыбеззащитен, если же ты прикрыт щитом Вулкана, т. е. мужеством,сопротивляйся! (лат.) — Цицерон.Тускуланские беседы, II, 14.
218.
Пусть либопьет, либо уходит (лат.). — Цицерон. Тускуланские беседы, V, 4;Монтень хочет сказать, что у гасконца получается «Vivat» — «пусть живет».
разве и то и другое не означает признания своего бессилия и попытку искать спасения даже не в неведении, а в самой глупости, в бесчувствии и в небытии?
Democritum postquam matura vetustas Admonuit memorem motus languescere mentis, Sponte sua letho caput obvius obtulit ipse. [220]219.
Если ты не умеешь как следует пользоваться жизнью, уступи место тем,кто умеет. Ты уже вдоволь поиграл, вдоволь поел и выпил, настало время тебеуходить, чтобы молодежь, которой это больше пристало, не подняла тебя насмех и не прогнала тебя, если ты хватил лишнего (лат.). — Гораций. Послания, II, 2, 213–216.
220.
Когда зрелая старость уже предупредила Демокрита о том, что разум егоослабел, он сам, памятуя о неизбежном, добровольно пошел навстречу смерти (лат.). — Лукреций, III, 1039.
В этом же смысле высказывался и Антисфен [221] , заявлявший, что надо запастись либо умом, чтобы понимать, либо веревкой, чтобы повеситься. В этом же духе истолковывал Хрисипп следующие слова поэта Тиртея [222] : Приблизиться либо к добродетели, либо к смерти.
Кратет [223] , со своей стороны, утверждал, что если не время, то голод исцеляет от любви, а кому оба эти средства не по вкусу, пусть запасается веревкой.
221.
Антисфен — см. прим. 5, т. I, гл. XL. — Монтень приводит этовысказывание по Плутарху (Противоречия философов-стоиков, 14).
222.
Тиртей (VII — VI вв. до н. з.) — спартанский поэт, известныйсвоими патриотическими элегиями, пользовавшимися большой популярностью и запределами Спарты.
223.
Кратет. — Приводимое в тексте см. Диоген Лаэрций, VI, 86.