Оракул петербургский. Книга 1
Шрифт:
– Однако, Александр Георгиевич, складывается впечатление, что мы пытаемся делить "шкуру неубитого медведя", обсуждаем то, на что вы еще не дали согласие. – вмешалась в разговор Елена Владимировна. – Нам не ясно: принимаете вы предложение подышать свежим воздухом, отдохнуть, расслабиться или нет?
Сергеев подумал: "Хорош отдых – работа на четыре ставки"! Но он и тут ограничился многозначительным молчанием и только перевел испытующий взгляд на Записухину.
Его развлекала попытка администраторов демонстрировать силу и волю, мнимую заботливость о его кармане и явное паскудство. Только так и нужно было
Валентин Атаевич, понимая мотивы молчания, решил пройтись более широким кругом:
– Ваше молчание и выжидательную позицию я лично могу истолковать только, как желание прежде оговорить ряд более злободневных вопросов, чем банальная командировка. Понятно, что препятствий для командировки, практически нет, – по закону ввиду производственной необходимости можно послать любого, хоть на крайний Север сроком на один месяц.
Сергеев имел кое-какие сведения о трудовом законодательстве, но не стал лезть в драку: никто не может заставить его выполнять функции "шабашника", даже если это выгодно больнице. Он расплылся в улыбке, направив ее прямо в лицо сперва главному, а затем и начмеду. Без сомнения, они заслужили того, чтобы им продемонстрировать известный жест, ясно напоминавший, что у коня имеется специальный орган огромной величины, которым можно ухандакать любого зарвавшегося руководителя.
Такой жест был настолько очевиден и распространен в российской ролевой культуре, что Эрбек и Записухина слегка потупили взгляд. Уже по ехидной улыбке Сергеева администраторы поняли, что интеллигенты тоже могут посылать и посылать очень далеко: разумнее было скоренько, без отвлечения на детские глупости, менять тон беседы. Кондовое российское барство здесь не при чем. Они быстро сообразили, что придется не требовать, а очень хорошо просить, Сергеев же при этом, по законам жанра, будет кочевряжиться.
– Скорее всего, вас волнует итог произошедшего инцидента с Наговской и тем, как расцениваются результаты вскрытия умершего недавно мальчика? – продолжил свои дальние заходы главный врач.
– Итог этой истории таков: администрация считает, что формальных данных за то, чтобы обвинить Наговскую в допущении диагностической ошибки и неверных клинических действиях, нет. К вам, как к заведующему отделением, у нас так же претензии отсутствуют. К сожалению, здесь имел место некурабельный, тяжелый случай заболевания, – все усилия персонала больницы не увенчались успехом. Никаких других трактовок администрация не собирается выдвигать, прежде всего, по простой причине, – это не повышает авторитет больницы.
Закончив эту длинную речь, Эрбек впился глазами в лицо Сергеева, пытаясь теперь уже по его взгляду прочитать тайные мысли. Напрягла внимание и Записухина и по привычке выгрузила свои огромные рабоче-крестьянские руки перед собой на стол, крепко сцепив пальцы. Сергеев оценил этот знак, как свидетельство огромной воли и трудолюбия. Но он поймал себя на мысли, что перед ним сидят основательно напуганные подлецы, а не врачи, не организаторы лечебного процесса. Теперь оставалось решить – стоит ли затевать поиски правды
Но здесь опять, как тысячный раз в его жизни, совершился мыслительный кульбит, – переменилось настроение от серьезного к шутейному, восприятие перешло от важного к малозначительному. Сергеев вдруг вспомнил студенческие годы, сдачу экзаменов по нормальной анатомии на втором курсе, когда случаются самые невероятные истории.
Профессору отвечала Маша Иванова – крупная и миловидная девушка, с вольно дышащими, объемными формами, – она преуспевала в легкой атлетике, занималась толканием ядра и метанием диска. Старик-профессор задал простенький вопрос, известный даже в качестве студенческой байки каждому экзаменуемому.
Но у Маши, явно, от волнения случился ступор. Видимо, метр не собирался осуществлять тотальную экзекуцию (о мышцах и костях она отвечала блестяще, путалась только в мозговых структурах). Скорее от скуки профессор решил пошалить и проверить Машу на сообразительность. Для того он и выбрал разговор о загадочных явлениях: "Коллега, сообщите нам, какой орган при возбуждении увеличивается в два и более раза"?
Маша потупила взгляд, смутилась, и надолго замолчала: яркие красные пятна гуляли по ее лицу, как неуправляемые проститутки по Невскому проспекту.
Рафинированный интеллигент повторил вопрос. Маша напыжилась, хихикнула и отвела взгляд. Понимая, что беседа в такой форме может длиться бесконечно, профессор пришел на помощь ослабевшей спортсменке: "Коллега, запомните, что при хроническом раздражении печень способна увеличиваться до невероятных размеров; а вот тот самый "хихис", об опыте общения с которым вы не решаетесь нам поведать, увеличивается только в полтора раза. Конечно, встречаются и отклонения от нормы, – но это уж, кому как повезет"!
Наблюдая сейчас руки величественной Елены Владимировны, Сергеев мысленно представлял, как удобно в них могла бы разместиться гордость свергнутого пролетариата – "Серп и Молот". Но доверить свой "хихис" таким рукам интеллигентный человек, к тому же врач, доктор медицинских наук, безусловно, не решился бы.
Остается загадкой: какие ощущения переживают муж и любовники, попадающие в страстные объятия этой секс-бомбы?
Сергеев знал, что мощная крокодилиха-мать весьма аккуратно переносит в пасти с берега до воды вылупившихся из яиц собственных детенышей. Порой, ей приходится помогать выбраться на волю несмышленышам и она осторожно надкусывает нежную яичную скорлупу, не повредив при этом младенца.
Трудно поверить, что темперамент женщины столь управляем в минуты экстаза. Во всяком случае, сейчас, во время разговора с важными администраторами, Сергеев ощущал приближение чего-то близкого к состоянию, когда известный атрибут мужской гордости безжалостно зажимается закрывающейся дверью. Он невольно обернулся и бросил взгляд опасения на входную дверь кабинета главного врача.
Сергеев решил выжать исповедь Эрбека и Записухиной по полной программе. В течение прошедших двадцати минут он еще не проронил ни одного слова, а только отслеживал глазами поведение администраторов-вивисекторов.